Время полета ушло у Строя на анализ ситуации. Неужели в этом странном государстве положение адвоката более престижно и уважаемо, чем в его родной Америке? Ведь как иначе можно расценить тот факт, что по звонку пусть и очень известного, но всего лишь юриста, не партийного функционера, не государственного чиновника, а просто адвоката, министр транспорта дает распоряжение задержать вылет рейса на целый час?! А может, Осипов все-таки генерал КГБ? Или, как минимум, полковник? Тогда все ясно. Тогда следует признать другой факт: американские адвокаты более уважаемы в своей стране, чем в этой, которая только объявила о планах построить правовое государство. Хотя какое же это правовое государство, если даже самолеты здесь летают не по расписанию, а по указаниям министра?

Начальник „Шереметьева-2“ был очень доволен. Все рейсы в Европу и Северную Америку, несмотря на снегопад и обледенение полосы, уходили с очень небольшой задержкой. Почти вся уборочная техника, далеко не первой молодости, вышла на линию. Окончательно убитыми оказались только три снегоуборщика из семи. Да еще, слава тебе, господи, вчера наконец завезли бензин. Страшно сказать, но всю последнюю неделю горючего не было ни грамма. И пойди снег на два дня раньше…

— Мы партнеры с тобой или как? — Саша набросился на Вадима, едва тот вошел в офис.

Само появление Саши в Пассаже вызвало удивление. Да еще такой тон. Это вместо его обычного бодрого: „Привет!“

— А что случилось?

— Ты два дня носился со Строем. Тебе даже в голову не пришло поделиться работой с кем-то из партнеров. Это жлобство! — Саша и вправду был сильно зол.

Вадим почувствовал запах перегара.

— Ты что, выпил?

— А я всегда „выпил“, — передразнил Вадима Саша. — С такими партнерами, как ты, „невыпивши“ жить невозможно!

— И с каким же партнером ты выпил?

— А тебе-то что? — В голосе Саши звучал неприкрытый вызов. — С Кашлинским. Он хотя бы к людям по-человечески относится, а не гребет все под себя.

— При том, какой он юрист, ему особо-то и грести нечего, — начал заводиться Вадим.

— А я, по твоему, тоже говно юрист? И Юля говно? И дядя Марлен?!

У Вадима возникло сильное желание выдать Саше по полной программе, — сказать, что деньги надо уметь зарабатывать, а не выклянчивать. Что хватит ездить на его горбу. Что Марлен не говорит по-английски. Что ни Юли, ни Кашлинского американцы не знают. Но он сдержался. Накануне отъезда лишний конфликт затевать не стоило. Гораздо важнее было понять, кто стоит за Сашиным визитом — это его инициатива, или напоившего приятеля в очередной раз Леши Кашлинского? В последнее время тот резко активизировал свою роль в семье Марлена.

— Саш, успокойся. Никто не говно. Американцы знают только тебя и меня. Почему Стэн позвонил именно мне, не знаю. Исходя из того, что он спрашивал о тебе, где ты, все ли в порядке, допускаю, что он просто до тебя не дозвонился. Ты во вторник днем в офисе у Аксельбанта был?

— Нет, — растерялся Саша.

— А телефон у вас работал?

— Работал.

— А в обед, ты уверен, что кто-то на телефоне был?

— Ну откуда я могу знать? — Саша растерялся окончательно и даже стал испытывать неловкость от того, что зря наехал на Осипова.

— Ну и я откуда могу знать, почему Стэн поручил заниматься Дэвидом именно мне? — перешел в атаку Вадим.

— Но ты мог хотя бы сообщить!

— Когда? Я только что сгрузил его в аэропорт.

— Разумно. Извини, — вконец остыл Саша.

— Сашк, скажи честно, кто тебя накрутил? — как можно дружелюбнее поинтересовался Вадим.

— Какое это имеет значение?

— А такое; если это Леша, то тебе придется понять, что он просто старается нас поссорить.

— Это-то я понимаю. Хуже, что он настроил против тебя дядю Марлена. А еще, я от своей мамы знаю, тетя Маша на тебя дико злая.

— Она-то за что? — искренне удивился Вадим.

— Ну, видимо, она рассчитывала, что ты на Юльке женишься. Хотя я им еще полгода назад говорил, что от Ленки ты не уйдешь. Я это в Америке окончательно понял.

