Лиз плакала.

Черт меня возьми, я тоже не мог совладать с собой.

У невысокой скалы с косыми слоями, срез которых огибала снежная дорога, я узнал свое любимое место и остановил изувеченный кадиллак.

И у меня и у Лиз затекли ноги. Почти сутки мы были в пути. Кроме того, я предложил Лиз воспользоваться крутым поворотом шоссе у скалы, поскольку природа не предоставила нам большего комфорта.

Уже темнело. С горьким чувством я смотрел на снежное поле внизу. Здесь когда-то было зеленое море кукурузы. Оно всегда служило мне символом американского благополучия: откормленный скот, молоко, масло,консервы, мука, экспорт, текущие счета и поджаренные початки, которые я так любил еще в детстве и которые с таким аппетитом мы уплетали с Эллен на ферме у отца…

Теперь перед глазами в сумеречном свете вечера расстилалось безбрежное мертвое снежное море. Прежде в это время здесь заканчивался сев. Вырастет ли здесь еще когда-нибудь кукуруза?…

Вернулась Лиз, посвежевшая, умывшаяся снегом.

— Яв отчаянии,- «сказала она,- у меня не осталось ни пудры, ни помады. Я, вероятно,іужаано выгляжу.

Я усмехнулся:

— А я в отчаннии от этой чертовой пудры, которая покрыла отцовские поля. Они действительно ужасно выгладят.

— Как? Ферма уже так близко?

Я кивнул головой.

Лиз оглянулась на машину, осмотрела мою оборванную одежду. Ее наряд был не лучше. Манто, оказывается, все-таки порвали живые скелеты…

— Я не магу в таком виде показаться вашим родителям,- сказала Лиз.

Я махнул было рукой, но она строго посмотрела на меня:

— Как выглядит ваша машина!… Вы обязаны завтра утрам заняться ею, надеть хотя бы чехлы на эти гнусные пружины, выправить багажник.

— Утром?-устало спросил я.- Так не лучше ли это сделать на дворе фермы, в гараже?

Лиз решительно замотала головой.

— Нет,- сказала она.- Мы не можем явиться туда, как побитые собаки. Рой, вы не сделаете отого! Будьте мужчиной.

Я не переставал удивляться Лиз. Она вечно ставила меня в туник. Было решено, что мы переночуем в машине.

Мы съехали вниз к тому месту, где мы с Эллен прятались в кукурузных джунглях и где я собирался защищать ее от леопардов, аллигаторов и анаконд. Сейчас мне предстояло защищать Лиз от зверей пострашнее.

Я остановил автомобиль на обочине. Спинка переднего сиденья машины откидывалась и получался матрас двуспального ложа. Надо ли говорить, что вылезшие пружины не делали его особенно приятным. Я не знал еще, чем мне удастся утрем прикрыть эти вывороченные машинные внутренности. Однако утро светлее вечера во всех отношениях. Я чувствовал себя разбитым и дорого бы дал за теплую постель в мотеле.

Лиз принялась устраивать наше ложе с помощью своего манто и всего, что попадалось ей иод руку.

Укрылись мы моим пальто,тесно прижавшись друг к другу,чтобы не замерзнуть.

Это была неспокойная, но целомудренная ночь. Я несколько раз просыпался, чувствовал трогательное мерное дыхание Лиз, прислушивался к завыванию ночной метели и снова засыпал…

Погони не было,очевидно,мы затерялись в снежном просторе, если нас искали, то в гостиницах. Я снова просыпался, прислушивался.Мне хотелось повернуться, но я считал это неучтивым.

Лиз уютно устроилась на моем плече. Теперь я даже боялся пошевелиться и в конце концов уснул.

Проснулся от ощущения, что кто-то смотрит на меня.

Я открыл глаза, вздрогнул и сразу разбудил Лиз. Мы оба сели, виновато озираясь.

Через лобовое стекло, протерев снаружи его от снега,на нас смотрела знакомая мне веснушчатая рожица моего Тома. Он накрыл нас здесь, лежащих в объятиях друг друга.

Он не скакал на одной ноге, не кричал озорным голосом: «Э-э-э! Как не стыдно! Голубочки, любовники! Кошки на крыше!…» Он только печально и осуждающе смотрел на меня, сразу узнав, что со мной не Эллен.

Я, наверное, покраснел, как баптистский проповедник, уличенный в краже дамских панталон.

