— Иди с оружием. Если кто-либо попытается тебя задержать, убей его.

— Я сделаю так, как ты приказываешь, сын Солнца.

В этот же день сеньор Родриго Моралес де Пеньяс-и-Сотело, один из самых юных сподвижников Писарро, первый раз играл в кости. Он принадлежал к той малочисленной группе конкистадоров, которых привела на землю Нового Света лишь жажда приключений и новых впечатлений, стремление к рыцарским подвигам. Он происходил из рода, в котором уже несколько поколений никто из мужчин не умирал в постели, из рода истинных воинов, смелых до безрассудства, слепо, до самозабвения преданных королю и церкви, рыцарей, воспетых в балладах, известных — но всегда и постоянно бедных. Ко двору они не стремились, не умели обращать свое мужество в деньги, жертвовали всем, ничего не требуя взамен.

Теперь, когда от мавров очистили уже весь испанский полуостров, когда никакой серьезной войны в ближайшее время не предвиделось, дон Родриго отправился в Новый Свет.

Ему надоело нищенское существование в обветшалом родовом замке, он тосковал, он маялся… А кроме того… донья Инес, дочь богатого соседа, так хороша и достойна обожания, но столь недоступна для бедного дворянина.

Дон Родриго тешил себя мечтами о славных подвигах. Стоит ему возвратиться завоевателем и победителем — и перед ним распахнутся все двери. Напрасно он отгонял от себя эти мысли, неизгладимы были впечатления от бесед с молодцами, побывавшими в Новом Свете. Какие там сокровища, сколько там золота! А эта страна, там, на юге, она, наверное, еще богаче Мексики. Если бы вместе со славой удалось добыть еще и золота… Его разочаровали бедные прибрежные селения. Где здесь найти противников, достойных высокородного испанского рыцаря, борьба с которыми покроет его славой! Когда пришлось продираться сквозь сырые, душные приморские заросли, дон Родриго уже и не помышлял о славе и трофеях. Разве таков путь, ведущий к великим рыцарским подвигам? Его дед совсем по-иному описывал знаменитые военные походы.

Но уже первые схватки с регулярными войсками индейцев вернули ему утраченную надежду. Это был достойный противник. Хоть они и язычники, хоть и раскрашивают перед битвой свое тело разноцветными узорами, но сражаются они, как пристало рыцарям. В битвах с такими врагами можно прославиться.

План захвата Атауальпы и уничтожения его двора не был известен дону Родриго до самой последней минуты. Писарро умышленно отправил в дозор его и еще нескольких честных рыцарей на то время, пока совещались. Поэтому на рассвете кровавого дня дон Родриго истово молился, убежденный, что приближается час великой битвы, а когда Писарро закричал: «Святотатство!» — и бросил конницу в атаку, дон Родриго ринулся вперед с величайшим энтузиазмом.

Звуки выстрелов заглушали крики индейцев, и испанцу казалось, что он слышит в них угрозу и торжество, а не ужас; сквозь щель своего забрала он видел лишь мечущуюся толпу, но не разглядел, что это была толпа безоружных людей.

Он тоже рубил, топтал, как другие, а потом принял свою часть добычи с чувством удовлетворения.

И только сегодня… Из разговоров товарищей, которые после победы коротали время в пьяных оргиях с невольницами, из болтовни, поначалу не совсем для него ясной, дон Родриго вскоре понял все.

Так было решено заранее. Индейцы прибыли как гости по приглашению, безоружные. Он оказался палачом, а не воином. Золото, которое он получил, не честно добытые воинские трофеи, а плата за убийство и доля в награбленном.

С отчаяния он напился, с отчаяния впервые принялся играть в кости, играл как безумец и проиграл не только всю свою добычу, но еще и должен был отправиться в ночной дозор за сеньора Оргоньеса, которому слишком уж подозрительно везло.

