Все было настолько ясно, что следователям, в сущности, оставалось уже мало работы. Вскоре под их умелым руководством бедняжка Анни, поняв, что иного выхода нет, решила «чистосердечно раскаяться» и признаться, что это она выдала генерала коммунистам. Конечно, сделала это она, уступив страшным угрозам коммунистов, — следователи обещали ей, что суд примет это во внимание и окажет ей снисхождение.
Затруднение состояло лишь в том, что, не интересуясь политикой, она не могла припомнить ни одного имени крупного коммуниста. Следователи и тут пришли ей на помощь — в результате и появилось обширное показание о «коммунистическом заговоре» во главе с членом палаты коммунистом Редчэллом.
Оба следователя от удовольствия потирали руки.
И вдруг… вдруг Анни выпустили на все четыре стороны, настойчиво рекомендовав позабыть всю эту историю, если только она не хочет попасть в еще худшую. Девушка это поняла и поспешила убраться из столицы в провинцию, к старой тетке, так и не ведая, что же произошло.
15. Некто ь354
Правдивое иногда неправдоподобно.
М.Буало
Генерал Реминдол очнулся рано утром. Он лежал в комнате с голыми стенами, на довольно жесткой койке. Сквозь окно, забранное решеткой, проникал слабый свет. Вверху, под потолком, тускло светила лампочка.
Генерал с трудом припоминал, что с ним случилось. Прежде всего, в его памяти возник пронзительный вопль сирены, возвещающий об опасности, затем воскрес ужасный луч, прорезавший туман. Дальше все представлялось смутно. Он бежал, кричал, бежали и кричали какие-то люди, мчались машины, вновь вопила сирена, и из тумана опять вырвался луч. Потом его схватили, втащили в машину — больше ничего он не помнил. Ясно, что под прикрытием таинственных лучей произошло вторжение коммунистических войск в Великанию, и он сейчас в плену. Неясно только, успели уже перебросить его через океан или он еще в Великании, где-нибудь на оккупированной территории. Свершилось то, что он предсказывал, торопя бросить атомную бомбу. Теперь уже поздно! Пусть хоть теперь поймут, как он был прав! И пусть пеняют на себя!
Но интересно, знают ли коммунисты, кого они взяли в плен? Во всяком случае, надо быть очень осторожным. Терпение и осторожность!
Он встал. На нем была та же пижама, в которой он выбежал от Анни. Подошел к окну. В наступающем рассвете увидел деревья. Видимо, дом был в саду. Наступал день. За дверью послышалось движение. Реминдол внимательно слушал. Вскоре дверь открылась. Вошли двое в белых халатах. Врачи или маскируются врачами?
— Как спали? — спросил один. Говорил он чисто, без иностранного акцента.
Реминдол, как и решил, держался осторожно.
— Неважно, — сказал он. — Койка могла быть не такой жесткой.
— Я распоряжусь, — сказал тот же. — А может быть, вы предпочтете вернуться домой?
Реминдол удивленно посмотрел на спрашивающего. Что это — ловушка?
Врач (или тот, кто выдавал себя за врача), заметив недоверие, сказал:
— Я говорю серьезно. Но, вы понимаете, нам необходимо знать, кто вы и ваш адрес.
Ага! Вот оно что! Они не знают, кто он, и хотят это узнать. Хорошо, что случайность благоприятствовала ему. Будь на нем мундир, а не пижама, его инкогнито было бы раскрыто.
— Вы желаете знать, кто я? — переспросил Реминдол и надменно добавил: — Во всяком случае, об этом я буду говорить не с врачом, а с вашим командующим или начальником. Так и передайте ему. Вы же, господин врач, мне не нужны: я вполне здоров.
Когда врач ушел, Реминдол снова стал раздумывать о том, что произошло. И чем больше он думал, тем яснее ему становилось, что не мог он попасть в плен просто по несчастной случайности. Взять сразу министра — нет, такая случайность слишком невероятна. Охотились именно за ним. Но откуда могли знать, где он находится? Реминдол думал, думал, и вдруг его озарило: Анни! Вот кто выдал его. Недаром же ее не было дома. Она была подкуплена ими! Ясно, совершенно ясно! Он уже давно заметил в ее отношении к нему что-то напряженное, точно она боялась его. Ясно!
