— Один даже бросился, чтобы прикрыть собой перья, которые пали с королевской головы.

Писарро вспомнил самое начало резни и обратился к своему секретарю Пикадо:

— Да, а как священное писание? Вы, падре, разумеется, поспешили поднять его, когда оно было повержено в пыль?

— Нет, — не смутился Пикадо. — Я еще не поднял его. Но это неважно. Если на нем и окажется кровь язычников, то это будет даже угодно господу и не оскорбит его. Главное, что язычники понесли наказание за совершенное святотатство.

— Хм, я не заметил, что вы сделали, падре, когда священное писание упало, — поинтересовался Альмагро. — Вы заслонили его своим телом?

Секретарь наместника ничего не ответил, а Писарро, который видел, как священник в критический момент поспешил незаметно оказаться в стороне, только негромко рассмеялся.

Рассвет позолотил и окрасил розовым небо, а далекие горы на его фоне стали фиолетовыми. В тени улиц еще чувствовалась ночная прохлада.

Атауальпа стоял на краю террасы над самой рекой. Налево на стене в предрассветной мгле виден был испанский часовой, медленно переходивший с места на место. Другой стоял поодаль, на башне. Двое — перед единственным входом в резиденцию короля-пленника. За рекой, об этом Атауальпа хорошо знал, постоянно патрулируют всадники с собаками. Пробраться к нему могут лишь те, кому позволят испанцы.

Атауальпа потер рукой лоб. Хотя с того момента, как пленник принял продиктованные условия и покорился, ему по приказу Писарро возвратили повязку и даже найденные на площади и отмытые от крови перья коренкенке, сын Солнца больше не надевал этих отличий. На голове у него была лишь обычная коричневая повязка из шерсти гуанако.

Он глядел вдаль на равнины за рекой, хотя знал, что ничего отрадного там не увидит. Испанцы изгнали или взяли в плен, якобы за неповиновение, жителей окрестных селений, перекрыли все дороги, отрезав заключенного властелина от его народа. Если за рекой кто-либо и покажется, так только белый на своем огромном и страшном звере, с собаками, специально приученными охотиться на людей. Собак привезла новая партия белых, прибывшая недавно.

Их все больше, и они становятся все могущественнее и наглее. Они совершенно ослеплены жаждой золота. Вождь белых поклялся, что, когда индейцы соберут столько золота, сколько он приказал, пленника отпустят. Его, Атауальпу, вместе с двором. С теми, кто уцелел после страшной бойни или добровольно пришел разделить с властелином его судьбу. А золота надо было собрать столько, сколько уместится в большой комнате крепости. Надо было наполнить ее целиком, до черты, проведенной поднятой вверх рукой. Золото! Инка презрительно усмехнулся. Отлично, они получат золото. Но как они собираются его вывезти отсюда? Как думают спастись сами? Ведь когда, он, Атауальпа, снова окажется на свободе…

Чьи-то руки показались на карнизе балюстрады, какой-то человек бесшумно подтянулся, перескочил через ограду и упал перед властителем на колени. На пришельце был серый плащ воина, на голове шерстяной шлем без всяких украшений.

Атауальпа отпрянул назад. По этикету ему запрещалось самому разговаривать с простым воином, при этом обязан был присутствовать жрец. Однако теперь, под властью белых, не время было принимать во внимание подобные условности. Человек этот прибыл тайно, неожиданно, вероятно, с какими-то известиями.

— Ты кто? — спросил он пришельца тихо и спокойно.

— Твой слуга, сын Солнца. Звать меня Синчи, и со времени большой охоты под Уануко я, господин, был твоим часки-камайоком.

— Помню тебя. Ты спас мне жизнь на охоте. Говори, откуда прибыл и с какими вестями?

— Я прибыл из Кахатамбо, из уну Юнии, сын Солнца.

— Говори.

Синчи остался коленопреклоненным. Он не осмеливался поднять взгляд от каменного пола. Говорил быстро, приглушенным голосом, взволнованно.

