Кевин предупреждал, что это опасный район, пропитанный наркотиками. Но ожидать того, что увидели…

Вадим непроизвольно прибавил газу. Лена закрыла окно и вжалась в сиденье. Сработал материнский инстинкт: она оживленно стала болтать с Машкой. Чтобы отвлечь, чтоб не видела, не испугалась.

— Как в школе дела? С кем подружилась?

— Ой, мам, потом. Дай посмотреть. Они здесь какие-то другие, — открывая окно, пробормотала Маша.

— Окно закрой! — рявкнул Вадим. Потом, сообразив, что реакция на действие дочери неадекватная, мягче добавил: — Кинут какую-нибудь банку, лицо поранят.

Маша, что-то буркнув, подчинилась. Вадим еще больше прибавил скорость.

Через десять минут выскочили из города и оказались на потрясающей шестирядке. Другая жизнь! Пронесло. За окнами мелькали аккуратные пригородные домики, почти все украшенные американскими флагами. Практически перед каждым домом виднелось баскетбольное кольцо.

— У нас — завалинки, у них — кольца, — констатировала расслабившаяся Лена.

— Ты посмотри, какая дорога — нас вообще не качает, как по зеркалу едем!

— Пап, почему по зеркалу, а не по стеклу?

— Не знаю, Маш, так говорят обычно.

— Ах, так ты обычный? А я-то думала!.. — Машка явно шутила с отцом. В последнее время она либо что-то у родителей просила, либо над ними подтрунивала. Нормально разговаривать будто разучилась. Когда Лена обратила внимание Вадима на эту новую привычку дочери, он постарался жену успокоить: «Переходный возраст. Самоутверждается. В первую очередь, естественно, за наш счет. Терпи!» Лена согласилась, что муж прав, но относиться легче к тону дочери не могла. Переживала. Ей было больно и обидно, что ласковой, нежной маленькой Машки уже нет. Что в ней все больше и больше проявляется характер Вадима. И она отдаляется. И Вадим отдаляется…

— Так что у тебя в школе? — Не удостоив Машку реакции на ее подкол, спросил Вадим.

— Я буду ее менять!

— Что?! — Лена чуть не подпрыгнула на сиденье.

— Мне там не интересно. Они учат то, что мы проходили в Москве год или два назад.

— Ну, а язык? — Эта тема стала для Вадима идеей фикс. Он понимал, что причина кроется в комплексе, развившемся в прошлый приезд, но поделать с собой ничего не мог.

— Пап, с языком все нормально. Только с математикой стопор. Не, не с самой математикой, а с языком.

— Научись формулировать свои мысли! Что ты сейчас сказала? Сама подумай, — Вадим даже обрадовался возможности сделать замечание дочери.

— Я думала, ты сообразительнее…

— Маша, не хами! — не выдержала Лена.

— А что я такого сказала? — взъерепенилась Маша. — Я, по-моему, ясно сказала: с математикой проблема в языке. Вот, пап, как по-английски будет биссектриса?

— Черт его знает, — простодушно отозвался Вадим.

— BOOT! — радостно согласилась дочь. — Девять десятых моего времени уходит на то, чтобы выучить ненужные термины на английском. А по сути — все элементарно.

— Ну так и учи. Программу ты в посольской школе тянешь.

— Не, это не интересно. Ты можешь через фирму организовать мой перевод в «хай-скул»?

— Думаю, нет. Во-первых, не считаю это правильным. Во-вторых, это невозможно. Тут, у американцев, все по правилам. По возрасту тебе положена «юниор-скул», а не «хай». Американцы же тупые — если не по инструкции, значит, противозаконно.

— Ну и ладно! Сама сделаю! — Маша отвернулась к окну, давая понять, что лимит общения с дочерью родители исчерпали.

Лена выразительно посмотрела на Вадима: «Ну, что я тебе говорила?» Вадим хмыкнул, и то ли недоуменно, то ли с осуждением, покачал головой.

Через час добрались до Балтимора. Семиярусная дорожная развязка выглядела как нечто-то сюрреалистическое. Сразу было и не понять, какая дорога куда ведет, откуда выходит, вздымаясь к небу, и как возвращается назад, опять превращаясь в идеально гладкую дорожную горизонталь.

