— Значит, так. Я предлагаю вам обеим, после раздела фирмы, сразу на стадии регистрации новой, стать партнерами.

— Давно пора, — не скрывая радости, согласилась Скорник.

— Понимаешь, Вадик! Лера у нас девушка увлекающаяся. Мало того, за мужчинами тянущаяся. Ты для нее вожак…

— Еще скажи «бык-осеменитель», — съехидничала Лера.

— Не, он не по этой части. Алиментов боится. Ну, а если серьезно, я мало в эту вашу затею верю. Не то, чтобы вообще не верю, но рисковать всем не хочу. Вот придумай для меня схему, чтобы я и ассоциатором не была, но и партнерские расходы не несла. Я женщина старая, заболею, работать буду мало, а отдавать на офис, зарплаты, канцтовары все равно придется. А я одинокая, обо мне позаботиться некому, — в Ларисином голосе не было жалобных нот, скорее, вызов.

— Ладно прибедняться! За тобой мужики толпами бегают.

— Ты не комплименты сыпь, а думай. Как сохранить рядом с собой очаровательную женщину, да так, чтобы с нее денег не брать?

— Ага, ты меня еще в альфонсы запиши.

На самом деле, идея у Вадима уже была. Он даже название новой должности придумал — ассоциированный партнер. То есть Лариса будет работать самостоятельно. Отдавать, скажем, тридцать процентов от фактически заработанного на нужды фирмы. Если привлекла ассоциатора — будет платить ему по сниженной почасовой ставке за реально отработанное время. Вернее, даже не самому ассоциатору, а партнеру, который оплачивает этого ассоциатора. Но об этом можно будет сообщить потом. Как бы после долгих размышлений. Главный результат достигнут. Обе подруги, пользовавшиеся к тому же немалым весом в коллегии, оставались с ним, а не перебегали к Кашлинскому. С репутационной точки зрения о большем нельзя было и мечтать.

Девятнадцатого августа, в понедельник, у Скорник никаких дел в судах не было, назначенных клиентов тоже, и она решила остаться на даче Осиповых.

На самом деле, ей просто не хотелось маяться в пыльной и прожаренной Москве, а Володя все равно уехал в командировку и вернуться намеревался во вторник. Предлог же Лера нашла более чем благородный — помочь Лене разобраться с грибами, которых накануне собрали немало. Почистили-то их еще вчера, но вот сварить, замариновать, по банкам закатать… Лена только обрадовалась, поскольку уж где-где, а на кухне Лера умела все.

У Ларисы же было назначено коротенькое дело, и она поехала с Вадимом. Договорились, что когда процесс закончится, она приедет на фирму, и они вместе вернутся на дачу.

Машин было немного — месяц отпусков. Вадим включил радио, настроенное на «Маяк», послушать новости и музыку, которую по утрам крутили часто.

Трепались с Ларисой ни о чем, радио служило фоном. Шел текст про политику, что-то еще. Какие-то заунывные голоса… Вадим с Ларисой не слушали, продолжали трепаться.

— Что-то у них со вкусом, — неожиданно перебил попутчицу Вадим. — С утра черный юмор по радио. Чтобы настроение поднять, что ли?

— Ай, да не слушай ты эту чушь! Сейчас наши юмористы-сатирики уже не знают, на какую тему постебаться! Так вот, прокурор говорит…

— Погоди! — Вадим прибавил звук.

Передавали обращение генерала, коменданта Москвы. Замогильным голосом, казенными фразами он сообщал, что в Москве вводится чрезвычайное положение. Что выпуск ряда газет приостанавливается, что все будет хорошо. Просьба соблюдать спокойствие. Затем прозвучали позывные «Маяка» и хорошо поставленный голос диктора передал информационное сообщение ТАСС.

Насколько успел понять Вадим, в СССР создается Государственная комиссия по чрезвычайному положению или что-то в этом роде. Горбачев болен. Комиссию (или комитет?) возглавляет Янаев. В ее состав входит министр обороны Язов, председатель КГБ Крючков, министр внутренних дел Пуго и почему-то премьер-министр Павлов.

На этой фамилии Лариса пришла в себя:

— Что, опять деньги менять будут?