— Кто это?-возмутилась Лиз, поворачивая к себе зеркало заднего обзора, чтобы привести в порядок волосы.Они уже не лежали у нее, как крылья бабочки, а скорее напоминали прическу недавней моды, заимствованной у пещерного века.

— Это Том… Мой племянник, Том,-пробормотал я.

— Так представьте меня ему,- сказала Лиз и улыбнулась мальчишке.

Том скривился в гримасе. Я открыл дверцу:

— Хэлло, ТомІ- сказал я.- Это Лиз… моя жена.

Лиз быстро взгянула на меня.

Том оторопело уставился на нас. Потом по всем правилам этикета шаркнул ножкой:

— Простите, дядя Рой, я совсем не думал… Дедушка подпрыгнет до потолка. Мы совсем не ждали. Позвольте вас поздравить, миссис Бредли.

Лиз мило протянула мальчику руку:

— Мы будем друзьями,не правда ли,Том? В особенности, когда я действительно выйду замуж за Роя,- и она рассменлась.

Том посмотрел на меня, на нее и тоже рассмеялся.

Потом он заинтересовался увечьями, нанесенными моему кадиллаку.

Лиз была удивительно настойчива, и мы втроем кое-как привели машину в относительный порядок, использовав чехол запасного колеса, который Лиз ловко перекроила. Теперь хоть не видно было проклятых пружин, которые всю ночь впивались мне в бок.

Делая вид, что непринужденно веселы, мы поехали на ферму.

Мои пораженные старики обрадовались мне, но Лиз встретили недоуменно.

Мать, оказывается, была очень истощена и не вставала с постели.

Сестра Джен с плохо скрываемым торжеством рассматривала изорванное дорогое манто Лиз.

Мы все собрались около материнской кровати.Я не хотел делать из чего-нибудь секрет.Я рассказал,почему Лиз здесь,правда,не уточнив ее родословной.

Мой старик покачал седой, словно облинявшей, головой:

— Полиция нравов.Это нехорошо. Этим можно было бы возмущаться, если бы… Ты знаешь, Рой… Я совершенно разорен. У меня были подготовлены семена, но я не смог их использовать. Ты видишь, поля покрыты ледяной коркой.

— Это новые ледники, мистер Бредли,-сказала Лиз.

Старик не понял.

— Ледяная корка на полях,- стал он дотошно объяснять.- Я уж думал, нельзя ли посеять все-таки.Пытался вспахать обледенелую землю, сломать ледяную корку.У меня ничего не вышло, Рой. Вот, может быть, теперь, вместе с тобой?. Иначе я совсем разорюсь, Рой…

Бедный старик, несчастный фермер, он не видел дальше принадлежавшего ему, уже несколько раз заложенного и перезаложенного участка… Он горевал о своем разорении,не в состоянии объять мыслью весь обледенелый мир, скованный новым ледниковым периодом.

Настало время второго завтрака. Отец виновато посмотрел на меня:

— Надеюсь, Рой, ты приехал не с пустыми руками?

Джен засуетилась.

— Я могу сбегать к багажнику,- предложила она, накидывая на себя пальто.- Пора готовить ленч.

Мы с Лиз переглянулись.

— Он не дает кукурузы. Бережет на семена,-сказала мать, не то извиняясь, не то жалуясь, и посмотрела на мрачного отца.

Отец отвернулся, чтобы не встретиться со мной глазами.

А я был рад этому. Я тоже не мог смотреть на него. Я сделал знак Джен, и она, удивленная, успевшая надеть пальто, стала раздеваться.

— Нам слишком быстро пришлось уехать из Нью-Йорка,- сказал я,оправдываясь. Любопытно,что я не смел сознаться в единственном приличном поступке, который совершил в жизни, я не мог сказать, что мы с Лиз отдали все продукты голодающим.

Мать встала с постели, несмотря на общие протесты, принялась хлопотать, хотя Лиз уверяла,что мы с ней совершенно не голодны и последний раз великолепно поели в мотеле, где ночевали…

Отец сумрачно смотрел на нее.

И вдруг в дом ворвался Том.

Оказывается, он удирал из дому и носился на мотоцикле по окрестностям.

— Полиция! Полиция! -кричал он, круглыми глазами смотря на меня.- У тебя есть револьвер, дядя Рой? У нас есть дедушкин кольт и охотничье ружье. Мы будем отстреливаться, дадим бой, как индейцам!.