– Кристиан, у тебя красивый подчерк оформи на наших парней карточки пропавших без вести. Нашим ребятам просто не хватило чуть— чуть везения. Они прикрывали нас, как могли до последнего, когда мы с Крамером прорывались на передовую.

Я тогда был молод и возможно совсем не представлял, в какую опасную смертельную игру был втянут весь народ Германии, в какую опасную игру мы играли каждый день под обстрелом русских.

Несколько дней обер— лейтенант Крамер терзал себя. Каждый вечер, он перед тем как пить шнапс, рассматривал именные жетоны и что— то бормотал себе под нос. Мне казалось он сходит с ума. Я наблюдал за Крамером и боялся, что он окончательно тронется, а вслед за ним начнем сходить с ума и мы. Через неделю, после рейда необходимо было вновь идти к «Иванам». Крамер напился как свинья шнапса. Вот тогда, он сказал мне:

– Кристиан, студент – на кой черт сдалась нам эта война? Что мы делаем в этой стране? Мы каждый день теряем наших камрадов и конца этому не видно. Отнеси каптенармусу жетоны, у меня больше нет сил, ждать наших парней. Приказ есть приказ, и я направился в штаб. Здесь я нос к носу столкнулся с начальником штаба, подполковником Шванике. Я вытянулся перед ним по стойке смирно.

– Солдат, – обратился он ко мне.

– Я вас слушаю герр, полковник.

– Я видел вас вместе обер— лейтенантом Крамером.

– Так точно, я подчиненный обер— лейтенанта Крамера, – ответил я, стараясь не дышать.

– Что вы делаете в помещении штаба, – спросил подполковник, стараясь приладить монокль.

– Я герр подполковник исполняю приказ обер— лейтенанта Крамера. Мне приказано передать каптенармусу списки погибших, Ганса Братке и Уве Айсмана, пропавших без вести, их документы и личные вещи.

– Солдат, а ваш командир сам не мог доложить, как это предусмотрено боевым укладом!? Передайте ему, чтобы он…..

Разговор прервал телефонный звонок. Подполковник Шванике, указав мне на выход, подошел к телефону, который подал ему связист— ефрейтор. Уже на выходе, я слышал, как начальник штаба, вытянувшись по стойке смирно, стал с кем— то разговаривать по телефону, постоянно отвечая:

– «Есть, есть! Так точно! Хайль Гитлер»!

Немного притормозив, я краем уха услышал ошеломляющую новость. Спустившись в подвал церкви, где квартировал разведотряд, я подошел к лейтенанту и без всякой субординации сказал ему на ухо:

– Герр обер— лейтенант, на нашем участке фронта грядут большие перемены. Я только что слышал, десятая бригада идет к нам на помощь. Возможно, что блокада большевиков будет прорвана, и мы сможем свободно вздохнуть. А может, нас отведут в тыл на ротацию. Старик Зицингер, будет сегодня собирать офицерский состав. Подполковник Шванике просил передать вам, что вы лично должны были ему доложить о потерях.

– Старик меня поймет! Он боевой командир, а не берлинский служака из ставки. Приготовь мне горячей воды! Необходимо помыться, побриться и идти на аудиенцию к подполковнику Шванике, будь он неладен.

Я поставил на печь кастрюлю со снегом и уже через двадцать минут из неё пошел пар. Постепенно подкладывая снег, уже примерно за час натопился довольно большой объем горячей воды. Крамер скинул с себя верхнюю одежду, обнажив спортивный торс. Все его тело украшали боевые шрамы, полученные за время всей этой войны.

– Что стоишь, давай, поливай! – сказал он, держа в руке кусок французского мыла из старых запасов.

Я, зачерпнув ковшом воду, стал обливать лейтенанта горячей водой. Тот мылился, фырчал от удовольствия, смывая с себя пот и грязь фронтового быта. Я понял Крамер вышел из эмоционального штопора и теперь на моих глазах обретал второе дыхание. Минут через тридцать обер— лейтенант уже был готов. Лицо его светилось и от него слегка благоухало свежестью чистого тела и дорогого французского одеколона. Тоска в глазах сменилась искрой, которая горела в них, как после удачного рейда.

– Кристиан, как я выгляжу!? – спросил меня Крамер.– Я мог бы стать героем твоих картинок?

– О, герр обер— лейтенант, вы хороши, как новая рейхсмарка. С вас можно икону писать!

– Русские, студент, тоже так говорят – хорош как новый пятак! Ты учишь русский язык?