Вадим оторопел. Вот уж чего он никак не ожидал: оказывается, его роман с Юлей открыто обсуждался в семье Марлена, там строили свои планы, его судьбу решали другие люди! Вадим почувствовал, как в нем закипает звериная ярость. Надо было себя сдержать. Любой ценой.

— А теперь Мария Ивановна строит планы в отношении Леши?

— Ну ее можно понять. Юлька в девках засиделась, — Саша вдруг рассмеялся открыто, по-дружески. — Но я на твоей стороне. Семья и дружба — превыше всего!

Вадиму захотелось чем-то обрадовать этого большого наивного ребенка.

— Да, кстати, знаю, что тебя это мало волнует, а вот Леше передай: работал я бесплатно. Это так, для успокоения наших корыстолюбцев.

— Правда? — обрадовался Саша.

— Нет, блин, я тебе врать стану!.

Настроение после ухода Саши было отвратительное. Мало того, что пришлось солгать, в принципе делать это было неприятно, так еще и окончательно высветилась перспектива серьезной борьбы с кланом Марлена. Да что там борьбы! Грядет война на выживание!

Размышления Вадима крутились вокруг банального вопроса: „Почему все так несправедливо устроено?“ Он помог Сашке бросить пить, придумал фирму, привил любовь к адвокатской профессии Юле. В конце концов, сыграл немаловажную роль в избрании Марлена председателем Президиума Московской коллегии. А теперь все семейство крысится на него, пытается подчинить себе. Больше того, хотят отобрать у него даже часть его фирмы. Не верится, что все дело в деньгах. У Марлена денег — море.

Значит, что-то еще. Самолюбие? Марлен и его жена не могут пережить, что он удачливее, работоспособнее, чем их дочь и племянник? Но это не его вина, а их. Не так воспитали. Слишком баловали. Чересчур много давали „на блюдечке с голубой каемочкой“. Он с Машкой поступит иначе. Пусть всего добивается сама. Страховать он дочь будет, чуть подталкивать — тоже. Но ничего в готовом виде она от него не получит. Для ее же пользы.

И тут Вадим вспомнил про Парло. Бесспорно — лучший на сегодня адвокат коллегии. Звезда всесоюзного масштаба. А сколько про него сплетен ходит? И алкоголик, и бабник, и со следователями договаривается, и в КГБ стучит. Ясно, что все это бред. Но почему его коллегам надо так усиленно всю эту чушь обсуждать? Да потому, что иначе его успех придется признать своей неудачей. А так — все прекрасно. Да, он более известен, у него шире клиентура, он больше зарабатывает, зато…

Впрочем, всюду то же самое. Вадим вспомнил, как мама всегда старалась пресечь разговоры о режиссерах и актерах, если они возникали среди гостей. Илона Соломоновна терпеть не могла сплетен вообще, но про людей известных, — особенно. И дело было даже не в том, что она полагала неинтеллигентным обсуждать кого-то „за глаза“. Она считала, что причиной таких пересудов является только одно — зависть! А зависть чувство деструктивное. Разлагающее. Михаил Леонидович спорил с женой, говорил: „Зависть — двигатель прогресса“. Если люди не будут завидовать друг другу, исчезнет стимул добиваться чего-то еще, двигаться вперед.

Споры эти продолжались в семье, сколько Вадим себя помнил. Он склонялся на сторону отца. Если бы не одно „но“. Сам Михаил Леонидович зависти был лишен начисто!

Вадим тоже не умел завидовать. Если кто-то добивался большего, чем он сам, его не глодали обида, досада, раздражение на везунчика. Вадим пытался понять, как он это сделал и как добиться самому того же. Нет, досада все-таки появлялась. Но не на того, кто сумел, а на себя.

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Вадим решил заехать по дороге домой в свой любимый магазин „Морозко“. Тот располагался рядом с метро „Профсоюзная“, был не очень широко известен в Москве, но народу там всегда толпилось прилично. Продавались в „Морозко“ польские замороженные фрукты и овощи. Вадим слышал, что скоро откроют еще один где-то на севере столицы. Так что, судя по всему, торговля шла успешно. Хотя цены в магазине бросовыми никак не назовешь.