На перекрестках улиц, вплотную примыкавших к заводской территории, как из-под земли, вдруг выросла пара рослых постовых милиционеров с полосатыми жезлами и громкими заливистыми свистками. Несмотря на обычное спокойствие светофоров, они решительными и четкими действиями мгновенно остановили потоки автотранспорта, кроме троллейбусов, и направили их в объезд по запасному пути. Водители, крайне удивленные и раздосадованные таким внезапным поворотом событий, недовольно морщились, ругались и, раздраженно жестикулируя, совершенно не понимали, а что же вдруг произошло и в чем невидимая для них причина. А некоторые, самые непоседливые и любознательные, высовываясь из окна, так прямо и спрашивали у постовых, на что получали один и тот же непривычный и странный ответ: «Повышенный уровень шума и углекислого газа». Большинство после этого недоуменно пожимало плечами и послушно поворачивало в объезд, а чем-то до чрезвычайности раздраженный худой и небритый водитель аварийной машины, получив такое не серьезное для него разъяснение, даже злобно закричал: «Черт знает что такое!.. Какой шум, какой углекислый газ?.. Ну надо же!.. Дурака валяют!.. Что хотят, то и делают!..», ввернув при этом ну уж совершенно нелитературное выражение.
Пешеходы же, заметив внезапные изменения в движении автотранспорта, удивленно переглядывались и крутили по сторонам головами, стараясь доискаться до причины неожиданных перемен. Но визуально их зоркие взгляды так-таки ничего и не смогли зафиксировать. Зато некоторые из них сделали неожиданно мудрые предположения: «Наверное, опять кто-то пожаловал на завод?..» — делая ударение и многозначительно закатывая кверху глаза на слове «кто-то».
И уж, конечно, никто из них не обратил ни малейшего внимания, как через самое короткое время из «директорской» проходной завода вышли двое высоких мужчин и мальчик-пионер. Один из них, в тонких очках и темном костюме с малиновым галстуком, удивленно посмотрел по сторонам, еле заметно про себя ухмыльнулся, но вслух ничего не сказал. Все вместе они беспрепятственно проследовали на остановку на другой стороне улицы и вошли в моментально подкативший троллейбус маршрута № 1 с жирным номером «13» на синем борту.
Стоило только вышеозначенному троллейбусу захлопнуть двери и тронуться далее по маршруту, как постовые на перекрестках словно испарились. А пожилой водитель микроавтобуса с красным крестом впоследствии с особым упорством категорически утверждал, что «его» милиционер ну прямо так и растаял у него на глазах. Отчего, совершенно ошарашенный этим удивительным фактом, он резко затормозил, едва не столкнувшись с зади идущим грузовиком, и привел в замешательство своих пассажиров в белых халатах. Вернувшись же восвояси, дежурный врач, как ни отбивался свидетель-водитель Потехин, внимательно осмотрел его язык и глаза, измерил кровяное давление, постучал молоточком по ногам и рукам и поставил точный диагноз: «Переутомление».
А в то же самое время, когда Петр Петрович отдавал Гарпии известное указание, Федор Александрович Кружков, заместитель Орлова по коммерческим вопросам, находился в своем рабочем кабинете и время от времени, задумчиво вскидывая левую руку, проверял положение стрелок на импортных золотистых часах. Был он весь напружинен и крайне нетерпелив. До известного только ему времени X оставалось не более десяти минут. После этого по всем своим предварительным расчетам он вынужден будет быстро покинуть кабинет и отправиться на «срочное и непредвиденное деловое» свидание. Но согласитесь, что встречи и называются непредвиденными потому, что предвидеть их заранее не представляется ну никакой возможности. Кто бы и как бы того ни пожелал.
Федор Александрович весь был в предвкушении заведомо известного ему результата от предстоящего «делового» свидания, потому как подобные встречи случались и раньше, но не так часто, как можно было бы их ожидать. Надо же и делом иногда заниматься.
