Жаль, что Когтева уезжала из Москвы, эти показания можно было бы получить значительно раньше.
В юстиции тоже есть своя эстетика. Свидетельства Когтевой, дополненные ее дочерью, были красивы и изящны. Не по форме своей, не по красноречию, не по логике даже — по информативной насыщенности и юридической содержательности в драгоценном сочетании с простодушной неосознанностью сказанного. Ни один оппонент не смог бы упрекнуть свидетельницу в предвзятости и лукавстве, потому что истинный смысл сказанного был скрыт от нее самой неизвестными ей обстоятельствами.
Дело № 23385.
В кабинете Петрушина сидел Валерий Павлович Бартошевич — инспектор ОБХСС. На этот раз он был без белой кепки.
— Все втихомолку, втихомолку, — посетовал Петрушин,
— Работа такая... тихая, — оправдывался Бартошевич.
— Тихая-то тихая, но мне бы тоже хотелось кое-что знать, одно дело делаем. С угрозыском у меня, между прочим, контакт получше. Ну ладно. Так что же там вырисовывается?
— Вырисовывается вот что. Усков скупает у населения луковицы тюльпанов. Скупает оптом, в массовых количествах, без разбора по сортам. Платит 10 копеек за луковицу — в общем по-божески. А сдает в магазин «Природа» общества охраны природы по 20 копеек. Магазин, в свою очередь, отправляет потребителям те же луковицы уже по 25 копеек. По прейскуранту № 70-09 это максимальная цена за высокодекоративные, трудноразмножаемые сорта тюльпанов. Фактическая цена поставляемой сортосмеси — 9—12 копеек. Таким образом, потребителя нагревают почти в два раза. 10 копеек с луковицы имеет Усков и компания, 5 копеек—«общество» и магазин в виде торговой прибыли. Цифры удобные, считать будет легко: пятью пять — двадцать пять и так далее.
— А почему же потребители соглашаются на такую цену?
— Так, поди их разбери, луковицы-то. Для этого специалисты нужны. А когда взойдет да расцветет буйным цветом, вроде и поздно скандалить, поезд ушел. Кроме того, полезно посмотреть, не пахнет ли тут взяткой: некоторые потребители уж слишком покладисты.
— Что ж, картина достаточно четкая, — сказал Петрушин.— А доказать сможем? Я имею в виду фактическую закупочную цену.
— Практически всю клиентуру Ускова я знаю, объездил лично. Адреса есть. Скрывать фактическую продажную стоимость им нет никакого резона.
— И сколько же времени эта коммерция продолжается?
— Около трех лет.
— Это же сотни, тысячи! И все так просто!
— Увы, к сожалению...
Дело № 23561.
«На ваш К-2 Дом товарищества ВТО «Руза» сообщает: в указанный вами период времени из жителей г. Запорожья в Доме творчества отдыхал с 15 по 26 января 1973 г. только Черемных С. А., 3-я Центральная улица, д. 5, кв. 81, путевка № 224339.
С 17 по 28 января 1973 г. у нас отдыхали также Ланская-Грюнфельд А. И. и Ведникова Е. И., путевки № 224421 и № 224422».
...Учитывая, что в помещении Московской центральной международной станции могут находиться имеющие значение для дела перфолента междугородных телефонных разговоров с телефона Ведниковой Е. И., а также оплаченные и неоплаченные счета-квитанции, руководствуясь ст.ст. 167, 169—171 УПК РСФСР... произвести выемку указанных документов, поручив ее инспектору УР ГУВД Мосгорисполкома Красину Л. С. Следователь Петрушин».
«Представляю копии машинограмм телефонных разговоров, которые велись с домашнего телефона Ведниковой Е. И. в период с января по июль 1977 г.
9.03. Запорожье, телефон 421-182, продолжительность разговора 1 мин., стоимостью 0-24 коп.
13.04. Запорожье, телефон 421-182, продолжительность разговора 9 мин., стоимость 2 руб. 30 коп.
26.05. Запорожье, телефон 421-182, продолжительность разговора 4 мин., стоимость 1 руб. 05 коп.
Все разговоры оплачены.
1.07. Запорожье, телефон 421-182, продолжительность разговора 7 мин., стоимость 1 руб. 80 коп. Разговор не оплачен. Инспектор Красин».
Итак, Черемных С. А., город Запорожье, улица 3-я Центральная, дом 5, квартира 81, телефон 421-182. Этот человек сделал Ведникову счастливой, и он же, возможно... Нет, вывод делать рано. Надо проверять, проверять, проверять. Сейчас, когда известно, что проверять, работать будет легче: есть определенность. Правда, встает вопрос: как проверять? Поехать допросить? А вдруг это он? Засуетится, уничтожит улики. Нагрянуть с обыском? А если не он? Любовь к женщине еще не основание для подозрений и тем более для обыска.
