эскизы реквизита — это только первый этап. А потом… Каждый день. Два года.

Сейчас уже двухлетних львов приучают к оркестру и к публике. Сначала они репетировали

под магнитофон, точнее, даже под радио. А теперь пару раз в неделю на репетиции приходит

оркестр. Когда первый раз музыканты «тихонько» заиграли, смеется директор, львята залезли

под тумбы и полчаса их не могли достать. Не работал ни кнут, ни пряник.

Вокруг манежа натянули сетку.

— Идут, — сказал Житницкий.

Послышалось рычание. Я встала. На самом деле они не шли, а ехали. Пять клеток, выстроенных, как вагончики в поезде, везли рабочие. Торцевые стенки каждого вагончика

открываются. Первый подвозят встык к воротам манежа и открывают. Когда один хищник

выходит, подвозят встык следующий, открывают и так далее. Это не были львята. Это были

львы. Правда, гривы у них еще не выросли. Но лапы! Зубы! Вполне.

Вероника оказалась хрупкой девушкой. В руках у нее была палка. Это была палка-ложка, как потом выяснилось. На заостренный конец она нанизывала кусочки мяса.

Цезарь, Симба, Семен, Персик и Дукат. Только первые три минуты они кажутся

одинаковыми. Они разные. Абсолютно. Почти полтора часа мы наблюдали за репетицией.

Цезарь — вожак стаи, постоянно рычал. Нет, конечно, прыгал с тумбы на тумбу и ходил по

брусьям, как все, но перед каждым телодвижением непременно высказывал «фе». Симба

постоянно засыпал. Прыгнет и уснет. Проснется, кувыркнется и снова уснет. Семен падал.

Падал с тумбы и с брусьев. Причем падал настолько смешно, что смеялся даже папа Леша.

Главное, упадет и идет жаловаться. Как ребенок. Закидывает лапы на плечи и голову кладет

на шею. Обязательно нужно гладить и приговаривать: «Семен, Сеня, Сенечка, ну что же ты, мальчик, так неосторожно…» Вообще-то, Алексей строгий папа. Именно папа, а не

дрессировщик. Он и прикрикнуть может: «Я кому сказал, сын!». А хвалит так: «Молодец, сыночек, умничка!»

Персик с Дукатом братья. Чуть кто-то из «взрослых» отвернется, они начинают беситься

между собой. Кусаются, кувыркаются. Кстати, идею одного трюка подали именно они. Он

называется «Чехарда». Это когда один лев прыгает через другого. «Их даже не обучали, просто, когда они так играли, их хвалили и угощали лакомством. Они запомнили, и получился номер»,

— рассказывает Алексей.

Я, как и большинство взрослых людей, испытываю жалость к животным в зоопарке или цирке.

Странно, но привычных ощущений это семейство не вызывало. Во-первых, они выглядели

сытыми и ухоженными. Хотя перед репетицией их не кормят, такие правила. Во-вторых, я не

почувствовала никакой агрессии ни с той, ни с другой стороны. Люди шутят, хищники играются.

Все — как на детском утреннике. В конце репетиции — смертельный номер, наверное, так это

будет выглядеть на представлении. Дрессировщик Алексей Пинко кормит льва Семена мясом.

Изо рта. На самом деле после неуклюжих падений Семена-Сени это выглядит не так уж

смертельно.

Основная часть репетиции закончилась. Взрослые хищники ушли, точнее, уехали в своих

вагончиках, а вместо них приехал молодняк. Два годовалых львенка после подростков

выглядят, как котята. В манеже остался Сеня. Чтобы малыши привыкали к запаху старшего,

— объяснила Вероника. Маленьких львят пока обучают сидеть, не соскальзывая, на тумбах.

Да, это сложно. Зря, правда, для примера выбрали Сеню. Когда со скользкими тумбами было

покончено, Семену разрешили поиграть с малышами.

Нам нужно было записать интервью с дрессировщиками.

Сетка, которая отделяет человека от хищника, напоминает рыболовную. Когда через нее

смотришь, львы кажутся милыми и очаровательными. Сидишь и умиляешься — котятки.

— Заходи, не бойся, тут только добрые остались, — шутит Алексей.

Я обрадовалась, что злые ушли, и смело шагнула ТУДА.

