Вот о чем думал Тюльпан в тот день, когда был приглашен на ужин в доме шевалье д'Орневаля.

"— Но может быть, — подумал он с похвальной скромностью, — я просто ей не нравлюсь!"

Утром предыдущего дня Фанфан-Тюльпан на своем коне пробрался по узкой улочке, где стоял дом семейства д'Орневаль, и поскольку после звонка ему пришлось ждать добрых пять минут, пока придут открыть, успел подробно рассмотреть фасад здания: тот выглядел весьма внушительно со своими четырьмя высокими окнами, хотя штукатурка и облупилась. Какая-то матрона в черном, с очками на носу, дрожащим голосом ему сообщила, что шевалье вернется только вечером следующего дня, хотя Фанфан и убеждал, что привез шевалье д'Орневалю посылку. Приходите завтра, и все! А когда он спросил, не могут ли его приютить, как обещал барон де Фокруа, поскольку постоялые дворы в Дюнкерке были сущим кошмаром, в ответ услышал, что принять молодого человека под одним кровом с юной девушкой, да ещё в отсутствие её отца — не может быть и речи!

Итак, Фанфан-Тюльпан переночевал в завшивленной ночлежке, весь следующий день болтался в порту, разглядывая суда и рыбацкие лодки — как делал это когда-то в Марселе — пока не счел, что стоит вновь показаться в доме шевалье д'Орневаля. Там он представился, сообщил, откуда прибыл, и передал шевалье подарок барона:

— Шевалье, этим я выполняю поручение, возложенное вашим дядей, бароном де Фокруа!

Шевалье оглядел его с удивлением, и даже с недоверием, а потом повел себя и вовсе странно: пригласил в дом, но даже не предложил сесть, тут же исчезнув с чемоданчиком. Так что Тюльпану предоставилась возможность обстоятельно оглядеться: он оказался в длинном и широком коридоре, освещенном лишь окошком над дверью — и все свидетельствовало там об упадке — отсыревшие и потемневшие росписи, почерневший и выщербленный паркет, двери, давно не знавшие краски. Тюльпан гадал, с чего бы мог встретить столь нелюбезный прием, но тут перед ним снова появился шевалье — но ныне весь сама любезность. Ну конечно! Тюльпан не сомневался — шевалье был удивлен, что подарок не привез сам барон де Фокруа, и прежде всего кинулся открывать чемоданчик, чтобы удостовериться, нет ли в нем письма, которое могло бы развеять его сомнения. Там и в самом деле было письмо, приложенное к документам:

"Дорогой кузен, нет никакой возможности приехать самому. Пришлось доверить все Тюльпану — человеку, который ничего не знает о наших делах".

— Дорогой друг, извините, что я так поспешно вас покинул, забыв распорядиться… (и т. д. и т. п.), но, ради Бога, проходите! Как поживает мой кузен?

— Вполне благополучно.

— Как жаль, что нам не довелось встретиться, но зато я получил удовольствие познакомиться с вами!

— Поверьте, не меньшее удовольствие с моей стороны, мсье!

— Какой удивительный подарок вы мне привезли! Кузену он должен был обойтись в безумную сумму!

И Фанфан был наконец принят если не радушно, по крайней мере вежливо. Матрона тут же получила приказ приготовить комнату для мсье шевалье де ля Тюльпана, а теперь Фанфан сидел в ярко освещенной столовой за столом с хозяином и, как мы уже отмечали, удивлялся, почему на него косится хозяйская дочь Эстелла.

"— Черт побери! Она даже не поздоровалась со мной, войдя в столовую!" — Тюльпан сообразил это, только когда все направились к столу. Тем хуже для нее, Тюльпан решил её вообще не замечать. Или мадемуазель Эстелла так себя ведет, потому что сирота? Попивая с шевалье шерри, Фанфан-Тюльпан узнал, что тот уже шесть лет, как вдовец. О да, конечно, Эстелла так грустна оттого, что сирота, и что живет в этом мрачном доме, знававшем лучшие времена, а может быть ещё и потому, что у неё нет друзей, или потому, что, насколько можно судить по приему в первый день, — была воспитана в слишком строгих правилах.

