Потом они выпили портвейну, порассказали друг другу о себе, отдали должное яичнице с ветчиной и тем более туреньскому вину.

Когда к полудню вернулась Анжела, то рассказала, что убедила Аврору Джонс не опасаться за её будущее и за Шартра тоже. Эверетт же посвятил Тюльпана в весьма тайный замысел, который, если удастся, мог бы весьма помочь лишенным средств американским повстанцам в борьбе с непобедимой Англией.

Тюльпан, однако, дождавшись, пока Анжела скроется в кухне, спросил Эверетта:

— А что с фрегатом "Виндиктив"? И с капитаном Рурком? По-моему, Эверетт, вы так и не поняли, чего я от вас хотел, наверно, от того заведомого недоверия.

— Разумеется! Не мог же я перед провокатором, за которого я вас принял, в чем теперь искренне извиняюсь, выставить себя непревзойденным знатоком и кораблей, и капитанов, и мест базирования всего флота!

— А вы все это знаете?

— Сегодня вечером я займусь поисками фрегата "Виндиктив" и вашего капитана Рурка.

— Вы со мной прямо как мать, Эверетт! — заявил Тюльпан, у которого от туреньского вина начал заплетаться язык. — Я буду до смерти вам обязан, если…

— Если что? — спросила прелестная Анжела, вошедшая в контору. Она успела переодеться в новое платье, причесаться, надела украшения, так что теперь была не просто хороша, а ослепительна.

— Если вы мне столь же любезно предложите крышу над головой и доверите какое-нибудь дело, — смешался Тюльпан, краснея от вынужденного обмана, хотя и не стыдясь его, поскольку он боялся обидеть Анжелу, чье декольте просто исключало упоминание любой другой женщины, даже его обожаемой Летиции.

— Как вы предпочитаете, с майораном?

— Что?

— Ну, окорок ягненка, я же знаю, что вы, французы…

— Откуда она знает, что я француз? — спросил Фанфан Эверетта.

— Все жуткий ваш акцент; хотя и говорите вы на жаргоне квартала Чик Лейн, он позволяет счесть вас в лучшем случае турком.

— Пусть будет с майораном, или с чем угодно — у вас все выйдет необычайно вкусно, — провозгласил Тюльпан с преувеличенной галантностью, которую счел соответствующей ситуации, поскольку декольте Анжелы, и прочие её детали, замеченные, когда она повернулась, уходя в кухню, навели его на мысль, что Летиции придется изменить.

Простим ему: он так молод, что не может полностью управлять своими чувствами и своими телесными позывами — и кроме того, туреньское вино! И так Фанфан-Тюльпан-Невью-Шартр держался удивительно здорово, стараясь сохранить верность своей большой любви — его путеводной звезде — и не считаясь с месяцами воздержания!

Все время застолья, проходившего в малой столовой с низким потолком (очень шикарно обставленной) Фанфан-Тюльпан старался глядеть на Анжелу как можно меньше, но это было очень тяжело, поскольку та с ним то и дело заговаривала и непрерывно добавляла на тарелку все новые куски ягнятины с майораном.

Доев десерт (грушевый компот!) Эверетт Покс поднялся, сообщив, что должен отправляться в город по делам. И по тому, как Эверетт ему подмигнул, Тюльпан решил: ему желают удачи, и сердце Фанфана забилось так сильно, как будто в тот вечер ему должны были вернуть его Летицию!

— Вернусь я поздно, — сообщил Эверетт, надевая шубу. — Устрой нашего друга поудобнее! А вы, Шартр, будьте внимательны и осторожны! Прежде всего — ни шагу в таверну! Ведь там всегда такое гнусное сборище, что — как вы знаете, — меня там сцапали и самого! До встречи вечером!

Вот так на некоторое время Тюльпан нашел пристанище у Покса, в "Проспект оф Уитби", пристанище милое и безопасное (или почти безопасное), за которое он, конечно, был обязан своим гостеприимством хозяевам, но прежде всего — Пастенаку, который, если видел все это, страдать должен был больше, чем от адского пламени!

Шартр получил прекрасную комнату на втором этаже, где их было всего четыре, и ванную, выложенную зеленым фаянсом. Весь месяц он оттуда носу не высовывал — только поесть и дважды ночью — чтобы навестить Аврору Джонс. Она по нему скучала, и расставаясь оба плакали.

