Он упрямо мотал головой:
— Нет. Испытывал когда-то… в прежней жизни… Это память предков.
Память предков! Лена однажды уже слышала об этой памяти предков, якобы испытавших невесомость в космических полетах и передавших по наследству потомкам память об этом удивительном ощущении. Так говорила ненавистная Марта… говорила,будто предки людей прилетели на Землю и не смогли вернуться на свою погибшую планету и дали начало человеческому роду на Земле… доказывала это нелепое утверждение тем, что у человека мозг используется лишь в самой малой доле, многие его области остаются нетронутыми. А природа не могла снабдить человека органом, для него чрезмерным, слишком она скупа и рациональна!И якобы этот орган развился во время эволюции человека на другой планете и только там мозг в полной мере служил инопланетянам. А теперь у земных людей, то есть у их одичавших потомков, снова восходящих по лестнице цивилизации, мозг с его миллиардами дремлющих нейтронов знаменует лишь недосягаемый пока предел умственного развития этого биологического вида… Недаром мозг ученого совершенно такой же, как и у современного дикаря или… или у доисторического пещерного человека…
Но у Марты это был или бред,предшествовавший телепатическим галлюцинациям, или… провокация, призванная снова подчинить непокорную сообщницу, которая должна была уверовать в их тайное и могучее средство связи.
Буров вспоминал теперь о случаях пробуждения у людей неожиданных знаний, словно хранившихся в неиспользованных областях мозга, или о редких и непостижимых способностях, например, к вычислениям…
Он даже решил сам попробовать…
По его просьбе Лена стала задавать ему простейшие арифметические примеры. Он легко справлялся с ними в уме, несказанно обрадовав тем Лену. Она так боялась!.
Он потребовал усложнения заданий и стал молниеносно складывать шестизначные числа целыми столбцами.
— До болезни ты так же считал, Буров?- почти испуганно спросила Лена.
Буров засмеялся:
— Скольно потеряно-то!… Ведь мы могли бы обходиться без электронных вычислительных машин!…
У него действительно обнаружились невероятные вычислительные способности. Говорят, в истории человечества известны лишь несколько человек, порой почти необразованных,которые обладали ими в такой мере. Буров молниеносно не только умножал одно на другое десятизначные числа, он возводил их в степени, извлекал корни квадратные, кубические, даже пятой степени…
Чтобы проверять результаты этих сумасшедших вычислений, Лене приходилось посылать задания в электронный вычислительный центр, убеждаясь каждый раз, что ответы Бурова безошибочны.
Потом Буров обрушился на высшую математику.Лена даже не могла в полной мере оценить остроумие применяемых им методов решения дифференциальных уравнений,блистательность математических исследований,которые он, шутя, лежа в постели, проделывал.
Врачи сначала протестовали, потом замолкли, заинтересованные.
Буров взялся даже за шахматы. До болезни он знал лишь ходы шахматных фигур. Теперь он решал головоломнейшие шахматные задачи, потом стал сам составлять шахматные этюды редкой трудности и красоты, как говорили знатоки, специально ознакомленные с этим новым видом творчества Бурова.
Буров уверял, что проверяет себя, тренируется, ему не терпелось ринуться в научный бой.
Лене казалось, что она видит перед собой уже другого человека, у которого изменился не только цвет глаз, как у нее… Она и радовалась и страшилась…
Буров выздоровел.
Измерения показали,что за время болезни он прибавился в росте почти на пять сантиметров.Когда он впервые поднялся во весь рост,в халате, еще худой, костлявый, он показался Лене гигантом.
Он стал теперь исступленно заниматься гимнастикой,нагоняя мышцы гантелями, пригласил к себе своего тренера, готовившего его прежде к соревнованиям по тяжелой атлетике.
Он теперь тоже готовился к самому тяжелому состязанию.
С Леной он занимался физикой.Он жадно впитывал в себя подробности ведущихся сейчас исследований,сердился на Лену за то,что та многого не знала. Он не хотел считаться с тем, что она ведь была сейчас только сиделкой в его палате, а до этого сама болела.