В этот и на следующий день врач снова заходил, но Реминдол не пожелал отвечать на вопросы. На третий день двое солдат, тоже почему-то в белых халатах, провели Реминдола наверх, в кабинет начальника. И этот был в белом! Странный маскарад!
Начальник предложил сесть, открыл и придвинул Реминдолу коробку с сигарами.
— Мне передали, — сказал он, также чисто, без акцента, — что вы готовы вернуться домой. У нас нет оснований задерживать вас. Если вы сообщите ваш адрес или ваш домашний телефон…
— Послушайте, прекратите эту комедию! — раздраженно крикнул Реминдол. — Вы, господин коммунист, отлично знаете, кого вы захватили. Вы давно охотились за мной. Вам не удалось бы это так легко, если бы не эта бесчестная женщина, предавшая меня. Но и вы и она еще поплатитесь! Я уверен, что правительство уже принимает меры к моему освобождению.
— Так, значит, это вы пропавший военный министр? — совершенно спокойно спросил начальник.
— А, пришлось сознаться! — торжествующе воскликнул Реминдол. — Ваше притворство, будто вы ничего не знаете, слишком глупо.
— Что ж, ваше превосходительство, — примирительно сказал начальник, — сообщите ваш адрес, и мы немедленно доставим вас домой.
— Мой адрес? — возбужденно воскликнул Реминдол. — Вы не знаете адреса военного министерства?!
Он почувствовал, что коммунист готов идти на уступки, видимо испугавшись его, и становился дерзок.
— Домашний адрес устраивал бы нас больше… — осторожно сказал начальник коммунистов.
Ясно: они боялись обратиться в министерство, боялись ответственности, наказания.
Реминдол ударил кулаком по столу:
— Я требую, чтобы вы немедленно позвонили в министерство! Сейчас же!
Он снова ударил по столу, но тут вскочили двое, скрутили его, яростно рычавшего, и, оттащив в камеру, бросили на койку.
Врач, навещавший Реминдола, постучал в кабинет начальника.
— Ну как, господин директор, — спросил он, входя, — удалось что-нибудь узнать?
— Удалось узнать, что у нас беспорядки, безобразие! — сердито сказал тот, кого называли директором.
— Что вы имеете в виду, господин директор? — удивленно спросил подчиненный.
— За чем вы смотрите? Как вы могли допустить, чтобы к нему попала газета?
— Газета? Не может быть!.. А почему вы думаете?
— Еще бы! Слышали бы, что он тут нес: он — военный министр, мы его похитили, мы, конечно, злобные коммунисты, выдала его коварная женщина… Разве сумасшедший сам такой бред выдумает? Все из «Горячих новостей»…
— Решительно не понимаю, как это случилось, — смущенно сказал врач. — Разве кто-нибудь из служащих? Вряд ли… А может быть, он через форточку услышал? — догадался врач. — Знаете, как в соседнем парке орет громкоговоритель…
— Надо бы поговорить, чтобы его сняли. Мало хорошего, если радио будет сбивать с толку наших сумасшедших. Сами знаете, как трудно разуверить их, если они что-нибудь вобьют себе в голову. Да уж черт с ним, воображай себя хоть министром, но адрес-то свой сообщи…
— Пожалуй, застрянет у нас…
— В том-то и дело. Наполеон торчит вторую неделю, теперь этот…
Директор имел все основания быть недовольным. Возглавляемое им учреждение было приемным пунктом «Скорой психиатрической помощи», основанным частным филантропическим обществом. С тех пор как настала эра атомной энергии, все большее количество людей теряло душевное равновесие, почему филантропическое общество и сочло своим долгом прийти на помощь. Но в обязанности пункта входила именно скорая помощь, а не лечение. К сожалению, пациентов забирали иногда при обстоятельствах, не позволявших выяснить их адреса. Долго не могли обнаружить адреса «атомной бомбы». Пациент, вообразивший себя ею, был чрезвычайно беспокоен, так как каждые десять минут со страшным грохотом «взрывался» и норовил опрокинуть койку, табуретки, стол. Служители с ним замучились. Впоследствии он оказался скромным бухгалтером и, истощив свою атомную энергию, попал в психиатрический стационар, в отделение для тихих. Пациент ь354, вообразивший себя после чтения газеты военным министром, в сущности, представлял ординарный случай мании величия и коммунизмобоязни. Для психиатрической науки он интереса не представлял, и, естественно, директор торопился освободить койку.