Сумерки захватили их еще далеко от Змеиной, и они собрались сделать новый привал, когда Мишка уловил запах костра. На этот запах они продирались уже в кромешной темноте, исцарапанные, в ботинках, полных воды. Однако надежда выследить противника, который завтра, возможно, бесследно исчезнет, гнала их вперед. Впоследствии они диву давались, как смогли перебраться живыми через сплошное болото, куда, по рассказам, и бывалые охотники редко захаживали. Змеиная гора вообще считалась проклятым местом. А с тех пор, как в деревнях остались одни женщины, в эти края и вовсе никто не заглядывал: детей пугали ими.

Петька не думал о том, что это вода льется к нему в горло из бутылки, — это лилась жизнь, которая уже уходила от него, а теперь возвращалась холодными, благодатными глотками.

Они выпили все, что было в запасе у Владьки с Мишкой. Мишка хотел броситься искать еще воды, Петька остановил его: не надо…

— Бежим?.. — шепотом спросил Мишка.

К Петьке вернулась жизнь, но вместе с тем вернулось и чувство усталости, изнеможения, боль в каждом суставе. Они были всего метрах в пятидесяти от поляны, на которой спали бандиты.

— Слушайте меня, — сказал Петька. Окликнул в темноту: — Никит…

— Ов… — отозвался начальник штаба, как будто не бывало в жизни никаких таких происшествий и в голове его опять заворошились мириады перепутанных до рассеянности идей.

— Порядок? — спросил Петька.

— Порядок! — ответил Никита.

— Слушайте меня… — продолжал Петька, обращаясь к Мишке и Владьке. — Бежать нам нельзя. Да мы и не сможем еще. Но не в том дело. Это бандиты, надо не упустить их. Понятно?

— Понятно, — сказал Мишка. — Иду следить.

Петька остановил его.

— Бандиты — это раз, с одной стороны, то есть. У них наш клад — это с другой стороны. Сокровище, понятно?

— П-понятно, — сглотнул Мишка.

— Ладно… — сказал Петька. — А мы уйдем туда, полежим… — показал в темноту.

Мишка снял было телогрейку. Петька отказался от нее. Взял телогрейку Владька. Мишка исчез в темноте.

Туман опять заволакивал Петькину голову. Точно пьяные, прошли вслед за Владькой дальше, в гущу леса.

И то ли засыпая, то ли опять теряя сознание, слышали, как Владька укрывает их телогрейками — своей и Мишкиной. Не слышали, как Владька навестил Мишку, как прилег рядом, как сменялись они возле поляны.

Дежурил Мишка, когда проснулся чернобородый.

Проснулся, сел, тупо глядя в затухающий костер, обхватил голову руками, потряс ею. Бросил на угли охапку хвороста и вдруг разом обернулся к деревьям, у которых были привязаны Никита и Петька. Вскочил.

Друзья предусмотрительно скрывались в противоположном от этих деревьев краю леса. И Мишка сидел в засаде с противоположной от деревьев стороны. Мишка поправил за ремнем открытый складник и крепко стиснул в руке Владькин дротик. Петькин дротик тоже лежал у его ног. И луки. Это уж Мишка, понимая, что делает не совсем благоразумное дело, выполз и подобрал оружие, валявшееся в десяти шагах от него. Хотел доползти до ружей. Но оба ружья были под руками у бандитов, а они то и дело шевелились, что-то бормотали, не то во сне, не то просыпаясь время от времени.

Поднимать тревогу было нельзя. Петьку с Никитой не утащишь на себе…

Чернобородый спешным шагом пересек поляну, подхватил с земли обрывок Петькиной веревки и зарычал на весь лес.

От этого рыка проснулся и вскочил на ноги Проня.

— Болван! Идиот! — размахивая перед его лицом обрывком веревки, стал кричать чернобородый. — Ваше благородие задрипанное! Вот! Вот! — тыкал он Проне в лицо. — Где эти змееныши?! Следы заметаем?! Замел?! Ищи их! Ухнем со скалы, да?!

Проня оттолкнул его.

— Отойди, дурак.

— Это ты дурак, ваше благородие!

И, словно угадав помыслы друг друга, они разом схватились за ружья, разом щелкнули курками, разом замерли, когда Проня сказал:

— Стой!

Распрямились оба, не поворачивая стволов друг к другу.