Лена показала Бурову свою старую тетрадку, в которую она записывала все высказанные им в бреду мысли еще в Проливах,когда он лежал в коттедже вблизи Великой яранги.Она сказала, что хотела дополнить эти записи сейчас, но Буров до своего воскрешения так и не произнес ни слова.
Буров очень заинтересовался своими «бредовыми мыслями» и даже накинулся на Лену за то,что она так долго скрывала их от него. Под впечатлением проведенных под водой опытов, оказывается, он говорил тогда о совсем новой среде, в которой нужно проводить эксперименты. В бреду он мечтал подняться ввысь…
Сейчас Буров все переосмысливал, он мог теперь все повернуть так, что даже самое невероятное казалось выполнимым.
К Бурову хотел приехать Овесян, но Лена восстала.В Бурове все так кипело, что она боялась, как бы больной не взорвался при неминуемом споре с академиком.
Три раза в день приходил кинооператор снимать выздоровление Бурова. Его меняющееся состояние нужно было фиксировать не по дням, а по часам.
Лена, столько дней просидевшая у постели больного, попав на киносеанс в кабинете главного врача, куда ее провела Полевая, была совершенно потрясена, видя, как у нее на глазах «наливался жизнью, силой» сначала бородатый, потом побрившийся богатырь,как он поднялся костлявый,выше на голову всех окружавших его врачей, как волшебно раздобрел, стал могучим…Находясь все время рядом с ним, она и не видела, как все это произошло.
Для врачей это было откровением, для Лены- счастьем.
Буров вырвался из больницы.
Еще в клинике,занимаясь физическими проблемами с Шаховской,он формулировал свои взгляды на существо А- и Б-субстанций.
Он уже знал, что «А-субстанция» была обнаружена в том самом электрическом сосуде,который они с Леной вынеши из пещеры Росова,знал,что физики-смельчаки умудрились во время его болезни получить еще некоторое количество «А-субстанции»,добравшись до самого кратера вулкана Бурова. Но всего этого даже не хватило полностью для исследовательских целей. Были выдвинуты проекты создания на склонах вулкана Бурова газосборного завода, из продукции которого можно было выделить «А-субстанцию», чтобы использовать ее на Солнце для нейтрализации вредного влияния «Б-субстанции».
— Какая чепуха!- в ярости кричал Буров, пугая заглядывавших в палату медицинских сестер.- Какая чепуха! Разве можно плестись в хвосте у Природы, питаться ее подаянием!.
Буров поразил Шаховскую своим утвержденим, что обе субстанции, управляющие состоянием протовещества,-это две стороны одного и того же первоначала.
По-видимому, у Бурова уже зрел дерзкий план.
Он вырвался из клиники. Первый, к кому он направился, был академик Овесян. Шаховская пришла вместе с ним. Овесян обрадовался, выбежал из-за стола навстречу Бурову, протянул к нему обе руки:
— Богатырь! Нагибайся, пожалуйста, а то потолок головой проломишь. Каков! Каков! Никак ведь вырос!…
Он поворачивал Бурова,любуясь им сам и показывая другим.
— Ну как тебе нравится наше созвездие?- спрашивал Овесян,указывая в окно, где в окружении ослепительных звезд виднелось потускневшее медное солнце.
— Послушайте, Амас Иосифович! — начал Буров, как только они остались втроем с Овесяном и Веселовой-Росовой.- Вы научный авторцтет. Перед вами полагается расшаркиваться.Но сейчас не до этикета. Вы зажгли в небе фонари и думаете,что решили задачу? Это чепуха!.Это самообман!.Немыслимо поддерживать горение этих фонарей, посылать на смену сгоревшим новые… Вы израсходовали уже все атомные запасы человечества, припасенные для ядерных устройств… Вы должны будете забрасывать в космос океанскую воду… В этом нет перспективы… Это успокоение на час.
— Не путай одного часа с одним урожаем. А урожай, хотя бы один урожай на Земле, решает сейчас многое.
— Надо мыслить не одним урожаем, а тысячелетиями изобилия! Надо подняться над заботами сегодняшнего дня!… Нельзя подправлять угасающее Солнце хоть установками «Подводных солнц» на всех побережьях или искусственными термоядерными звездами в небе.Вопрос надо решать не полумерами,а кардинально. Надо сделать выбор.
