— Татуаж.
— В смысле?
— В прямом смысле, красивой хотела быть.
Тема красоты, видимо, модная в этом сезоне. Птицы. Сволочи. До чего человека довели.
Между прочим, красивого человека и, как по мне, с вполне безупречными губами. Правда, ДО
того, как…
Идея перевоплощения в абсолютную красавицу пришла подруге внезапно. Вот так — бац!
Два часа делов и триста гривен денег, подумаешь, жертва! Зато ж потом — «глаз не
отвесть».
Ксюха попеременно наносила на то место, где раньше были губы, какие-то мази. Не
помогало.
— Есть хочешь? — процедила подруга сквозь зубы. Рот не открывался. Сама она уже двое
суток не ела, а пила через соломинку.
— Ты же хотела похудеть, вот заодно и диета, — попыталась я пошутить, отодвигая из
солидарности салат.
По закону сохранения, если рот у человека не работает, другие части лица, глаза, например, становятся очень красноречивыми. Я заткнулась.
Лихорадки сойдут и, возможно, под ними окажутся губы нужной формы и приятного цвета, еще краше прежнего. Меня другой вопрос волнует. Зачем мы это делаем?!
Чего я только не выслушала после «Трех тюльпанов в целлофане»! В основном, конечно, от
мужчин.
— Ой-ой, цветы вам не такие?! Целлофан вам не нравится? А что вы для нас такого
делаете, чтобы мы должны были в фантазии изгаляться? — кривлялся знакомый за
постпраздничным столом девятого марта.
— Мы, между прочим, рожаем! — пискнул женский голос. И началось!
Вечный спор. Классический. По сценарию дальше пошло бритье. Ежедневный акт насилия
над лицом (или тренировка силы воли, я так и не поняла) по-прежнему занимает первое (и
почти единственное) место в рейтинге мужских жертв. Человечество изобрело пластическую
хирургию, липосакцию, подтяжку, имплантаты, наконец, а им все бриться тяжко. И вообще, с
тех пор, как появилась, извините, депиляция, я бы постеснялась бритьем бравировать. А два
часа иголками губы колоть слабо?
Противопоставление, конечно, отвратительное. «Мы — для вас! А вы нам что за это?»
Просто Ксюхино лицо слишком показательное, в тему пришлось. Ведь все эти сумасшедшие
жертвы «во имя красоты» на самом деле имеют вполне осязаемых адресатов. Даже если их
имена не конкретны, половая принадлежность не обсуждается. Ошибочна мысль, что мы это…
друг перед другом выделываемся. :)
Я долго работала в женском коллективе и скажу по секрету: дамы в кабинетах в тапочки
переобуваются. Доковыляла грациозно до рабочего места, каблуки под стол — и в стертые
тапки. А если бы в кабинете работал хоть один представитель противоположного пола?
Сидели бы в каблуках как миленькие!
Неудобная обувь, замазанные веснушки, вредные краски для волос, бесконечно рвущиеся
чулки, непрактично длинные ногти и самым кощунственным образом выщипанные брови —
все, чтобы оправдать гордое звание пола прекрасного. Все для вас.
Весна пришла — наслаждайтесь!
P. S. А в Париже я не была, потому что и в Старом Салтове нормально. :)
.
Еженедельник «MediaPost» № 14 от 12 апреля 2007 г., колонка «Невыдуманная история»
РЫБЫ ПО ПОЛЮ ГУЛЯЮТ, ЖАБЫ ПО НЕБУ ЛЕТАЮТ
У меня зазвонил телефон.
— Кто говорит?
— Слон.
— Откуда?
— От верблюда.
— Что вам надо?
— Шоколада.
Если найдете русскоговорящего человека, не знающего этих строк, позвоните мне. Хочу на
него посмотреть. Вот она — классика. Бессмертная, непотопляемая режимами и новейшими
технологиями. Сорри за пафос, но правда ведь. «Откуда — от верблюда» — в русском языке
давно уже устойчивое словосочетание, как «нелетная погода», например. Давно — это
больше, чем сто лет назад. В этом году автору знаменитых строк исполняется 125 лет.
