Взятие Тира позволило Венеции реализовать ту часть договора, в которой предусматривалась передача ей одной трети как самого города, так и принадлежавшей ему территории. Выдумкой надо признать сообщение автора «Истории дожей венецианских» о том, что крестоносцы на радостях, что им удалось, наконец, овладеть городом, предложили венецианцам не одну, а две его трети, но что венецианцы будто бы отказались.[1134]

Взятием Тира операции венецианского флота в водах Сирии и закончились: после этого события «победители с радостью направились в обратный путь». Возвращение в Венецию было превращено в карательную экспедицию против греческой империи, увенчавшуюся полным успехом. Окрыленные двумя крупными удачами, венецианцы свели в Адриатике счеты и с венграми и с подчинившимися им далматинскими городами. И эта операция, как мы увидим далее, увенчалась крупным успехом.

В 1125 г. после трехлетнего похода венецианский флот вернулся в лагуны. Второй большой поход венецианцев на Восток был начат под добрыми ауспициями и закончился необычайно успешно. Этот поход, представляя собою прямое продолжение первого, от 1100 г., и по своим результатам является завершением тех чаяний, с которыми венецианский флот в первый раз покинул лагуны, направляясь к берегам Сирии. В западно — европейском колонизационном потоке на Восток Венеция сумела найти не только почетное, но и привилегированное место, полностью соответствующее самым смелым ожиданиям венецианских политиков.

Взятием Тира Венеция закрепила свое положение в Сирии. Ее цели были здесь достигнуты и упрочены. С точки зрения купеческого здравого смысла непосредственное вмешательство в военные операции отныне было излишним: оно уже ничего не могло прибавить к тем приобретениям, которые были сделаны. Поэтому Венеция, менее всего думавшая о военных подвигах, как таковых, и о «гробе господнем» — для него самого, не обнаружила религиозного рвения в самые трагические дни «святых мест» на Востоке. Венецианских политиков занимали в первую очередь мирские дела и материальные интересы.

Добившись еще по договору от 1100 г. крупных привилегий на территории Иерусалимского королевства, венецианцы понимали, что этот договор не имеет значения на территориях крупнейших феодалов Сирии, — с ними надо было вступать в отдельные переговоры, добиваться уступок и привилегий от них непосредственно и от каждого в отдельности.

Раньше всего политики св. Марка постарались обеспечить положение своих купцов в том городе, в котором они первоначально предполагали овладеть целой половиной, т. е. в Триполи. По причинам, которые выше были указаны, от этого плана пришлось отказаться и удовлетвориться необходимым минимумом. В 1117 г. граф Понций дарит св. Марку жилой дом в непосредственной близости от триполитанского порта.[1135] Из грамоты графа мы ничего не узнаем о торговом статусе венецианских купцов, но едва ли можно сомневаться в том, что какие-то привилегии им все-таки были пожалованы, и венецианцы вели через Триполи торговые операции, в противном случае св. Марку не был бы нужен и тот дом, который пожертвовал граф Понций.

Другим важным торговым центром на Востоке, быть может более важным для венецианцев, чем многие другие, была Антиохия с ее портом Селевкией.[1136] Уже в договоре с Иерусалимским патриархом Варнундом венецианцы специально оговорили свои торговые привилегии в этом городе, но княжество Антиохийское занимало независимое положение на Востоке, — надо было с ним договориться отдельно. И вот мы видим, как Венеция добивается торговых привилегий на территории этого княжества всякий раз, как там происходит смена одного князя другим.

От Боемунда II (1126–1131) венецианцы добились, по-видимому, только подтверждения части тех привилегий, которые им были пожалованы Иерусалимским патриархом и подтверждены потом королем Балдуином II.[1137] Об этом можно заключить на основании грамоты князя Раймунда от 1140 г., из которой видно, что венецианцы и до этого времени располагали на территории княжества своим торговым двором.[1138]

Из этой грамоты видно также, что венецианские купцы могли чувствовать себя в пределах княжества в полной безопасности. Князь Раймунд гарантирует им полную свободу пребывания и передвижения в его владениях. В порту Суди, как тогда стала называться Селевкия, положение венецианских купцов обеспечивается пожалованием им торгового двора с обычными его составными частями. Помимо фондако, князь Раймунд жалует венецианцам также несколько домов, к нему примыкающих. Очевидно, венецианская колония в городе была довольно многочисленной. Уголовные и, конечно, гражданские дела и споры среди венецианцев разрешаются по их законам и обычаям. Они свободны в пределах княжества от ненавистного купцам всех наций «берегового права».[1139]

В грамоте нет ни слова о налоговых льготах и привилегиях, — это потому, что венецианцы ими на территории княжества в это время и не пользовались. Это подтверждается грамотой от 1153 г., из которой видно, что до этого года венецианские купцы платили в качестве торговых пошлин в княжестве Антиохийском с шелковых и льняных тканей по 5 %, а со всех остальных товаров по 7 % их стоимости; независимо от этого они платят еще и портовые пошлины в размере от одного перпера восьми динариев до двух с половиной перперов с вьюка различных вьючных животных.[1140]

Очередная грамота о торговых льготах и привилегиях, которыми пользовались венецианские купцы в пределах Антиохийского княжества, как раз и есть только что упомянутая грамота 1153 г., пожалованная князем Райнальдом. Грамота показывает, что венецианцы постепенно расширяли свои привилегии в пределах княжества: она не только подтверждает все те льготы, которыми венецианцы пользовались на основании пожалований предшественников Райнальда, но устанавливает и некоторые льготы в самом важном для всякого купца деле, именно в деле налогового обложения. Только что названные нормы пошлин были снижены на льняные и шелковые ткани до 4 % и на все остальные товары до 5 % с одновременным снижением и портовых пошлин до 1–2 перперов. В грамоте, между прочим, особо подчеркивается, что в Антиохии венецианские купцы имеют собственный торговый двор, фондако, где они судятся по собственным законам и установлениям.[1141]

В ближайшие за пятидесятыми годы венецианцам, по-видимому, ничего не удалось добиться от антиохийских властей нового по сравнению со льготами, дарованными ранее, так как очередная грамота Боемунда III от 1167 г. только подтверждает ранее предоставленные права и привилегии.[1142] Понадобилось более полутора десятка лет, прежде чем венецианцам удалось «уломать» того же Боемунда III и добиться от него нового снижения пошлин на этот раз по всем товарам до 1 % с оборота по продаже.[1143]

Это было в 1183 г. После этого срока мы не имеем ни одной грамоты от антиохийских князей, по которым мы могли бы проследить положение венецианских купцов в Антиохии. Это понятно: с конца 80–х годов христианский мир на Востоке вступает в положение тяжелого кризиса, от которого по-настоящему ему уже не пришлось оправиться.

Для выяснения политики «натиска на Восток», которая на берегах Сирии дала такие замечательные результаты, имеют значение взаимоотношения Венеции с князьями Малой Армении, возникшей и окрепшей в период крестоносного движения. Как известно, это княжество, превратившееся потом в королевство, имело основным своим территориальным ядром Киликию. Малая Армения важна была для венецианских купцов и сама по себе со своими оживленными центрами, Тарсом, Мамистрой, но кроме того она имела еще и транзитное значение, как это видно и из жалованной грамоты от 1202 г., которая и является интересующим нас здесь документом.[1144] Несомненно, задолго до даты этого документа венецианские купцы уже имели на территории Киликии известные торговые интересы, — это видно, между прочим, из жалованной грамоты Алексея Комнина от 1082 г., где права венецианских купцов оговорены также и на территории этой провинции[1145], хотя она в то время и не принадлежала Византии.