— Ну что товарищи сыщики, нашли что-нибудь?

Янковский вытащил из кармана рубашки листок и помахал им в воздухе:

— Пляши! — широко улыбнулся Роберт: — Мы сделали детализацию звонков госпожи Набутовой за последние два месяца.

— Не томи, Роб! — Максим залпом выпил коньяк и подался вперёд, подушечки пальцев покалывало, как всегда было, когда в деле появлялась серьёзная зацепка. — Что там было?

Янковский поддразнил старого приятеля:

— Откуда ты знаешь, что мы что-то нашли?

Кулешов зарычал:

— Роберт, если не скажешь, я что-нибудь с тобой сделаю!

Янковский захохотал в голос, но быстро успокоился.

— Нашли несколько звонков на один интересный номер.

— Чем же он интересен? — Максим закурил, выпуская дым кольцами.

Якушев достал другой листок, но в отличие от Роберта, не стал им трясти.

— Номер зарегистрирован на Борисова Сергея Викторовича, дважды судимого за разбойные нападения и кражи, а ныне находящегося на свободе.

Кулешов довольно потер руки:

— Вот это сюрприз. Откуда у жены бизнесмена могут быть такие знакомые?

Роберт хмыкнул:

— Оттуда, Максимка, Борисов и Бровкина, ныне Набутова росли в одном дворе, а раньше их связывали близкие отношения. Попросту говоря, они бывшие любовники.

— Вы и это смогли выяснить? — изумился Максим.

— А то! — довольно ухмылялся Янковский. — Долго ли умеючи?

— Хакер ты недоделанный, смотри мне осторожнее там, а то снова придется вытаскивать тебя из неприятностей. — Слегка пожурил приятеля Кулешов.

Янковский деланно обиделся:

— И чего это я недоделанный? Я хакер и есть. А если серьёзно, поговорили кое с кем и все выяснили. По своим каналам. — Подмигнул мужчина.

Якушев не вступал в беседу, он тщательно изучал протокол допроса Набутова и подытожил в конце:

— У меня госпожа Набутова подозреваемая, а у тебя потерпевшая. Удивительно, правда?

— Чего только не бывает на свете, — Максим разлил коньяк и поднял стакан: — Выпьем за то, чтобы все дела расследовались так быстро!

— Поддерживаю, — Якушев поднял свой бокал, а следом откликнулся Роберт.

— Когда поедешь к Набутовой? — спросил Якушев Максима.

— Завтра.

— И я хотел завтра ехать.

Роберт иронично протянул:

— Тяжелый день предстоит госпоже Набутовой.

Мужчины хохотнули и стали допивать коньяк. Разошлись они только вечером.

Дмитрий ночью сидел на кухне. Родители ещё днем заметили его потухший взгляд, уход в себя и не желание делиться тем, что его беспокоит. На все расспросы молодой человек отвечал, что с ним все хорошо.

Матвей не верил этому и решил поговорить с сыном по душам. Оставив Лиану в спальне, мужчина пришел на кухню и закрыл за собой дверь.

— Давай поговорим, Дима.

— О чём? — рассеянно отозвался молодой человек.

— Сын, ты со вчерашнего дня выглядишь подавленным. Поругался с Гелей?

— Нет, — вяло отмахнулся от слов отца Дима. — Мы разве когда-нибудь с ней ругаемся?

— У, как все запущенно, — Матвей достал из холодильника бутылку водки, колбасу, сыр.

Приготовив бутерброды, Соболевский старший сел рядом с сыном.

— Рассказывай, что случилось.

Дима нехотя поделился с отцом своими сомнениями, мыслями.

Матвей внимательно выслушал сына, а потом сказал:

— Дим, поговорим серьёзно. Ты же знал, что Геля тебя не любит?

— Знал, — подтвердил Дмитрий слова отца.

— Тогда тебе нужно набраться терпения. Сейчас твоей жене не до любви. Ну, ты сам подумай, она вернулась в город совсем с другой миссией — мстить. Тут всколыхнулись старые чувства: и к отцу, и к бывшей любовнице Набутова и к своему бывшему парню.

Дима тяжело вздохнул, потер подбородок:

— Устал я уже ждать. Силы кончились.

Дмитрий смотрел в окно, не реагируя на то, что отец разливал водку в стаканы и двигал ближе тарелку с бутербродами к сыну.

— Выпей. Молодец, — одобрительно кивнул Соболевский старший. — Никогда не думал, что ты готов сдаться и выбросить белый флаг. Это на тебя не похоже, сын.

