— Я, конечно же, прекрасно понимаю, что вы в дороге, вероятнее всего, устали и, наверное, не прочь бы сейчас и отдохнуть… Но на правах гостеприимного хозяина позвольте несколько отсрочить этот неизбежный момент и пригласить вас вместе поужинать внизу в ресторане… А заодно и о деле поговорим. О моем же времени, прошу, не беспокойтесь. Долг вежливости говорит, что интересы партнеров для нас — прежде всего, — и он с замиранием сердца вопросительно глянул в ее коварные зеленоватые глаза…

Через какое-то время, оставив с разрешения гостьи свой дипломат у нее в номере (маленькая военная хитрость, повод подняться сюда еще раз), Федор Александрович, весь внутренне ликуя и боясь поверить в свою удачу, спустился в увеселительное заведение.

Здесь было все близким и знакомым, а в воздухе уже витал волнительный интимный полумрак, дышавший былыми воспоминаниями и ожиданием грядущего праздника. Кружков со знанием дела в уютном уголке заказал столик на двоих и принялся сосредоточенно поедать глазами содержимое меню. Нужно ли говорить о том, что сегодня этот отпечатанный на машинке скромный листок белой бумаги изучался так тщательно, как никогда раньше.

Через короткое время заказ был сделан. Рыжеволосая официантка, замечательно улыбаясь, тут же принялась колдовать над столом, а Федор Александрович, как опытный полководец, стал проигрывать в голове этапы сражения за покорение нового женского сердца, стараясь предугадать возможные преграды и осложнения.

Зал потихоньку наполнялся гостями, а первые музыкальные аккорды смело прогнали тишину пока еще полупустого заведения.

Следует отметить, что хотя Кружков и контролировал певучую входную дверь ресторана, но обидно упустил долгожданный момент появления гостьи, и лишь знакомый чудесный голос заставил вздрогнуть его и вскочить с места.

Восхитительная Филомена словно выросла из-под земли в сногсшибательном ярко-красном платье чуть пониже колен, точно повторяющем редкие по совершенству пропорции ее фигуры, с длинными, отделанными черным разрезами по бокам. Со вкусом приподнятые плечики, укороченный рукав и оправданно смелый декольтированный вырез на груди — все было как нельзя кстати и говорило об отменном вкусе хозяйки наряда, дополнявшегося редкими украшениями. С левой стороны на соблазнительно высокой груди бросалась в глаза удивительная брошь в виде черного мохнатого паука с горящими рубиновыми глазами и золотой буквой дубль-ве на спине. В ушах красавицы покачивались не менее удивительные черные серьги в виде сказочных головок циклопов с такими же, как и у паука, горящими глазами во лбу. А левую руку ее, чуть повыше запястья, обвивал тонкий браслет — черная змейка с золотым затейливым узором на спине. Картина украшений довершалась надетым на средний палец левой руки и переливавшимся ярким кровавым светом овальным перстнем-часами из громадного камня с двенадцатью гранями по краям, в центре которого чернели две маленькие миниатюрные стрелки. Черные ажурные чулки и такого же цвета изящные замшевые туфельки окончательно довершали изысканные наряды пришедшей.

От нового восторга и изумления большое горячее сердце Федора Александровича невольно вздрогнуло, куда-то прыгнуло и тут же замерло, боясь спугнуть явившееся видение. А озадаченный мозг отказывался верить в подаваемую глазами картинку. Такое великолепие готово сразить кого угодно. Он почувствовал, что его послушный командный голос вдруг перестал повиноваться, а в ногах появились внезапная слабость и дрожь.

По силе воздействия это изображение было подобно коварному наркотику, расставание с которым означало, по крайней мере, сильнейшую болезнь или верную гибель. В мыслях и чувствах Кружкова вновь засверкали молнии и заплясала февральская метель. Тут же захотелось схватить это обворожительное существо и задушить в своих страстных объятиях. Как написал бы в такой волнительный момент один из восточных поэтов, живших в эпоху Омара Хайяма:

Но Федор Александрович, к сожалению, не читал ни рубаи знаменитого философа и поэта, ни какие другие зарифмованные переживания великих соплеменников, кроме предложенных ему когда-то школьной программой и давно уже выветрившихся из памяти. Он вообще никогда не читал прекрасной половине стихов о любви, и в его восхищенном мозгу, как взрыв положительных эмоций, как чувственный апофеоз, в который уж раз за вечер ярко высветилась знакомая авторская фраза: «Обалде-енная очаровашка!»