– Так точно герр обер— лейтенант, – сказал я, показывая солдатский разговорник.

– Смотри – скоро он пригодится тебе. Грядет время великих перемен, впереди нас ждет лето. А где лето там тепло, там пляж, женщины и много шнапса. Ты, Кристиан, любишь женщин!? – спросил он, расчесывая волосы, глядя в осколок зеркала.

– Я же девственник! У меня еще никого не было!

– О, да – вспомнил – ты девственник, – сказал Крамер. иронично улыбаясь.

– Так точно, герр обер— лейтенант! Я еще не успел стать мужчиной.

– Дай бог дожить нам до теплых дней. Русские не смогут постоянно сдерживать напор нашей армии, и уже скоро они далеко отойдут на Восток. Вот тогда мы решим твою проблему! В окрестных селах еще должны остаться хорошенькие фроляйн.

– А как, герр обер— лейтенант, приказ фюрера!? – спросил я, стараясь предугадать его ответ.

– Фюрер не следит за тобой по ночам – это привилегия Господа! Я же не буду об этом ему докладывать.

– Так точно, герр обер— лейтенант! – сказал я, вытянувшись в струнку.

– Вот и хорошо…

Крамер ушел в штаб, а я завалился на нары, мечтая о скором наступлении долгожданного тепла. Постепенно глаза закрылись. Я уснул, провалившись в мир сновидений и грез.

Крамер в полном молчании подошел к печи и присел на стул. Он закурил и, глядя в огонь, не поднимая головы, сказал:

– Камрады! От Суража до Усвят, русские пробили проход и сдерживают его своими силами. По данным авиаразведки, через этот «коридор», утекают войска большевиков, попавшие в наше окружение в районе Витебска. Из наших тылов через эту «черную дыру» выходят окруженные части и разрозненные боевые подразделения. Приказом «папочки» Зиценгера, нам приказано ночью выйти в направлении коридора, и провести разведку с целью блокировать этот участок силами идущего к нам резерва. Нам предстоит встретить десятую бригаду 83 дивизии, которая должна с марша прикрыть эту «калитку». На рубеже деревень Секачи, Миловиды, Нивы – русские сдерживают проход по Витебскому тракту. Выходим ночью, силами двух стрелковых отделений. Движение осуществляется согласно боевому порядку. Приказываю – в огневой контакт не вступать. Петерсен – от меня ни на шаг. Не хочу, чтобы твоя мать фрау Кристина, проклинала меня за то, что тебе русские оторвут голову. Ты еще нужен Германии.

– Есть! – ответил я, ощущая со стороны своего командира какое— то странное покровительство.

– Я не хочу чтобы ты, сдох на этой войне, – сказал обер – лейтенант. – Ты пока еще не воин! Ты творец, и должен помнить об этом каждую секунду. Сегодня, нам предстоит пройтись по русским тылам. Ты, если хочешь, можешь остаться в гарнизоне, – сказал обер— лейтенант.

– Спасибо, но я пойду с группой. Если господу будет угодно, он не даст меня в обиду.

– Идиот! Ты, молод и многого не понимаешь! Рано или поздно война закончится без твоего участия. А сегодня – я твой бог, и я хочу, чтобы ты, сохранил, свою жизнь ради твоего таланта. Я малыш, верю в твой разум!

Я по молодости был немного наивен. Я не подозревал, что обер— лейтенант Крамер, уже был разочарован идеей фюрера захватить Россию. Он знал, что эта война, развязанная Гитлером, будет закончена полнейшей капитуляцией и крахом всей Великой Германии. Я чувствовал тогда, что он хотел, рассказать мне, о его мыслях, но я, был молод и многого тогда не понимал, полагаясь на свой юношеский максимализм. Раз от разу в словах Крамера проскакивали нотки дикого, славянского бунтарства, но в открытую высказывать эти вольные идеи, он еще опасался. В каждой роте был свой информатор, носивший значок националистической партии фюрера на внутренней стороне солдатского френча.

В один из вечеров развед – отряд в количестве двух отделений, направились в очередной рейд по тылам русских. Командование решило перепроверить данные авиаразведки, чтобы на месте «по —живому» установить места сосредоточения «Иванов». Сквозь февральскую метель на лыжах скрытно мы вышли на окраину города и спустились к реке. Здесь под прикрытием берега, можно было незаметно двигаться вдоль берега, выискивая следы русских диверсантов, проникавших на нашу территорию с другой стороны.