До Дмитрия долетали слова отца, но не задевали его совершенно. Даже возражать не хотелось. С безразличием он ответил:

— Значит, ты ошибался на мой счёт.

— Нет, не мог я так ошибаться. — Матвей видел, как плохо его сыну, но чем ему помочь — не знал. Все чувства Димы были понятны отцу, он и сам не раз испытывал подобное. Отчаяние поселяется в душе, и ты не можешь с ним бороться.

— Послушай меня. Думаешь, когда мы с Лианой вновь встретились, а потом стали встречаться, нам было легко? Лиана была недоверчивой ко всему, чтобы я не делал или говорил. Она боялась всего, я даже голос повысить не мог в её присутствии, она сразу замыкалась в себе. Мы с ней вместе по осколкам восстанавливали то хрупкое доверие, которое потом переросло в крепкое чувство. Иногда у нас не получалось и я, отчаиваясь, опускал руки, но…. Я знал, ради чего мы это делаем, и снова шел дальше, преодолевая все преграды.

— И ради чего же? — Дима пил водку и, не закусывал, слушая отца. Легче не становилось, спиртное не помогало забыться.

— Ради любви, Дмитрий. Все только ради неё. — Матвей настойчиво вкладывал в руку сына бутерброд, но тот отнекивался.

— Ради любви? — горько усмехнулся Дмитрий. — А есть ли она?

— С ума сошёл? — Соболевский старший разозлился на сына. — Есть, ты же сам любишь Гелю и это не мимолетное чувство.

— Это ты МНЕ говоришь о моих же чувствах? — скривил губы Дмитрий.

— Да, тебе! Геля похожа на Лиану, а жена долго не могла мне довериться. Мы стали встречаться, но в то время я знал, что Лиана не любит меня.

— Серьёзно? — Дима перевел замутненный взгляд на отца. Неужели он жил с ней и знал, что жена не любит его?

— Да, Дима. Между нами было много разных чувств: влюбленность, страсть, даже дружба, а вот любви не было. Она пришла гораздо позже.

— Когда? — спросил Дмитрий, подперев подбородок рукой. Разговор увлек его.

— После того, как стало известно о беременности Лианы, в один из вечеров, она подошла, села рядом и сказала, что поняла, что тоже любит меня. Мы долго говорили обо всем, перестали скрывать друг от друга свои страхи, неуверенность. И Лиана сказала, что именно сейчас стала испытывать ко мне любовь, а не быть просто благодарной за помощь, за тепло и ласку, которые я ей дарил.

Дмитрий фыркнул:

— Думаешь, все дело в том, что у нас нет детей?

— Нет, я не о том. Если бы я сдался раньше, у нас бы сейчас ничего не было. Ни семьи, ни Захара, ни любви, которая и скрепила всех нас.

Где-то в глубине души Дмитрий был согласен со словами отца, но боли это не уменьшали.

— Я и не собирался сдаваться, — Димка помолчал и добавил: — просто мне сейчас плохо.

— Терпи! — Матвей хлопнул сына по плечу: — Мы, Соболевские, всегда крепки духом. — Мужчина подмигнул сыну, а Димка в ответ улыбнулся отцу. Не широко, всего лишь поднял уголки губ вверх, но это было лучше, чем видимое до этого безразличие.

Отодвинув водку и тарелку с бутербродами, Дмитрий поднялся из-за стола.

— Ладно, спасибо за разговор, папа. Пойду я спать. — Молодой человек ушел к себе.

— Иди, сын. — Матвей остался на кухне один, размышляя о том, что из-за собственного упрямства он сломал жизнь своему сыну. Не нужно было настаивать на свадьбе детей, стоило прислушаться к словам Лианы. А он упрямился, и чего добился? Сын страдает.

Матвей убрал со стола, умылся и зашел в спальню. Юркнул к жене под одеяло и обнял её. Лиана не спала, ждала его.

— Совсем ему плохо?

— Да, — Матвей тяжело вздохнул:

— Нужно было тогда послушать тебя, когда ты отговаривала меня не настаивать на свадьбе Гели и Димы.

Лиана не стала говорить, что предвидела этот результат. Женщина прижалась щекой к руке мужа, которой он поглаживал её плечо и сказала:

— Они справятся.

— Надеюсь, — шепнул мужчина. — Если я в следующий раз буду настаивать на своем, упрямиться и спорить, огрей меня чем-нибудь тяжелым, хорошо?