«звенит», как телефон, так что хозяйке приходится по двадцать раз на день бегать на ложный
вызов.
Подошли к клетке, Катя насторожилась.
— Ну, поговори, Катюша, — уговаривала хозяйка.
Нет, насупилась и смотрит исподлобья. Валентина Ивановна достала из кармана орешек
кешью:
— За кешью она и спеть может, и даже сплясать.
Катя взяла орешек в руку, ой, в лапу, низко наклонила голову, открыла клюв, чтобы куснуть
заветное лакомство, и, почувствовав на себе пристальные чужие взгляды, которые уставились
на нее в ожидании сенсации, резко повернулась к нам и сказала, чтоб отвязались: «ТРА-ТА-
ТА».
Мы расхохотались. Катя запросто могла бы сказать: «Люди, не могли бы вы перестать на
меня пялиться и дать пожрать спокойно»,— но это было бы тривиально. Голос — абсолютно
человеческий, аж страшно. После угощения черешенкой Катя чуть подобрела и сообщила (с
великолепной дикцией): «ОЧЕНЬ ВКУСНЕНЬКО».
— Это еще что, — расхваливала любимицу хозяйка, — вы бы слышали, как она по
телефону разговаривает!
Верю. Эта точно треплется часамаи, про погоду там, политику, разное.
Уже на выходе мы заметили небольшой вольер — ясли. Там пищал однодневный
фазаненок.
— Куда вы деваете малышей?
— Раздаю. То в зоопарк, то в монастырь, то просто по знакомым. Экзотические птицы
потомством сильно не балуют. Так что проблем нет.
Проблем, конечно, нет, но так, на минуту: чтоб накормить всех питомцев, нужно встать в
пять утра и к десяти, дай бог, они все будут сыты. Правда, там и до обеда недалеко.
А Валентине нравится. Потому что — страсть!
Еженедельник «MediaPost» № 28 от 9 августа 2007 г., колонка «Невыдуманная история»
ШАМПАНСКОЕ В БОКАЛАХ НЕ ПОДАЕМ! Особенности национального обслуживания
По законам жанра в газетных текстах основную мысль положено выносить в первый абзац. Так, чтобы
читателю было понятно, о чем пойдет речь дальше. Я долго пыталась сформулировать эту самую МЫСЛЬ в
нескольких предложениях, но ничего подходящего на ум так и не пришло. Кроме одной-единственной фразы: «Я
ФИГЕЮ, ДОРОГАЯ РЕДАКЦИЯ!»
Студенческую подругу я встретила случайно. В центре города. Неглубоким вечером.
— Ленка! Потрясающе! Что ты здесь делаешь, ты же в Канаде?!
— Да на недельку заехала к маме. Вчера прилетела, еще не звонила никому, пойдем по
шампусику за встречу!
Выбирать место для «шампусика» не было времени. Заскочили в ближайшую кафешку «Т».
По пятизвездочной системе — твердые три с плюсом.
На небольшой летней площадке было три вида столиков и четыре — зонтиков. С зонтиками
просто — покосившиеся, зеленые, выцветшие и закрытые. Со столиками сложнее —
деревянные, но грязные; пластмассовые, но относительно чистые, и еще один стол, накрытый
скатертью, с табличкой «стол заказан». Мы уселись за пластмассовый.
Пока Ленка захлебывалась впечатлениями о северных оленях, которых она «блин-зараза, так и не увидела, а ужас как хотелось», я нервно косилась в сторону места дислокации
официанток. Они не шевелились.
Надо сказать, я в некотором смысле осуждаю эмиграцию. Мало-мальски осознанно и
аргументированно. Но скорее — это фишка. Среди множества знакомых, «безвременно
покинувших пределы нашей замечательной родины», у меня реноме закоренелого «совка».
Люблю, каюсь, провоцировать «гостей», бросаться словами типа «предательство» и заводить
бессмысленный спор о преимуществах общей исторической родины. Официантки плохо
иллюстрировали предстоящую беседу. Я пошла в атаку.
— Девушка!
— Вы — не мой столик! — на ходу бросила пробегавшая мимо «девушка».
Фраза очень порадовала. «Немой» столик? Нетушки, очень даже говорящий!
