Научимся ли мы чему-нибудь на их трагическом примере?

From:Arkady Mazin [[email protected]]

Sent: Sun 11/20/2005 1:41AM

To:[email protected]

Subject: Хэлло

К сожалению, я не смог написать «дорогая мадам» или что-то в этом роде. Мне трудно быть вежливым с некоторыми людьми. В отличие от вас, я не прячусь за псевдонимом, хотя мне довелось получать угрозы по роду профессиональной деятельности. Меня зовут Аркадий Мазин. Я — израильский журналист. Я не верю, что серьезные аргументы могут убедить вас в ваших ошибках, как не верю и в то, что вас интересует правда. Я считаю своей обязанностью высказать свое мнение о вашем так называемом «журнализме»: ваше невежество достигло эпических пропорций и уступает в масштабах только вашей слепой ненависти. Люди вроде вас едят ненависть, пьют ненависть и разжигают ее в других. Вы — современная нацистка. Я начал писать, что Геббельс гордился бы вами, но вспомнил, что Геббельс все-таки был профессионалом. Я израильтянин и еврей, и мне стыдно, что такие люди, как вы, думают, что защищают мое дело.

Mon cher Monsieur Mazin,

В отличие от вас, я без малейшего усилия обращаюсь к Вам по-французски, надеясь удовлетворить Ваши критерии благонравной беседы. Должна заметить однако, что последней дамой на моем берегу Атлантического океана, к которой обращались «дорогая мадам», была Ксавьера Голландер. Отсюда я делаю неизбежный вывод об источниках Ваших представлений о хорошем тоне.

Я с восторгом аплодирую мужеству, с которым Вы швырнули мне в лицо Ваше настоящее имя. Я сразу поняла, что Вы ничуть не боитесь ни меня, ни моих мордоворотов-телохранителей. Скажите, Вы знали, что они теперь в отпуску, или это Вы вообще такой бесстрашный?

А теперь, похвалив Вас, я считаю себя вправе слегка Вас покритиковать. Вы ошибаетесь, полагая, что Ваше гневное письмо выражает какое бы то ни было мнение. Мнение — это когда я говорю, что Вы неправы, и объясняю, почему я так думаю. А когда Вы вопите что-то невразумительное про нацистов, вы выражаете не мнение, а исключительно эмоции. Человек же, выражающий свои эмоции публично, неизбежно характеризует этим выражением не объект своих бурных эмоций, а исключительно себя самого.

Вы совершенно правы, называя меня дилетанткой. В отличие от д-ра Геббельса и от Вас, я не являюсь профессиональным работником пропагандистского аппарата. Я никогда не считала себя журналисткой. Я просто делюсь своими мыслями с теми, кому они интересны. Я делаю ради удовольствия то, что Вам приходится делать за деньги, и, следовательно, я отличаюсь от Вас так же, как влюбленная женщина отличается от проститутки. Поэтому мне нетрудно понять Ваш гнев.

Как же Вам на меня не сердиться, если у меня, при всем моем дилетантизме, читателей во много раз больше, чем у Вас? Вы, например, с моими статьями знакомы, а я о Вас никогда не слышала и не услышала бы, если бы Вы не заявили о себе своим письмом.

Ваше письмо вызвало у меня любопытство. Поскольку Вы даже не попытались объяснить, с чем именно в моих статьях Вы так пламенно не согласны, я прочла несколько Ваших статей, надеясь понять из них, в чем состоят Ваши взгляды. Поскольку Вы — человек пишущий, Вам должно быть знакомо чувство, испытываемое писателем, когда он читает что-то хорошее, вышедшее из-под пера другого, более мощного автора. «Ах, почему это написано не мной?» — спрашивает себя завистливый писатель. Так вот, читая Ваши статьи, я ничего подобного не испытала. Более того, никаких взглядов я в них не нашла. Пишете Вы банально, на уровне образа Павки Корчагина в произведении одноименного автора. Как сказал по совершенно другому поводу Остап Бендер, я человек завистливый, но здесь завидовать нечему.

