— Я серьезно. Мне надо понимать, — зачем ему «надо понимать», Вадим и сам не знал.

— Он в курсе, что давно был короткий романчик, — Юля неожиданно заговорила не просто спокойно, но даже по-дружески.

— Ладно, завтра заеду, поговорим!

— О’кей! Буду ждать. Я правда, по тебе соскучилась!

Вадим положил трубку. Он не был расстроен. Он был растерян. Может, он действительно чего-то в этой жизни не понимает? Мир как-то слишком быстро стал меняться. С одной стороны — детский романтизм Саши. С другой — почти циничная откровенность Юли. Мол, делай то, что тебе самому удобно и выгодно, а на остальное начхать! Хотя… Разве он сам не так же живет?

И вот от этой мысли, что он сам такой же, как Юля, как Марлен, Кашлинский, Вадиму стало совсем грустно. Он быстро собрал портфель и поехал домой. Там, по крайней мере, Лена и Машка. Которых он действительно любит. И на которых может рассчитывать. И, что его оправдывает, ради которых он готов на все. Счастливую жизнь он им обеспечит!

Наверное, Лена увидела в окно, как Вадим во дворе паркует машину. Когда он поднялся в квартиру, из кухни плыл запах его любимого харчо.

— Откуда баранинка? Отец привез? — Вадим пытался испомнить, не сам ли, побывав пару дней назад в подсобке у «своего» мясника, добыл баранину. Но к собственному ужасу понял: он вообще не представляет, что там покупал. Торопился, думал о делах, даже не видел, что мясник накидал в коробку из-под макарон. С такой тарой было безопаснее выходить из подсобки, макароны в дефиците не числились. Правда, и есть их тоже не стоило… Мясник считал, что обэхээсэшники на такую коробку особо реагировать не станут. Вадим же не сомневался, что недавно появившаяся статья Уголовного кодекса, — об ответственности за торговлю «мимо прилавка» — не его статья, а мясника милиционеры трогать не будут. Им самим где-то кормиться надо.

— Нет. Я сегодня на рынок съездила. Могу я использовать машину не только во благо Машке, но и тебе? — Лена задорно улыбнулась.

Уже три месяца она ездила на бывшей машине Вадима. На «шестерке». Себе он взял новенькую «семерку», самую престижную, если не считать «Волги», машину. Конечно, появлялись уже и иномарки, но ими рулили кооператоры. Людей, пересевших на иномарки, Вадим считал сумасшедшими. Чтобы так нарочито демонстрировать свое богатство, вызывая ненависть соседей и гаишников, надо было совсем свихнуться…

Лена, в основном, ездила по делам дочери. Иногда забирала ее из школы, возила на занятия по самбо (Машке месяц назад взбрело в голову, что девушка должна уметь за себя постоять, и она записалась в «Самбо-80», благо располагалась секция недалеко от дома, в Теплом Стане). Работать Лена не пошла, сначала ждала сентября, а теперь из-за близкого отъезда в США работа отпала еще на полгода. Так что выезжать ей особо и некуда было. К тому же она плохо ориентировалась в городе.

Удивительно, но прожив в Москве всю жизнь, зная центр как свои пять пальцев, за рулем Лена терялась. Она плохо представляла, куда ехать можно, а куда нет, где повернуть, как развернуться. Поэтому поездку на рынок ради вкусного ужина для любимого мужа можно было точно приравнять к героическому поступку!

— Пап, я пошла спать, у меня подъем в полседьмого, — пыпалила Маша, влетев на кухню. — Ты, вообще, как?

— Привет! Нормально. А что ты такая бешеная? Ты же не уснешь.

— С Мишей я всегда усну! Он мягкий.

Плюшевого медведя Вадим подарил дочери лет десять назад, От его первоначальной пушистости мало что осталось. Над этим и Машка поработала, и Хэппи, когда была щенком. Маша с ним не расставалась. Она брала его с собой каждый раз, когда ночевала у бабушек с дедушками, вспоминала о нем в первую очередь при переезде весной на дачу и осенью обратно в Москву.

— А ты Мишу своего в Америку возьмешь? — Вадим ехидно усмехнулся. — Или заведешь себе там Джона?

— Мой возраст и пионерское прошлое не подразумевают возможности секса с иностранцами, — Маша с вызовом посмотрела на отца. — Вот!