Немногим более пяти месяцев назад стукнуло Федюхе, как называли его в детстве родители, ни много, ни мало, а ровно пятьдесят годков. Можно сказать, что целых полвека накатило. Появился на свет он в самом начале последнего весеннего месяца мая в утопавшем от нежной зелени густых деревьев селе Охотине, что раскинулось по берегам широкого озера. Несмотря на случавшиеся скандалы в семье, Федор Александрович всю свою сознательную жизнь маялся, кружился и охотился за прекрасной половиной рода человеческого, за что неоднократно бывал жизнью наказан.
Вначале его отец, Александр Петрович Кружков, человек довольно крепкой крестьянской руки и далеко не робкого десятка, порол сынка от души вожжами за то, что наследничек тайком подсматривал на озере за купающимися нагишом местными девками. Ну а потом… а потом уж случалось всякое…
Как-то раз из своей очередной командировки он вернулся домой буквально в одних носках. Все остальное на нем было чужим. Дома, конечно же, объяснил, что вечером в гостиничном номере после напряженных трудовых свершений он решил принять живительный душ, чтобы смыть с себя за день накопленную усталость, а, выйдя из ванной, с удивлением обнаружил, что вместе с усталостью в знак солидарности «смылись» и вещи… Что же произошло на самом деле — об этом история умалчивает. В другой раз после дальней и тяжелой командировки в очень южном направлении у Кружкова болели бока, и на левую ногу он сильно прихрамывал.
Но раны залечивались, а врожденная «болезненная страсть» даже с возрастом не хотела отступать ни на шаг. Нет, это было не в его правилах — пройти равнодушно мимо смазливой, хорошенькой женщины, чтобы не раздеть и не потрогать ее пусть даже в своем воображении независимо от ее возраста. Диапазон Федора Александровича был очень широк. Ему часто нравились и мама и дочка одновременно. Женщины, так называемого бальзаковского возраста, вызывали в нем особые чувства, потому что было в них что-то такое особенное, какой-то неповторимый притягательный женский шарм, чего еще не было в ослепительных своей сумасшедшей молодостью хорошеньких девушках.
Выросший на чистом сливочном деревенском масле, и в свои пятьдесят лет Кружков отличался энергией и отменным здоровьем. Как любил не без тайной зависти говаривать иногда генеральный, был здоров «как племенной бык».
Зная слабости заместителя и видя в нем серьезного конкурента по женской части, Орлов старался приглашать Кружкова на разные увеселительные мероприятия непременно совместно с супругой. Хотя сам бывал с удовольствием на организованных Кружковым неофициальных вечеринках, больше походивших на очень «близкие и теплые» встречи представителей мужских и женских профессий.
Для торжественной встречи гостя у Федора Александровича было все уже приготовлено. Хотя здесь нетрудно и догадаться, что этим гостем был не кто иной, как секретарь Шумилова Валентина Александровна, которая, как мы знаем, «заботясь о здоровье сына», вознамерилась показать его внимательному врачу. Но также известно и то, что выполнить задуманное ей так и не удалось…
И вот когда уже в своей авантюрно-предприимчивой голове заместитель генерального, возбужденно подрагивая ноздрями, задумчиво прокручивал приближавшееся приятное расслабление и, глядя в очередной раз на часы, торопил флегматичные стрелки, неожиданно и резко зазвонил телефон.
Федор Александрович ожег презрительным взглядом настырный аппарат, проявив при этом, однако, невозмутимость, колоссальную выдержку и сумасшедшее хладнокровие. «Ну что, непонятно, что ли, что он сейчас занят, что он весь в предстоящих делах? На то они и секретари, чтобы в случае занятости начальника снять трубку и дать четкий и исчерпывающий ответ: „Он сейчас очень занят!“, или „У него идет серьезное совещание…“, или, в конце концов, уж совсем просто: „Его сейчас нет, а когда будет, не знаю, так что лучше, если вы позвоните завтра с утра…“» Кружков предполагал, что так и произойдет, не первый год они работали вместе и научились друг друга понимать, как говорится, с полуслова. Но через некоторое время дверь тихонько отворилась и в проеме показалась русая головка секретаря.