Корней Иванович Чуковский — это на самом деле псевдоним. Настоящее имя писателя —
Николай Васильевич Корнейчуков. Классик просто переставил буквы в собственном имени.
Смешно, но даже Word (текстовый редактор ПК) подчеркивает красным фамилию
Корнейчуков, намекая на ошибку, а имя «Корней Чуковский» воспринимает спокойно.
Попросите любого более-менее взрослого человека, не задумываясь, назвать поэта — почти
однозначно это будет Пушкин. А детского писателя?
«Великий русский поэт и прозаик Корней Иванович Чуковский родился 19 марта 1882 года в
Петербурге», — вещает со сцены молодая учительница с раскрасневшимися щеками. Детвора
в зале шумит и ерзает на стульях. Конечно, они знают «Муху-Цокотуху», они не знают
словосочетания «поэт и прозаик».
Сюжет к юбилею классика на языке журналистов-новостийщиков называется «вкусняшка».
Правда, это куда приятнее, чем снимать лопнувшие трубы или рухнувшие стены, конфликты
застройщиков или политические дебаты. А тут еще и школьники отмечают. Сами позвонили, сообщили: так, мол, и так, отмечаем юбилей, стихи будем читать, сценки ставить и все такое.
Дети, костюмы, «Айболит» и «Федорино горе», ну что может быть позитивнее?!
Насмеялись. Паук-злодей в костюме Спайдермена — это что-то. А Муха-именинница в маске
Пчелки Майи, героини импортных мультфильмов?!
— А теперь, душа-девица, на тебе хочу жениться! — заявляет Человек-Паук Пчелке Майе. :) Но все-таки — это Чуковский.
Слушают, читают, цитируют, декламируют, стоя на стульчиках перед умиляющимися
родителями. Моя бабка обожала «Мойдодыра», мама в четыре года читала наизусть
«Айболита», я поступала в школу с «Цокотухой» на устах, а первая книга моей дочери
называлась «Федорино горе». Обалдеть. Четыре поколения!
Один первоклашка сказал, что «У меня зазвонил телефон» — это про его мобилку, потому
что ему часто звонят. Они другие. Но им нравится то, что нравилось нам и нашим родителям.
Потрясающе.
Странно, по идее, им должно быть неинтересно: Чуковский переполнен устаревшими
словами типа «коромысло», «самовар», «кочерга», «ушат». И там совсем ни слова про Спанч
Боба (как, вы не знаете, кто такой Спанч Боб?! О! Как я вам завидую. Скажу по секрету — это
говорящая мочалка!)
Учитель в школе уверяла меня, что устаревшие слова нисколько не смущают современных
малышей, наоборот, привлекают. Это ведь отличный повод для потока вопросов родителю! А
родителю — прекрасная возможность, извините, поржать.
Моей дочери было года три, когда мы «сидели» на «Мухе-Цокотухе».
— Муха, Муха-Цокотуха, позолоченное брюхо!
— Мам, а что такое «брюхо»?
— Это автор так называет животик.
— Потому что на нем брюхи застегиваются? (Дочь не выговаривала букву «к», заменяла ее
«х».)
Это я не вспоминаю про варианты детской этимологии слова «крендельком» (а букашки по
три чашки с молоком и крендельком).
А как ребенок меня доставал на предмет предоставления когтей паука! Помните: «Где
убийца? Где злодей? Не боюсь его когтей!».
— Вот видишь, — упрекала меня дочь, — а ты говорила — у насекомых лапки.
— Да, лапки, просто писатель так написал, чтобы показать, какой страшный злодей
главный герой.
— У насекомых, может, и лапки, — соглашался ребенок, — а у пауков — когти!
Где-то я вычитала, что феномен Чуковского (именно так называли в школе нетленность его
произведений) в том, что он умел писать именно для детей, скорее коверкая слова, чем, боже
упаси, употребляя штампы или канцеляризмы. Вот вы спросите, спросите у своего чада, кто
такой поэт-прозаик? Что, не? А теперь спросите, кто такая «жидконогая козявочка-
букашечка»! Сколько вариантов ответа вы получили?!
По собственному опыту могу сказать, что писать детские стихи ой как не просто. Слова
должны быть понятны, доступны, сложены в простые предложения и четко рифмованы. Рифма