— Дозор, сеньор, вещь такая же скучная, как и ласки старой бабы. Но все же вам придется проверить, как несут службу те, кто находится за рекой и стоят на посту с собаками.

— Вы не встретите там ни дракона, ни даже пантеры. Ха-ха-ха!

— Последнего кота поймали вчера собаки сеньора Вальдивиа.

— А последнюю девку — ты! Ха-ха-ха!

— Не последнюю, не последнюю. Надеюсь, еще выпадет случай немного погрешить. Ведь надо же и падре Вальверде доставить удовольствие, хотя бы на исповеди.

— Ты, Алонсо, пощади девичью скромность дона Родриго.

— Ха-ха-ха! Девичью скромность!

Родриго Моралес не находил, однако, что эта служба так уж скучна. Правда, он только раз проехал по дороге, где были дозоры, а потом выехал на равнину, тянувшуюся к склонам гор, пустил коня медленной рысью и наслаждался прелестью лунной ночи.

Было холодно, поэтому он плотно завернулся в плащ, сдвинув шляпу на затылок, и время от времени поглядывал на луну.

Здесь она, пожалуй, еще красивее и ярче, чем в Испании. А донья Инес говорила когда-то, что серенада, сложенная в честь любимой и пропетая в лунную ночь, — это поступок, достойный настоящего рыцаря.

Ну, положим, даже самая благородная и красивая девушка ничего не понимает в рыцарских делах. Однако серенады не унижают достоинства идальго.

Размечтавшись, он вздохнул, перевел коня на тихий, плавный шаг и, не сводя глаз с луны, принялся с трудом слагать стихи:

— Нет, плохо!

— Плохо! Черт подери, не так-то это просто. Попробуем еще раз:

Он дважды повторил: «Инес, Инес», — и окончательно ушел в мечты. Он совершил путешествие на другой конец света, в страну язычников и драконов, а до его возлюбленной еще так чертовски далеко, столько трудностей и опасностей ожидает его в пути… Однако в конце концов его ждет слава. Богатство и слава. А это значит — Инес.

В эту минуту, может быть, и она глядит на луну… Она не раз так трогательно говорила о мечтах, которые облагораживают человеческую душу, возвышают ее…

Однако если Инес поет серенады сеньор Кристобаль де Перейра?.. Он что-то зачастил в замок ее отца. И достаточно богат, чтобы не думать о славе.

— Горе тебе, коварный соблазнитель! — закричал дон Родриго, ибо перед его мысленным взором предстал торжествующе улыбающийся соперник рядом с доньей Инес. Он рванул меч из ножен и в гневе взметнул его, словно угрожая самому месяцу в небе.

Но Синчи был уверен, что этот белый заметил его и устремился за ним, и, вспомнив приказ Атауальпы, не задумываясь метнул копье.

Дон Родриго захрипел, пораженный прямо в горло, покачнулся в седле и повалился набок, гремя доспехами.

Конь, который до этой минуты, словно в полусне, едва передвигал ногами, захрапел и рванулся вперед, волоча тело своего господина, которое зацепилось за стремя. Скоро, однако, он остановился, начал озираться, нюхать воздух и тихо, тревожно ржать.

Синчи укрылся среди кустов и каменных глыб и только спустя несколько минут отважился выглянуть из своего убежища. Он трясся от страха, словно совершил величайшее святотатство. Странный голос большой ламы белых людей чуть не лишил его последнего мужества. Он хотел убежать как можно дальше от этого места, не медля ни минуты, но воспоминание о словах сына Солнца удержало его: «Отправляйся с оружием. Если кто-то попытается тебя задержать — убивай!»

Он уже убил, убил одного из белых, которым сам сын Солнца передает кипу и золотые бляхи, облекающие их всей полнотой власти. Но при этом Синчи утратил свое единственное оружие — копье. Как же он теперь доберется до Силустани? Через горы и пустынные плоскогорья. Ему может повстречаться ягуар или медведь или же воины Уаскара…