Как человек честный, я должна признать, что не все Ваши читатели со мной согласны. В недавнем опросе читательского мнения 4% опрошенных назвали Вас своим любимым журналистом. Общее число опрошенных было 76. Это означает, что в клубе Ваших почитателей состоят чуть больше трех, но гораздо меньше четырех человек. Трое — это Вы, Ваша мама и Ваш папа. Что же касается дробного остатка, то мне остается предположить, что Вы держите хомячка.

Я не могла не заметить, что Вы выражаете себя несравненно лучше, когда пишете для души, а не за деньги. Я нашла образцы Вашей поэзии, где Вы не стесняетесь рифмовать розы с морозами и упоминаете страхование только потому, что это упоминание рифмуется с Вашей любимой частью тела. Я даже нашла Вашу фотографию: кудри типа «маленький Володя никогда не обманывал», очки, бороденка, гитара: провинциальный подражатель Джону Леннону, мечтающий встретить свою Йоко Оно. Но до Леннона Вам далеко не только из-за недостатка таланта, но и по причине полного отсутствия хорошего вкуса. Вы тут раскрылись невзначай, опубликовав фотографию молодой женщины и объяснив, что она напоминает Вам о том, чего Вам больше всего недостает для счастья в личной жизни. Судя по этой фотографии, Вы, Monsieur Мазин — необычайно тонкий человек. Не поймите меня неправильно: я говорю не о Вашей душевной организации.

Но не отчаивайтесь. Вы еще можете вырасти в человека, которому однажды станет стыдно того, чем он является сегодня: обыкновенным местечковым пошляком.

В заключение позвольте сказать несколько слов о себе самой. В тот день, когда я наконец добралась до Вашего письма, у нас обедали друзья. Мы ели: блины с икрой на закуску, баранье жаркое, приготовленное по иранскому рецепту, на второе, и разнообразные португальские сыры и свежие фрукты на сладкое. Мы пили: ледяную «столичную» под блины, «амароне вальполичелла» под жаркое, портвейн под сыр, а когда мы наконец выбрались из-за стола, мы добавили к этому немножко арманьяка и «бальвени». Уверяю Вас, что ненавистью там даже не пахло.

Au revoir, mon ami!

Votre toujours,

ЯС

PS. Я не думаю, что защищаю Ваше дело. Я думаю, что у Вас никакого дела нет.

У рек вавилонских мы сидели и, плача, вспоминали родимый Сион. На ивах чужой земли мы повесили наши арфы. Потому что пленители наши велели нам петь, а мучители наши, велели нам веселиться, говоря: «Спойте нам одну их ваших песен сионских». Как нам петь песни Господа нашего на чужбине? Если я позабуду тебя, Иерусалим, пусть моя правая рука отсохнет! Пусть язык мой пристанет к нёбу, если я забуду тебя, если я не поставлю Иерусалим выше моей наивысшей радости. Помни, Господь, эдомитов в день, когда пал Иерусалим, как они говорили: «Разрушим его! Разрушим его! Разрушим его дотла!» О, дочь вавилонская, разрушительница наша! Счастлив будет тот, кто заплатит тебе за то, что ты сделала с нами! Счастлив будет тот, кто возьмет младенцев твоих и разобьет их о камни!

Пс. 137

Давным-давно, еще совсем зеленым выпускником МГУ, мне довелось пожить несколько лет в Баку, столице Азербайджана, который тогда был одной из пятнадцати советских социалистических республик. Это были не самые счастливые годы моей жизни, но, благодаря им, я приобрел некоторый опыт жизни среди мусульман и научился до какой-то степени понимать их, их горести и их чаяния. Как это часто бывает, крупицы моего понимания были результатом не связанных друг с другом и, казалось бы, совершенно бессмысленных событий.