— Погоди! Дурость делаем! — предупредил Проня. — Я виноват, согласен, надо было удушить чертенят!.. Но теперь что поделаешь! Положи ружье, обговорим!..

Медленно оба наклонились, положили ружья, оба разом осторожно спустили курки, оба выпрямились.

— Сядем! — сказал Проня. — Далеко ли они уйдут?! Либо потонули уже, либо найдем в двух шагах! Куда они, полудохлые!..

Чернобородый скрипнул зубами, успокаиваясь.

— Пошли, сейчас найдем! — воодушевился Проня. — Клянусь — они далеко не ушли!

Оба сделали движение, чтобы встать, оба глянули на темную тайгу и остались на месте.

— Пусть! — сказал Проня. — Но посуди: мы с тобой полдня добирались до деревни, а сколько времени надо этим полузадушенным выродкам, если даже они не утонут?! А они утонут — я тебе говорю! А доберутся, так завтра к вечеру, когда и следы наши простынут!

Чернобородый тряхнул головой, мрачно глядя на котомку у себя под ногами.

— Давай выпьем… Трещит, собака!..

— Во-во! — обрадовался Проня. — Давай.

Выхватив из мешка непочатую бутылку водки и дюралевую кружку, Проня наполнил кружку почти до краев, подал ее чернобородому, сам дотянул остатки прямо из горлышка.

Чернобородый залпом опрокинул кружку. Развязал мешок, вытащил луковицу, откусил от нее прямо с кожурой, ткнул Проне еще одну бутылку.

— Открывай эту…

Проня с готовностью открыл вторую.

Чернобородый внимательно наблюдал за ним, как он делит водку, и, может быть, поэтому Проня разделил вторую бутылку поровну. Потом сказал:

— Надо выспаться!.. Зря разжигал такой костер! — Разворошил хворост, чтобы огонь убавился. — Никуда они не уйдут! Щенков бояться будем! Они от страха подохли уже где-нибудь! А нам до рассвета все равно нельзя трогаться. Ложимся! Еще с час нельзя трогаться. — И первым улегся на свою постель, придвинув ружье к боку.

Чернобородый прожевал кусок сала, огляделся, потом встал, обошел вокруг поляны, прошаривая кусты, углубился в лес. Минут через двадцать вернулся, прошагав почти рядом с Мишкой. Задрав голову, поглядел на звезды и тоже лег, придвинув к себе ружье.

Петька проснулся сразу, едва Мишка подтолкнул его в бок. Чуть брезжило утро. Звезд уже не было, откуда-то с востока по небу растекалась бледность. Но в лесу еще держалась темь.

Петька проснулся, как никогда, здоровый и голодный, вскочил на ноги. Подпрыгнул, сделал два шага вперед, два шага назад. Шаги еще отдавались в теле ноющей болью, но это было уже терпимо.

Мишка подтолкнул Никиту. Никита вскочил, будто ошалелый, оглянулся по сторонам.

— Что? Где? — И, ничего еще не соображая, уставился на Мишку. — У тебя есть хлеб?

Мишка приложил палец к губам, ухмыльнулся, довольный собой, потащил их куда-то в сторону, пригнул к земле.

Друзья разглядели под сосной, на газете, три полные бутылки воды, огромный, разрезанный на две половины пирог с картошкой и яйцами, нарезанное дольками сало, очищенный лук и два куска домашней колбасы.

Петька даже задохнулся при виде таких яств.

— Шамайте, — голосом короля повелел Мишка и, усаживаясь в сторонке, добавил: — Владька дежурит там. Они сейчас проснутся. Как бы не нарвались.

— А ты?.. — спросил Никита, протягивая руку за пирогом.

— Я уже! — соврал Мишка. Но впервые в жизни соврал так правдоподобно, что друзья поверили.

Это был пир! Это был тот самый пир, о котором в сказках говорят, что он на весь мир!

Таял во рту пирог, таяло душистое сало, булькала в бутылках вода и медленно струилась, растекаясь по телу! Не стоит и говорить о приправленной чесноком колбасе с кусочками хрустящего, душисто-сладкого лука!

Когда Мишка спросил: «Наелись?» — путешественники в блаженной истоме лишь закивали головами в ответ.

Шурхнули кусты. Высунулась Владькина голова рядом с наконечником дротика.

— Они проснулись!..

Владька тут же исчез опять.