Ну ладно! Над этим Фанфан-Тюльпан не собирался ломать голову. Вежливо слушая шевалье д'Орневаля, рассказывавшего о Версале и временах, когда он молодым человеком служил в французской гвардии, Тюльпан не переставал думать о том, что, честно говоря, теперь стало его главной заботой: нельзя ли как-нибудь добраться до Англии? Тюльпан не знал, что мешало ему задать этот вопрос шевалье — но дело было в присутствии Эстеллы — и очень обрадовался, когда Эстелла едва слышным голосом спросила, можно ли ей выйти из-за стола и удалилась.

Тогда мужчины перешли в салон, пока почтенная матрона убирала со стола (видимо, она была единственной прислугой в доме, что отнюдь не свидетельствовало о состоятельности шевалье). Хозяин вновь налил шерри и спросил Тюльпана, надолго ли тот собирается остаться в Дюнкерке.

— По-правде говоря, мсье… — протянул тот.

— Я спрашиваю не из неуместного любопытства, но для того лишь, чтобы сказать, что можете оставаться моим гостем сколько захотите! Друзья моего кузена — мои друзья!

Еще немного поколебавшись, Тюльпан наконец решился:

— Благодарю за ваше предложение, мсье, но… но я хочу попасть в Англию.

— В Англию? — казалось, шевалье был поражен.

— Да!

— Но это враждебная страна, мой друг!

— У меня очень важная причина для этого.

Шевалье был растерян и вновь подумал, не ловушка ли это, но молодой человек смотрел прямо в глаза и выглядел так безвредно, что у того не осталось и тени подозрения, особенно когда Тюльпан просительным тоном негромко добавил:

— Если бы мне смогли помочь, мсье, я был бы ваш должник до самой смерти! Клянусь честью, причина у меня очень важная.

Наступившую тишину нарушало лишь тихое тиканье маятника в высоких стоячих часах. Потом шевалье встал, продолжая размышлять. Наконец направился к дверям.

— Вернусь через полчаса. Подождите меня здесь, друг мой.

Двери за ним закрылись. Шаги шевалье удалились и в салоне, смутно освещенном парой свечей, было слышно только тикание маятника да порой порывы ветра, проносившиеся за окном. Да, на море бушевала непогода!

— Как долго я жду? Пожалуй, недолго, хотя и вздремнул на минутку в кресле! — прошлую ночь Фанфан почти не спал из-за блох. А вот теперь ему казалось, что позади, в темном углу комнаты кто-то есть. Это была Эстелла д'Орневаль! Стояла неподвижно, он едва различал её лицо, но чувствовал на себе пронзительный взгляд. Дьявол! Что ей нужно? Тут он почувствовал себя неловко, прежде всего при мысли, что откуда-нибудь выскочит матрона и накажет Эстеллу за то, что отважилась разглядывать чужого мужчину в отсутствие отца!

— Вы что-то хотите мне сказать, мадемуазель? — Тюльпан осторожно встал. Ожидать он мог чего угодно, только не такого ответа:

— Что я вас презираю, мсье!

— О, я заметил, что не вызываю у вас излишних симпатий! Но отчего, Господи, это презрение?

— Я стала презирать вас сразу после вашего появления, но теперь презираю ещё больше с той минуты, когда услышала ваш разговор с моим отцом!

— Ну да! — воскликнул удивленный Тюльпан, не зная, что ответить, и добавил: — Так вы подслушиваете под дверьми, мадемуазель?

— Уехать в Англию! — горько воскликнула она. — В гости к нашим вечным неприятелям! Добавить к вашим низким поступкам очередное предательство! И только для того, чтобы в проклятой Англии получить больше денег за свою измену!

Когда она так патетически бросила это Фанфану, заметно было, что тут прозвучало истинное чувство — Эстелла в свои пятнадцать лет ничего подобного сыграть не могла.

— Мадемуазель Эстелла д'Орневаль, — предупредил её Тюльпан, который был выведен из себя. — Вы говорите так загадочно, что я вообще ничего не понимаю!

— Подлец! — вскрикнула она. — Какой же вы подлец — прикидываетесь, что не понимаете!

— Как я вижу, вы начитались Корнеля, только не знаю, кому адресованы ваши упреки!

— Вам!

— Послушайте, — он шагнул к ней. — Я хочу попасть в Англию, это правда! Но не ради того, чтобы получить награду — тем более не знаю, за что и почему. Я ненавижу англичан не меньше вас, и уж причина у меня посерьезнее вашей!