Ну как в такой ситуации доказывать преимущества? А? Я встала. Под уважительным
предлогом «попудрить носик» поплелась в сторону бара.
— Скажите, кто обслуживает во-о-он тот столик?
— Синицина, — равнодушно, но честно ответил молодой человек с табличкой
«администратор».
Табличка была изготовлена из «чистого золота» и так сияла на солнце, что мне пришлось
зажмуриться.
— Она на больничном? — поинтересовалась я.
— Нет, — все так же «равнодушно, но честно» ответил администратор.
Я помолчала в надежде, что человек с золотой табличкой заинтересуется тем, что я
интересуюсь Синициной. Ну, «обернется посмотреть, не обернулась ли она, чтоб посмотреть, не обернулся ли я». Он не обернулся. Просто жевал жвачку мне в лицо. Я решила не
сдаваться. И задать жесткий журналистский вопрос. В лоб!
— А где она?
— Работает! Присаживайтесь, сейчас подойдет.
Ответ исчерпывающий. На уточнения я не решилась. Хотя спросить «ГДЕ она работает?»
очень хотелось.
В течение последующих десяти минут я, автоматически кивая, слушала Ленкину болтовню
про Страну кленового листа. Слава Богу, она пока ничего не замечала. Я тупо пялилась на
одинокую баночку с зубочистками. Становилось стыдно за отечество. На пластиковой, в тон
столику, баночке зеленым по белому значилось: «Зубочистки одноразовые» (!). Скажите
пожалуйста, а что, есть варианты?!
Круче одноразовых зубочисток были только разрезанные пополам салфетки.
Нет, не так. Бережно разрезанные пополам салфетки, торчащие из пластмассовой в синий
горошек подставочки. Это важно — не нервно растерзанные с неровными краями, это да, это, конечно, кощунство, не спорю, а разрезанные ножницами (!). Я поняла, где работают
официантки! Точнее, чем они занимаются в «свободное» время. Они режут салфетки!
— Я вас слушаю!
Ленка нервно дернулась. За спиной стояла девушка лет четырнадцати с табличкой
«Юлианна» на груди.
— Синицина? — спросила я.
— Да, а что?
Тон фразы «да-а-что» добавил подростку лет пять, и я успокоилась. Назревающая тема
материала «работодатели тайно используют труд несовершеннолетних» улетучилась. Имя
официантки показалось мне интересным, и я уточнила отчество. Степановна.
— Скажите, Юлианна Степановна, а если мы заранее стол не заказывали, значит ли это, что мы
не можем рассчитывать на скатерть?
Сложноподчиненные предложения не входили в курс подготовки персонала. Госпожа
Синицина с горой пепельниц в правой руке почесала лоб левой и застыла, как мыслитель
Родена.
«Ctrl-Alt-Delete, снять задачу». С компьютерного на русский переводится как: ничего-ничего, я пошутила, не обращайте внимания, вопрос снимается, расслабьтесь.
— Да ну ее, эту скатерть! — оживилась Ленка. — Принесите нам бутылочку шампанского и
лед! Пожалуйста!
Юлианна Степановна молча удалилась. Еще через десять минут об стол шваркнулась
бутылка теплого шампанского и два пыльных бокала.
— А лед? — Ленка, кажется, учуяла запах родины...
— Льда НЕТ! — парировала госпожа Синицина и, считая дискуссию оконченной, удалилась.
— Как может не быть льда??? — искренне удивилась подруга, обращаясь ко мне. В ее
голосе послышались истеричные нотки. Запах родины усиливался.
Я предложила версию: «Наверное, не работает холодильник», но Ленка стала возмущаться
еще больше. Она справедливо заметила, что «если долбаный холодильник сломался, надо, блин-зараза, честно об этом сказать, к тому же извиниться и пообещать принести лед, как
только долбаный холодильник починят». Ленкин лексикон — это чуть ли не единственная
живая память о Родине. О Харькове. О Салтовке. Следующие полчаса превратились в Ленкин
монолог об особенностях канадского национального обслуживания. Время от времени она
присербывала теплый шампусик и кривилась. Мои слова о «преимуществе» и «предательстве»
в этом контексте были явно не уместны. Я предпочла кивать. Молча.