— А… его знает, — выругался Вадим, думая о другом, — зачем он вернулся из США? Ведь говорили ему умные люди — Союз на грани взрыва. Коммунисты по-прежнему у власти. И Горбачев, блин, заболел так не вовремя. Если заболел, а не шлепнули его. И что теперь делать? Ему, вернувшемуся из США, уж точно не поздоровится. Посадят к такой-то матери. Как наших инженеров, возвращавшихся накануне войны из Германии.

Что будет с Леной? С Машкой?

Что теперь делать? Прежде всего, деньги! Надо забрать все, что лежит в сейфе на работе, и отвезти Автандилу. Он врач, тихий, незаметный. У него неприятностей не будет. Надо спрятать все досье по делам. Чтобы не вышли на клиентов и не могли зацепить на левых гонорарах.

Так, что еще? Попробовать быстро получить американскую визу. Нужно иметь приглашение от фирмы. Интересно, а телефонная связь с Америкой еще работает? Попробовать из офиса позвонить Стэну. Черт! У них ведь ночь! А выездную визу как получить?

Надо успокоиться! Родина! Родина! Надо жить дома… Идиот! Патриот гребаный! Родина-уродина. Только по-человечески жить начали. И на тебе!

По радио продолжали крутить — информационное сообщение ТАСС — обращение московского коменданта. Колокольчики-позывные — информационное сообщение — генерал.

Вадим вдруг понял, что уже минут десять они с Ларисой молчат. Повернулся — Лариса смотрела на него.

— Ну, что скажешь? — Вадим неожиданно услышал, что голос его срывается.

— Одно скажу — не вмешивайся. От нас все равно ничего не зависит, и мы ничего не можем изменить.

— Это точно, — с тяжелым вздохом согласился Вадим. Он вдруг подумал о Егоре Яковлеве, главном редакторе «Московских новостей». Ему-то сейчас точно еще хуже. Вот кого наверняка посадят! Публикации «Московских новостей» были похлеще передач «Голоса Америки» и радио «Свобода». Не зря на Пушкинской площади вдень выхода очередного номерау стойки с газетой выстраивались толпы людей. Как-то в разговоре с Яковлевым Вадим пошутил:

— Торгуете воздухом? Вон какую очередь собрали! — «Московские новости» были одной из «точек» Вадима. Наличествовали еще два кооператива, с которыми его связывал абонементный договор на юридическое обслуживание, но, хотя и платили они раза в три больше, чем газета, от «Московских новостей» Осипов не отказывался. Интересные люди встречались в коридорах редакции. Да и сам Яковлев, неулыбчивый, нервный, но, по большому счету, очень добрый и образованный человек, притягивал Вадима как магнит. Иногда, закончив обсуждать какие-то юридические вопросы редакции, Егор наливал себе коньяк, предлагал Вадиму, и, услышав традиционный отказ, мог полчаса рассказывать своему юристу новости. Те новости, которые даже он, даже в своей газете, даже в эпоху гласности — опубликовать не мог.

— Почему воздухом? — Егор Владимирович обиженно насупился.

— Потому что глоток свободы сродни глотку свежего воздуха.

— А, в этом смысле. Ну да. Наверное, — Егор расслабился и глотнул из бокала. — Тогда уж скажите — занимаемся бесплатной раздачей кислорода. Только бы голова у кого-то не закружилась.

Вспомнив сейчас про Яковлева, Вадим подумал, что именно в редакцию «Московских новостей» ему и надо ехать. Там он, по крайней мере, точно узнает, что же произошло. И, главное, чего ждать и опасаться.

В этот момент по «Маяку» начали передавать очередное информационное сообщение. На сей раз перечисляли газеты, выпуск которых приостанавливался. Первой назвали «Московские новости».

«Все равно поеду! Теперь точно поеду!»

Лариса продолжала смотреть не на дорогу, а на своего друга. Такого Осипова она не видела никогда. Бледный, с гуляющими желваками на скулах, с откинутой головой. Пальцы, казалось, раздавят руль. Переведя взгляд на спидометр, Лариса увидела, что стрелка показывает сто тридцать.

Высадив Погодину около метро «Таганская», Вадим поехал в офис, но не к себе, а в кооператив. Аксельбант в кабинете перебирал содержимое сейфа. Какие-то бумаги рвал, какие-то складывал в коробку. На столе громоздился портфель, до верху набитый пачками денег.