В таких случаях не обойтись без проблем. Можно, продвигаясь к цели, все переломать, как слон в посудной лавке. Приходится рисковать, маневрировать, выбирать варианты, подчас не самые надежные, а порой и чреватые провалом. Щепетильность, приведшая к неудаче, увы, не оправдание. Зато бесцеремонность, увы, легче приводит к успеху, и победителя, увы, не судят. Это следователи понимают, но все равно работают по-разному: разная чувствительность у людей... Одному нехорошо, когда кому-то больно, другому — ничего, терпимо.
— Ты Сапоговым не занимался еще? — поинтересовался у Петрушина капитан Красин.
— Допрашивал, а что?
— Судим он, этот Сапогов. 206-я, часть третья, — особо злостное хулиганство с попыткой применения оружия. Дали, правда, немного, два года. Видно, без последствий дело было.
— А мне он сказал, что не судим.
— Они скажут...
— Что за оружие, не знаешь?
— С этим разбирайся сам. Вот справка о судимости, приговор в нарсуде. Я что пришел. Ты бы отправил дактилопленки в картотеку.
— Отправлю, вот разгребу маленько и отправлю.
— Не тяни, отправляй.
—«Отправляй!» А что я буду делать, если вдруг срочно понадобится? Ведь если отправлять, то все сразу. А потом ищи-свищи? Ладно, отправлю. А ты давай пошустрей с Запорожцем.
— Даст бог, управлюсь и с ним. Давай с Сапоговым сперва разберемся, он ближе.
— Все вместе надо, — вздохнул Петрушин, хорошо понимая, что все вместе нельзя, не получится, рук не хватит. — Фотокарточки раздал?
— Этим занимаемся.
— Смотри, как минимум Москву и область надо охватить.
— Да? Это как же ты себе представляешь?
— Я это никак себе не представляю, это ты представляй. У меня своих представлений хватает, — нервно парировал Петрушин.
— Хор-рош...
— Слушай, а может быть, уж заодно и Запорожье взять?
— Ничего себе «заодно»! — возмутился капитан.
— Пожалуй, я это тебе письменным поручением оформлю, чтоб без дураков, — пообещал Петрушин.
— Слушай, Петрушин, мы с тобой пока неплохо работаем. Может без бумажек обойдемся? Я ведь на твою бумажку сотню своих написать могу. Знаешь, как придавлю? Дело твое будет очень солидное, многотомное, только, извиняюсь, нераскрытое.
— Как и твое тоже, — огрызнулся Петрушин.
— Как и мое. Поэтому давай без этой, без канцелярии, — я ее не перевариваю, — последнее слово Красин любил оставлять за собой.
Бывшая жена Сапогова — Тамара Степановна, слесарь-ремонтник завода автотракторной аппаратуры, очень охотно и обстоятельно рассказала Петрушину о своей прежней жизни и попросила еще раз привлечь Сапогова к уголовной ответственности, поскольку выводов из прошлой отсидки он никаких не сделал. Петрушин писал сразу набело, так как рассказ был последовательным и хорошо ложился на бумагу. Чувствовалось, что свою семейную биографию Тамаре Степановне приходилось излагать не раз в следственных кабинетах: она ее подавала, как доказательство теоремы.
«С 1952 года живем в Москве. В первое время Сапогов не скандалил, а потом стал увлекаться спиртными напитками и скандалить, угрожать убийством. Осенью 1972 года, месяц точно не помню, пришел домой пьяным, выражался нецензурной бранью, схватил двуствольное ружье и замахнулся на меня прикладом, то есть хотел беспричинно ударить. Но попал в дверь и насквозь пробил фанеру, до сих пор видно. То место повреждения мы не стали ремонтировать, чтобы он не забывал, за что сидел. Ружье он держал всегда над кроватью на стене, со своей стороны, а патроны к ружью держал под подушкой. А еще он замахивался ударить меня ножницами в живот, но ножницы отобрали. Был при этом Сапогов пьяный и ругался нецензурной бранью в мой адрес. За это его сначала посадили па 15 суток, а потом прокурор отменил, и ему дали два года усиленного режима. После тюрьмы он ушел жить к Ведниковой, а к нам все равно приходит, как напьется. Требует размена жилплощади. Последний раз приходил где-то неделю назад. Устроил пьяный скандал, оскорблял меня нецензурной бранью, но на этот раз не ударил.