— Ах, как я счастлива, что ты в тепле и безопасности — и ещё оттого, что щедрость Эверетта мне позволяет не работать, но все равно, Невью, я вновь и вновь думаю о том, что говорила тебе в самом начале нашего знакомства: что с Эвереттом Поксом ты подвергаешься большой опасности.

— Ну что вы, тетушка Аврора, вовсе нет, вы же видите — ничего не происходит.

— Пока! О, Невью, береги себя, мой милый! Англичане безжалостны, а у меня есть только ты!

— Эверетт — прожженный тип, тетушка, и можете быть уверены, что ради вас я поберегусь!

Действительно, ничего не происходило и Тюльпан скучал в своей комнате, так элегантно обставленной, где кроме восточных ковров была прекрасная золоченая кровать эбенового дерева и множество книг, но он не мог читать слишком нервничал.

Был в вечном ожидании, был узником ожидания, узником этой комнаты, который столько проехал и прошел и который теперь должен был расхаживать от стены к стене!

Часов с девяти-десяти начинали долетать звуки из таверны — смех, голоса, звон бутылок и стаканов, слышно было, как Анжела командует слугами, а иногда — и голос Эверетта. Тюльпану страшно хотелось спуститься к гостям, морякам, торговцам, пьяницам, чьи голоса для него были единственным признаком наличия большого мира. Но чтобы показаться на людях, нужно было дождаться, когда отрастут усы и борода. А те, к сожалению, росли не слишком быстро — очередная проблема для такого молодого человека. Ах, эти вечные взгляды в зеркало, в котором все никак не отражаются роскошные усищи — знак мужественности!

Что же касалось великолепного плана помощи американским повстанцам, о котором Тюльпан толком ничего не знал, ибо Эверетт Покс о том упомянул лишь мельком, похоже, от него пришлось отказаться (так думал Тюльпан) или по крайней мере отложить. Но хуже всего было то, что Эверетт не обнаружил ни следа Летиции! Все, что он смог узнать — что капитан Рурк уже четыре месяца в море. Но где? Узнать это было невозможно — военная тайна.

— Вы знаете Рурка? — спросил Тюльпан.

— Захаживал сюда, когда стоял в порту, но всегда один.

— А какова его репутация…насчет женщин?

Эверетт, поколебавшись, сказал:

— Ну, должен вам сказать правду. Несколько лет назад он был разжалован за изнасилование какой-то женщины. Но снова взят на флот — сейчас Англии нужны все её корсары. Но, милый мой Шартр, почему вы так побледнели? Такого Рурк себе уже не позволит, поскольку хорошо знает, что на этот раз угодит на виселицу!

— Годдем! Годдем! Годдем! — проклинал Тюльпан все на свете и бил себя кулаком по лбу. — Я видел, на что он способен, я видел, какой он бешеный! Я думаю, он рискнет и веревкой, лишь бы удовлетворить свое желание! Летиция так прекрасна, что я бы Рурку не удивился! — признал он с горечью.

Ах, не будь тут Анжелы, упоительно милой Анжелы, которая его так утешала!

После первой ночи, которую Тюльпан провел в "Проспект оф Уитби", учитывая явную симпатию, продемонстрированную Анжелой, а также то, как она разоделась к застолью, превратившись в существо просто божественное, Тюльпан боялся, что Анжела сама начнет навещать его по ночам. Но она не сделала этого ни разу, что Тюльпана тоже не радовало. На следующий день, заметив, что он на неё и не глядит, и говорит весьма сдержанно, Анжела сделала ошибочный вывод:

— О Боже, я вас обидела!

— Обидела? Когда?

— Вчера за ужином. Глупо смеялась над вашими ошибками в английском и некоторыми словечками с Чик Лейн…

Тюльпан предпочел сделать вид, что все так и есть. Учитывая, что Аврора Джонс, дававшая ему уроки (Анжела это знала) могла научить только жаргону, выговору и разговорным оборотам своего круга, все это можно было легко поправить! Как вы уже поняли, Шартр получил нового преподавателя английского!

И вот каждую ночь, после закрытия таверны, это он постукивал в дверь комнаты Анжелы. Потом они вместе проводили долгие часы, пока Анжела исправляла его произношение и очищала словарь от неприличных выражений, которых у Тюльпана было слишком много.