Вадим поперхнулся супом и, совершенно растерявшись, посмотрел на Лену, явно ища поддержки. Лена решила выручить мужа:

— Все, Машунь, иди спать. Разговоры с папой о сексе в конце трудового дня лишены смысла.

Не поняв истинного смысла маминой фразы, Машка победительницей выпорхнула из кухни, позвав на ходу: «Хэппи, ко мне!»

Вадим в еще большей растерянности смотрел на жену. Есть он перестал.

— Что ты так смотришь? — Лена улыбалась с откровенной грустью. — Не заметил, как дочь выросла?

— Нет, меня… — Вадим замялся.

— Намек мой удивил? А ты сам помнишь, когда мы в последний раз занимались любовью? Не ты, а мы? — Финальную фразу Лена произнесла уже с вызовом.

— Что ты имеешь в виду? — Вадим положил, наконец, ложку и откинулся на спинку стула.

— Я имею в виду, что ты вообще перестал меня замечать. Только фирма, только работа, только деньги!

— Я что, для себя это делаю? Ты на рынок сегодня пешком ходила?

— Слушай, Осипов, пойми ты наконец, что мне куда приятнее с тобой вместе ехать на рынок на автобусе, чем одной на машине! Да хоть пешком идти, но с тобой! Мы из ЗАГСа как домой добирались? Помнишь еще? Плохо было?! — Лена начала шмыгать носом.

— А сейчас тебе плохо?

— Да, мне плохо! Мне плохо! Я не нужна никому. Я не работаю, мы никуда не ходим. Будь в Москве фитнес, как и Вашингтоне, мне хоть нашлось бы куда время убивать.

— Не куда, а где, — автоматически поправил Вадим.

— Да иди ты к черту! Ошибки ты мои замечаешь, а меня? Ты меня вообще видишь? Не приготовь я харчо, ты бы сообразил, где ужинаешь?

— Ленк, успокойся! Сообразил бы. Для меня кроме тебя с Машкой вообще ничего в мире дороже нет…

— Слова, слова! — перебила Лена. — Сколько мне еще ждать нормальной жизни? Я не сомневаюсь, ты всего добьешься. Не сомневаюсь, что делаешь это ради нас. Ради наших интересов. Беда лишь в том, что ради наших интересов в твоем представлении! А нам просто хочется жить с тобой вместе!

— И мне.

— Не верю! Ты не можешь просто жить! — Лена прокричала последние слова и вдруг обмякла. — Извини, я сорвалась. Я понимаю как тебе трудно! Но…

— Иди ко мне, дурочка! — Вадим притянул к себе жену и посадил на колени. Обнял, прошептал на ухо: — Я люблю тебя. Потерпи до Америки. Обещаю, там все будет иначе.

— Ладно. Потерплю. Ешь суп, остынет.

После ужина, собираясь спать, Вадим с удовлетворением подумал, что правильно сделал, не поехав к Юле. Иначе бы и сегодня пришлось сослаться на усталость или, в лучшем случае, просто не заметить Ленкин затуманившийся взгляд, когда они стали раздеваться…

До нового 1991 года осталось чуть больше месяца. А эпопея со сменой жилплощади для фирмы в последние дни достигла апогея. События предшествующих дней разворачивались с калейдоскопической быстротой. Кашлинский оказался не треплом — за три дня он организовал переезд «отселенцев» в Петровский Пассаж. На Аксельбанта неожиданно накатил приступ филантропии. Для переезда он выделил троих рабочих, за пару дней его же люди оклеили новообретенное помещение импортными обоями. Верхом щедрости Олега стали гэдээровские люстры, «разбившиеся» на одном из его московских объектов, и два телефонных аппарата.

Таня Фомочкина, вполне прижившаяся в роли секретарши, долго изучала инструкцию по пользованию этим кнопочным чудом техники, а потом со слезами на глазах подошла к Осипову:

— Дядя Вадим, я, наверное, дура, но ничего в книжке не поняла. Покажите, как этим пользоваться.

Вадим, для которого новомодные кнопочные телефоны тоже были в диковинку, взял инструкцию и к вящему своему изумлению разобрался за пять минут. Татьяна наградила шефа таким взглядом, что не будь она дочерью приятелей… Нет лучше в эту сторону не думать. Слава богу, Юля вместе со всем своим кланом теперь далеко, у Вадима появился шанс о ней забыть. Затевать новый роман ему сейчас вовсе не хотелось. Тем более с этой малолеткой. Хотя фигурка у нее — ого-го!