О том, как пошел в качестве проводника с камайоками, которые собирали золото, согласно кипу, разосланным по приказу сына Солнца. Он хотел забрать из Кахатамбо девушку… Однако не нашел ее, как вообще не нашел никого в этой деревне. Туда приходили войска, оставшиеся верными Уаскару. Что произошло с людьми — не известно. Поэтому он, Синчи, отваживается просить самого сына Солнца о каком-то распоряжении, о каком-то знаке, чтобы ему отдали Иллью, где бы она ни оказалась. Ее хотел забрать новый властитель уну Юнии. Возможно, он успел взять ее к себе еще до прибытия войска Уаскара…

— Куда направлялось это войско? — прервал его Атауальпа.

— На Силустани, сын Солнца.

— Им известно, что Уаскар там?

— Об этом знают все, сын Солнца.

— Что еще? Рассказывай обо всем, что знаешь!

— Но я больше ничего не знаю, сын Солнца. Иллья как раз исчезла и…

— Расскажи о том войске.

— О войске Уаскара? Оно не пошло через горы, а отступило долиной Уальяго. Предводительствовал им Кахид, главный ловчий.

Атауальпа нетерпеливым жестом прервал бегуна и с минуту молчал, прикидывал что-то, задумавшись. Вдруг он спросил:

— Где мясо, добыча последней охоты?

— Как велит закон, оно высушено и находится на складах, сын Солнца, — с удивлением ответил Синчи.

— Время сбора кукурузы уже прошло. Ее собрали?

— Всюду, сын Солнца.

— Как, без моего приказа?

— Был отдан приказ, сын Солнца.

— Кто осмелился отдать такой приказ?

— Белый вождь от твоего имени, сын Солнца. Часки разнесли его…

— Значит, часки бегают по-прежнему?

Синчи, повинуясь приказу властелина, рассказывал ему то, что знал. Увы, был момент, когда казалось, что жизнь замерла. Это случилось тогда, когда сына Солнца захватили в плен, а две тысячи его советников, вождей и придворных пали под ударами испанских мечей. Никто не знал, что предпринять. Однако вождь белых проявил мудрость. Он понял, что не получит золота, если в государстве не будет восстановлен порядок. Поэтому он вынудил камайоков и жрецов и дальше выполнять свои обязанности. Теперь он отдает им приказы от имени сына Солнца. Приказывает собирать золото, драгоценности, продовольствие. Но прежде всего, конечно, золото. Его свозят со всей страны. Многое белым подсказывает переводчик Фелипилльо. Он советует, например, кого на какую должность назначить. Он требует, чтобы с ним тоже расплачивались золотом, драгоценностями, женщинами… Он рассказал белому вождю и об Уаскаре, указал, где тот находится.

— Откуда он узнал об этом?

— Я сказал, сын Солнца, когда меня схватили. Они приказали говорить, и я рассказывал.

— Глупец! — шепнул Атауальпа, однако тотчас сдержался. — Что сказал белый вождь, услышав об Уаскаре?

— Я знаю лишь то, что мне передал Фелипилльо. Но я ничего не понял. Белый смеялся и говорил, что великого инку Уаскара он тоже должен заполучить в свои руки. Он говорил: посмотрим, кто из них даст больше золота за свою свободу и власть.

Атауальпа минуту размышлял, нахмурив брови. Внезапно он снял с пальца один из перстней и протянул его Синчи.

— Ты сумеешь выскользнуть из города?

— Ночью… да, сын Солнца.

— Отправляйся этой же ночью. Беги в Силустани и отдай перстень коменданту крепости.

— Я отдам его коменданту крепости, сын Солнца.

— Скажешь только — Уаскар. Больше ничего. Уаскар!

— А если он спросит, что это значит?

— Не твое дело! Помни, что воины Уаскара обидели твою девушку. Помни об этом. Беги же быстрей. Ты должен дойти. Захвати с собой запас листьев коки и мчись.

— Хорошо, сын Солнца. Но я прошу дать мне какой-нибудь знак, чтобы я потом мог найти и освободить Иллью…

— Глупец! Ведь ее похитили люди Уаскара.

— Я не понимаю, сын Солнца. Я простой человек. Я ищу справедливости, а где же еще я ее найду, как не у тебя, великий господин?

— Ну, хорошо. Уильяк-уму даст тебе такой знак. Однако ты начнешь искать ее позже. Теперь ты должен бежать и тотчас же вернуться с вестями.

— Я так и сделаю, сын Солнца.