Пока Вадим расплачивался с негром-кассиром на очередном пункте «по легальному грабежу граждан на дороге», как удачно пошутил в адрес будок на платных дорогах Саша, Машка, высунувшись в окно, пересчитывала количество дорог, входящих и выходящих из этого паука-монстра, сооруженного непонятно как мелкими букашками-людьми, угнетаемыми непосильным трудом на благо капиталистов-империалистов.

— У нас такое не построят, — констатировала дочь.

— Тебе нравится? — с тревогой в голосе спросила Лена.

Уже сейчас, хотя Маше не исполнилось четырнадцати лет, она очень боялась, что дочь когда-нибудь выйдет замуж за иностранца, и они с Вадимом останутся одни. В последние года два-три такие истории происходили среди знакомых сплошь и рядом. И хотя Вадиму и Лене было еще далеко не ясно, как сложится их собственная жизнь, не придется ли «эвакуироваться» из Союза, такая перспектива пугала своей неотвратимостью, очевидностью и, главное, правильностью. Правильностью с точки зрения возможности для Машки жить нормальной жизнью, а не как они сами, — не зная, что их ждет завтра.

— Нет, — Маша отрицательно покачала головой, — это из «Звездных войн». Некрасиво. Слишком урбанистически.

Лена с Вадимом переглянулись. Да, дочь стала взрослой. И манера говорить и самостоятельность мышления… Как это произошло? Когда?

Проехав Филадельфию, остановились перекусить. Лена достала из багажника большой пакет, и семейство двинулось к «Макдоналдсу», зазывно расположившемуся на площадке отдыха в пятидесяти метрах от дороги. В окружении заправки, мойки, маленькой автомастерской и просторной стоянки для машин.

Вадим заметил, что некоторые водители, остановившись у какого-то столбика с ящиком наверху, говорили в ящик какие-то слова, а потом подъезжали к боковому окошку в здании «едаловки». Оттуда им через минуту-две протягивали пакет, они расплачивались и уезжали.

Вадим остановил Лену и Машу, дабы понаблюдать за этим процессом и выяснить, что же там происходит.

— Пап, рассказываю, — Машка была невероятно горда, что может просветить родителей. — Водитель по рации делает заказ. Пока он доезжает до окна выдачи, тут уже собран в пакет.

— Не фига себе! — вырвалось у Лены.

— Ладно, пошли! — Вадиму стало вдруг неприятно, что его дочь, не пробыв в Штатах и месяца, разбиралась в здешней жизни лучше, чем он.

Нашли свободный столик. Лена стала выкладывать припасы, а Вадим пошел за спрайтом. Никто из посетителей даже голову не повернул в сторону путешественников-иностранцев, хотя в Америке вовсе не принято приходить в «пункты общепита» со своей едой. Однако уважение к правам личности проявлялось и здесь. Тебе так надо? Тебе так хочется? В этом нет нарушения закона? Ну и делай, как знаешь! Меня это не касается! Прекрасная философия общества индивидуалистов. По крайней мере, никто никого не напрягает.

Вид, открывшийся на Нью-Йорк с дороги, плавно подкатившей с юга к самому богатому городу мира, финансовой столице цивилизации, — поражал. Сады, домики, придорожные постройки вдруг закончились и впереди появились зубчатые очертания манхэттенских небоскребов. Увы, долго созерцать абсолютно урбанистическую гармонию не пришлось. Свой зев открыл Линкольновский тоннель.

Четыре километра подземного чрева, обшарпанного, задымленного, ревущего двигателями, не просто подавляли, они доводили до полуобморочного состояния. В машине все молчали. Как назло вереница автомобилей двигалась с черепашьей скоростью. Лена почувствовала, что у нее вот-вот начнется истерика. Она готова была выскочить из машины и бежать, бежать, бежать…

Наконец в конце тоннеля появился просвет. С заднего сиденья раздалось:

— Да, теперь я понимаю, что значит выражение «свет в конце тоннеля», — Машу проняло…

Но легче стало не на много. Тоннель закончился — начался узкий коридор из высоченных зданий. Тонкая полоска света вдалеке наверху хоть и вселяла надежду, что где-то существует стихия природы, но весьма призрачную…