Берлинский визит Молотова 12-14 ноября 1940 г., как и пакты 1939 г., долгое время оставался запретной темой для отечественных историков. Теперь нам доступны не только германские, но и советские документы, по которым можно составить достаточно полную и объективную картину происходившего.
Молотов ехал в Германию, готовый к конкретному деловому разговору, о чем свидетельствуют его записи «Некоторые директивы к берлинской поездке», сделанные «для памяти» по указаниям Сталина, если не непосредственно под его диктовку.[546] «Цель поездки» раскрыта в них таким образом (для удобства читателя раскрываю без дополнительных обозначений сокращения, расшифровка которых не вызывает сомнений; курсивом выделено подчеркнутое Молотовым):
«а) Разузнать действительные намерения Германии и всех участников Пакта 3-х (Германия, Италия, Япония) в осуществлении плана создания «Новой Европы», а также «Великого Восточно-Азиатского Пространства»; границы «Новой Европы» и «Восточно-Азиатского Пространства»; характер государственной структуры и отношения отдельных европейских государств в «Новой Европе» и в «Восточной Азии»; этапы и сроки осуществления этих планов и, по крайней мере, ближайшие из них; перспективы присоединения других стран к Пакту 3-х; место СССР в этих планах в данный момент и в дальнейшем.
б) Подготовить первоначальную наметку сферы интересов СССР в Европе, а также в Ближней и Средней Азии, прощупав возможность соглашения об этом с Германией (а также с Италией), но не заключать какого-либо соглашения с Германией и Италией на данной стадии переговоров, имея в виду продолжение этих переговоров в Москве, куда должен приехать Риббентроп в ближайшее время».
Относительно намерений Германии и ее союзников сомнений у Сталина и Молотова не было – Советской России предлагался политический, а возможно, и военный союз. При наличии изрядно обескровленной, но полностью сохранившей колониальную империю и лояльность доминионов Великобритании и совершенно не затронутых войной Соединенных Штатов это было рискованное предложение, принимать которое стоило только при наличии значительных выгод и гарантий собственной безопасности. Далее по пунктам шли требования и вопросы, свидетельствовавшие о серьезности подхода к проблеме.
Финляндию, Дунай (в части Морского Дуная) и Болгарию предлагалось признать сферой влияния СССР; «вопросы» о Турции, Румынии, Венгрии и Иране решать с участием Москвы; обеспечить свободный проход советских судов через Балтику и работу угольной концессии на Шпицбергене. Вождя интересовали планы «оси» в Греции, Югославии и Швеции, границы «Великого Восточно-Азиатского Пространства» и судьба Польши – остаются ли в силе прежние соглашения. «Относительно Китая в секретном протоколе, в качестве одного из пунктов этого протокола; сказать о необходимости добиваться почетного мира для Китая (Чан Кайши), в чем СССР, может быть, с участием Германии и Италии, готов взять на себя посредничество, причем мы не возражаем, чтобы Индонезия была признана сферой влияния Японии (Маньчжоу-Го остается за Японией)». Требования решительные, но с геополитической точки зрения вполне разумные – достаточно взглянуть на карту. Истолковать эти инструкции можно только одним образом: это приглашение к деловому, конкретному, партнерскому разговору.
Молотову предстояло спрашивать и слушать. По некоторым позициям (отношения СССР с Турцией, Англией и США) предлагалось говорить только, «если спросят». Козырные карты: «Транзит Германия-Япония – наша могучая позиция, что надо иметь в виду»; «На возможный вопрос о наших отношениях с США ответить, что США также спрашивают нас: не можем ли мы оказать поддержку Турции и Ирану в случае возникновения опасности для них <т.е. поучаствовать в акции по предотвращению их оккупации странами «оси». – В.М>»; «Об экономических делах – в случае удовлетворительного хода переговоров – о хлебе».
Предписывая не заключать во время визита никакого соглашения, Сталин, очевидно, решил еще раз сыграть в свою любимую игру на выжидание, но от перспектив союза не отказывался, поскольку о последующем, притом скором, визите Риббентропа в Москву говорится как о решенном деле. Л .А. Безыменский резонно заметил: «Этот ход значительно облегчал задачу Молотова, поскольку любые предварительные договоренности можно было бы уточнить (или отменить) на следующем этапе, участником и хозяином которого, естественно, должен был стать сам Сталин. В своих воспоминаниях дипломат В.М. Бережков, который как переводчик присутствовал в Берлине под фамилией Богданов, счел нужным обратить особое внимание на то, что Сталин хотел увенчать своим присутствием заключительный этап оформления новой стадии советско-германских отношений».[547]
Чтобы визит в любом случае показался результативным и не разочаровал хоязев, предполагалось следующее:
«Предложить сделать мирную акцию в виде открытой декларации 4-х держав (если выяснится благоприятный ход основных переговоров: Болгария, Турция и др.) на условиях сохранения Великобританской Империи (без подмандатных территорий) со всеми теми владениями, которыми Англия теперь владеет, и при условии невмешательства в дела Европы и немедленного ухода из Гибралтара и Египта, а также с обязательством немедленного возврата Германии ее прежних колоний и немедленного предоставления Индии прав доминиона».
Проект декларации содержал несколько интересных политических ходов. Он был подчеркнуто мягок к Великобритании (ведь две державы из четырех – СССР и Япония – с ней не воевали), не покушаясь на ее колониальную империю, но лишь продолжая «пересмотр» решений Версаля, начатый… в Мюнхене при участии британского же правительства. Именно этим легко было мотивировать требования возврата германских колоний и отказа от подмандатных территорий. Пункт о предоставлении Индии прав доминиона [Германия, а затем и Япония с середины 1930-х годов стремились привлечь на свою сторону силы индийского национально-освободительного движения, группировавшиеся вокруг Субхаса Чандра Боса, лидера (нетаджи) радикального крыла Индийского национального конгресса. В январе 1941 г. Бос бежал из Калькутты, где находился под домашним арестом, в Афганистан, откуда проехал (с итальянским паспортом) в Германию через СССР, с ведома Сталина и Молотова. К сожалению, «советский эпизод» его биографии до сих пор окутан мраком; известно только, что 31 марта он прибыл в Москву, куда ехал поездом, провел одну ночь в германском посольстве, а затем вылетел на самолете в Берлин. Надеюсь, когда-нибудь мы узнаем подробности этой интригующей истории…] был вычеркнут Молотовым, когда по приезде в Берлин он получил телеграмму Сталина (переданную через Вышинского и Шкварцева): «Мотивы: мы боимся, что контрагенты могут воспринять пункт об Индии как каверзу, имеющую целью разжечь войну». Египет предназначался Италии, Гибралтар – «первое звено той градиозной цепи, которой англичане опоясали с юга Европу и Азию… начало скелета Британской империи» [548] – Испании, которая за присоединение к военным усилиям «оси» требовала в придачу все Французское Марокко, Танжер и «исправление границ» в Испанской Гвинее.[549] Декларация соответствовала заявлениям Гитлера, что он не имеет намерения разрушать Британскую империю, а только хочет избавить Европу от ее влияния. Формально она создавала поле для мирных переговоров, причем инициаторами выступали те, кого половина земного шара клеймила как «агрессоров» (СССР был в декабре 1939 г. исключен из Лиги Наций за агрессию против Финляндии). Отказ Черчилля прогнозировался заранее. Однако декларация не только позволяла ее инициаторам «сохранить лицо». В ней было потенциально заложено еще несколько «мин», опасных для атлантистского блока.