Вход в манеж представляет собой дверь из толстых железных прутьев с грохочущим

засовом. Альфред Хичкок отдыхает. Делаешь шаг внутрь, и за тобой захлопывается мир.

Красный круг сужается. Сильно. Я не знаю, какой диаметр у циркового манежа, когда там

клоуны, но когда львы, знаю точно — 3,14! Это такая постоянная величина.

Сеня весит около двухсот килограммов. Он хороший, даже смешной. У него просто взгляд

тяжелый. Озорной такой взгляд, игривый. Но тяжелый.

Как только грохнул засов, Семен поднял голову и удивился. Место на шее, где через пару

лет будет грива, приподнялось. Нас разделяли десять человеческих шагов и два львиных

прыжка.

Страх — это предыдущая стадия.

— Не бойся, смотри ему в глаза. Это вызов! Ты сильнее! — подсказывал директор.

Я сильнее?!

Сеня не стал прыгать. Куда ему спешить, он же слышал засов.

Он не шел, он крался. Я успела поседеть и сделать два открытия. Первое — абсолютно

точно знаю, о чем думают кролики перед удавами. Они вспоминают своих родственников

песцов. Не надо думать, что песцы из семейства лис или собак. Это совершенно особенные

животные, они родственники всем видам и подвидам. Особенно людям в клетках со львами.

Зашел в клетку — и первая мысль о песцах. Точнее, об одном из них. Любом.

Второе — адреналин похож на пот. Он такой же липкий и холодный. Только потеют люди, когда бегают или отжимаются, а когда стоят в клетке у льва — это адреналин.

Сеня толкнул меня лапой. Нежно толкнул. Вероника объяснила этот жест как призыв

поиграть. Мне так не казалось. Мне вообще никак не казалось. Ступор. Это единственное

описание моего состояния. Наступил глубокий ступор. Мне даже не было стыдно. Потому что

сектор стыда находился в правом полушарии, а оно больше не работало.

— Погладь, погладь! Не бойся, — уговаривает Алексей.

Вокруг сетки собрались зрители. Воздушные гимнасты явно получали удовольствие от шоу

и, по-моему, даже аплодировали. В цирк во время репетиций редко заходят чужие люди.

Наверное, еще реже бывают журналисты-самоубийцы. Поэтому всем было весело. Не смеялись

только клоуны.

Я положила деревянную руку на мохнатую голову. Этот жест не имел ничего общего с

ласковым поглаживанием животного. Но Сеня отреагировал мгновенно. Он поступил точно так

же, как поступают его мелкие домашние родственники в таких случаях. Попробуйте кошку

погладить по голове. Скорее всего, она попытается вывернуть голову и слегка прикусить за

руку. Не зло. По-доброму. В Сенином исполнении этот жест выглядел, как попытка откусить. Я

пожалела, что «гладила» не левой. Правая мне нужнее.

Умом понимаю: он ребенок, он неуклюжий, смешной и действительно пытается поиграть.

Ему интересна новая тетя в клетке. ОН БЕЗОПАСЕН — в один голос твердят дрессировщики.

Но посмотреть ему в глаза не могу. Может быть, поэтому львов называют царями зверей?

Первый вопрос, который я задала Веронике Пинко, дрессировщице львов, выглядел

банальным, но в последние десять минут моей жизни самым актуальным.

— Вам страшно?

— Нет. Совсем. Мне страшней на улицу вечером выйти. Честно. Я людей боюсь больше, чем

своих животных, потому что мои львы предсказуемы, а люди иногда, к сожалению, нет. Я, наверное, чего-то в этой жизни не понимаю.

Колени дрожали еще не меньше часа. С восторгом рассказывала коллегам о львах, о цирке, об адреналине. А колени дрожали. Позвонила домой поделиться впечатлением.

— Мам, я заходила в клетку ко львам! — из трубки запахло валидолом, и я добавила: — К

новорожденным!

На выходных схожу в парикмахерскую, закрашу седину. А потом обязательно поведу дочку

в цирк. Сеня с товарищами не выступает. Но я буду знать, что где-то там, за кулисами, бегает

и падает львенок. Хищник, который научил меня ощущать адреналин.

Еженедельник «MediaPost» № 09 от 8 марта 2007 г., колонка  «Невыдуманная история»