Нужно сказать, что появление такой ослепительной красавицы не осталось не замеченным и другими представителями сильной половины. Рука сидевшего через столик от Кружкова представительного мужчины в дымчатых очках, как парализованная, так и застряла в воздухе, не донеся до рта очередной кусок вкусного свиного эскалопа. Затем, словно передумав и потеряв начисто всякий аппетит, рука упала вниз, а хозяин ее растерянно и обалдело выдавил:

— Вот это баба! Ну и хороша-а же, черт меня побери! Это ж надо!..

В то же мгновение выбивавший уверенный и четкий ритм на барабане любимец публики шустроглазый Эдик от неожиданности даже пропустил очередной такт и сбился с привычного ритма, чем привлек удивленные взгляды остальных музыкантов…

Через самое короткое время, испытывая во всем теле сладкое возбуждение, доходящее аж до внутренней дрожи, Кружков с хозяйской сноровкой уже разливал по бокалам шипящее шампанское. Когда же шампанское закончилось, Федор Александрович к своему удивлению и тайной радости обнаружил, что гостья из всех других предпочитает суровый, мужской сорокаградусный крепкий напиток.

На шатких воображаемых весах он тут же бросил приличную гирьку на свою сторону — основательная деревенская закваска позволяла ему с молодости не беспокоиться в этом вопросе. Свою норму он знал четко. Из ближайшего директорского окружения конкурентов у него не наблюдалось. Ну уж а о женской половине нечего тут и говорить!.. Правда, здесь могла таиться и иная опасность: некоторые дамы, явно не рассчитав своих сил, бывало, теряли всякую привлекательность, становясь в один прекрасный момент абсолютно не товарной «добычей». Ну а кому нужны в усмерть пьяные женщины? Зрелище, согласитесь, ну очень разочаровывающее и очень малоприятное.

Но он тут же отбросил всякие нехорошие мысли в сторону: «Ну нет, здесь-то уж сразу видно — не та порода, не то воспитание!»

Надо прямо заявить, что в отличие от него гостья держалась настолько легко и непринужденно, будто были они, по крайней мере, уже лет сто как знакомы. А вот Кружков, ну черт бы его побрал, так и не мог до конца избавиться от предательского волнения. Такого с ним еще не бывало. Да и нужно ли удивляться: ведь с такой шикарной женщиной он находился рядом впервые в жизни. Она была совсем близко. Всего лишь на расстоянии вытянутой руки. Ее доверчивый взгляд, как бальзам, бередил и ласкал его очарованное сердце, а нежный смех мягким колокольчиком рассыпался прямо среди мыслей в голове. Федору Александровичу почудилось, что опять где-то поблизости любовно заворковали голуби. Но тут полоснули по сердцу скрипки, за ними проникновенно заплакал саксофон, и Кружков, мгновенно вознамерившись сократить расстояние, пригласил свою соблазнительную спутницу на медленный танец…

Стоит ли рассказывать о том, что может почувствовать распаленный буйной страстью мужчина к обожаемому им милому существу. Когда сохранять невозмутимость и приличную дистанцию — просто какая-то изуверская средневековая пытка. Когда все чувства и желания вдруг обострились до предела, а одурманенное сердце, вконец очумев и обезумев, так и просится разорвать пылающую грудь, чтобы вырваться из страшной неволи прочь и навсегда покинуть ставшее столь тесным пристанище. Когда, изнемогая от этой жуткой болезни, вы с сумасшедшей надеждой вопросительно всматриваетесь в чудные очи своей возлюбленной, пытаясь отыскать в них немой и единственно нужный для вас ответ…