Сообщению Бауера о смерти Гитлера и его жены я не поверил и продолжал патрулировать на своем участке.
Прошло не больше часу после встречи с Бауером, когда, выйдя на террасу — она находилась от бункера метрах в 60—80, — я вдруг увидел, как из запасного выхода бункера личный адъютант — штурмбанфюрер Гюнше и слуга Гитлера — штурмбанфюрер Линге вынесли труп Гитлера и положили его в двух метрах от выхода, вернулись и через несколько минут вынесли мертвую Еву Браун, которую положили тут же. В стороне от трупов стояли две двадцатикилограммовые банки с бензином. Гюнше и Линге стали обливать трупы бензином и поджигать их».
Майор Быстров поинтересовался, видел ли кто-либо еще из охраны, как сжигали трупы Гитлера и Браун.
Менгерсхаузен не знал этого точно. «Из всех часовых охраны ближе всех к бункеру Гитлера находился в это время я один». Он нагнулся и стал чертить на земле щепкой план сада.
Так было восполнено недостающее звено — участник или свидетель сжигания, который был так важен особенно на первом этапе задачи — при поисках Гитлера. Мы пошли с Менгерсхаузеном в дом и записали все то, что он сообщил.
Менгерсхаузену с его поста были видны только Гюнше и Линге. А в укрытии бункера, прячась от снарядов, Геббельс, Борман и другие наблюдали, как поджигали трупы.
Неподалеку шел бой. Имперская канцелярия находилась под интенсивным обстрелом. Вой снарядов, грохот разрывов, взметающих столбы земли, треск и визг разлетающихся оконных стекол. Хлеставший ветер теребил одежду на трупах. Огонь метался, гас. Бензин прогорал… Снова обливали и поджигали.
Что же было дальше с самим Менгерсхаузеном?
Он действовал в одиночку — бежал, не дожидаясь новых распоряжений.
«В тот же день, 30 апреля, я переоделся в гражданское платье и скрылся в подвале».
Майор Быстров протянул ему фотоснимок сада имперской канцелярии. Я перевела: «Расскажите, что вы видите на этом снимке».
«На этом снимке сфотографирован запасный выход из бомбоубежища Гитлера. Это место я хорошо знаю и могу показать, где тут был сожжен труп Гитлера и его жены Браун, а также место, где они погребены.
Одним крестиком обозначаю на фотоснимке место, где были сожжены трупы Гитлера и Браун, двумя крестиками — где они погребены, и тремя крестиками — запасный выход из бункера Гитлера».
Этот снимок, помеченный Менгерсхаузеном крестиками, хранится в архиве.
Еще накануне Менгерсхаузен сказал, что может показать место, куда спрятали трупы, забросав их землей щебнем… Он не знал, что они уже извлечены оттуда.
Подполковник Клименко с группой офицеров и бойцов выехали с Менгерсхаузеном в имперскую канцелярию.
Был составлен акт:
«1945 года, мая 13 дня г. Берлин
Мы, нижеподписавшиеся… с участием опознавателя Менгесхаузена Гарри[26] сего числа осмотрели место погребения трупов рейхсканцлера Адольфа Гитлера и его жены.
…Осмотром мест, указанных опознавателем Менгесхаузеном, была установлена правдивость его показаний… Тем более правдивы показания опознавателя Менгесхаузена, так как из названной им воронки 4 мая 1945 года нами были извлечены обгоревшие трупы мужчины и женщины и две отравленных собаки, которые другими опознавателями опознаны как принадлежащие Гитлеру и его жене Ифе Браун, бывшему личному секретарю[27].
Глазомерная съемка места обнаружения трупов Гитлера и его жены и фотоснимки мест, названных опознавателем Менгесхаузеном, к акту прилагаются.
О чем и составлен настоящий акт в г. Берлине, имперской канцелярии».
Акт подписали подполковник Клименко, старший лейтенант Катышев, гвардии майор Габелок, фотокорреспондент младший лейтенант Калашников, рядовые Олейник, Чураков, Наваш, Мялкин.
* * *
Позднее мне сказали в штабе фронта, что направленный туда эсэсовец Менгерсхаузен в своих письменных показаниях рассказал, что не только наблюдал, как сжигали фюрера, но и сам принимал в этом участие. В чем именно оно заключалось, я тогда не узнала и сейчас не нашла в архивных бумагах его письменного о том рассказа.
Но вот в рукописи его начальника Раттенхубера читаю:
«Тела Гитлера и Евы Браун плохо горели, и я спустился вниз распорядиться о доставке горючего. Когда я поднялся наверх, трупы уже были присыпаны немного землей и часовой Менгерсхаузен заявил мне, что невозможно было стоять на посту от невыносимого запаха, и он вместе с другим эсэсовцем, по указанию Гюнше, столкнули их в яму, где лежала отравленная собака Гитлера».
И дальше, описывая поведение обитателей убежища, занявшихся хлопотами по подготовке к побегу, как только им стало известно о смерти фюрера, Раттенхубер еще раз упоминает Менгерсхаузена:
«Меня поразила расчетливость эсэсовца Менгерсхаузена, который, пробравшись в кабинет Гитлера, снял с гитлеровского кителя, висевшего на стуле, золотой значок в надежде, что „в Америке за эту реликвию дорого заплатят“.
Еще раз осколки ампулы
Вероятно, сейчас, под пером, поиски невольно принимают более стройный характер, чем это было. Ведь что-то свершилось организованно, а что-то стихийно или на ощупь, одни данные доставались легко, а другие — напряженными усилиями. Сейчас, на расстоянии, многие шероховатости сгладились, а тогда на пути расследования вставали иногда непредвиденные препятствия.
Одна из причин их возникновения — сугубая тайна, которой почему-то было окружено все, что-связано с розыском, обнаружением Гитлера и расследованием.
Мы должны были тут же вскоре оставить имперскую канцелярию, так как правительственный квартал, как и весь Берлин, перешел в ведение армии Берзарина, и у Рейхсканцелярии встали его часовые, чтобы никого не пропускать сюда. Дальнейшее ведение дела на территории рейхсканцелярии было для нас тем самым затруднено. Ведь мы не имели права в открытую, от имени нашей задачи, сметать возникавшие препятствия, «ведомственные перегородки», как сказали бы сейчас «на гражданке».
Но не оставлять же другой армии «трофеи», не бросать же не доведенным нами самими до конца дело.
Пришлось прибегнуть к такой «операции». На рассвете, в 4 часа утра, капитан Дерябин с шофером, пробравшись в рейхсканцелярию, похитили, завернув в простыни, трупы Гитлера и Евы Браун и в обход часовых, через забор перебрались на улицу, где их ждали два деревянных ящика и машина.
Мы стояли в Бухе — северо-восточной окраине Берлина.
Был ли это небольшой дом или сарай, трудно сказать с твердостью. Сюда перевезли Геббельса, его жену и детей.
Сюда же, в Бух, по распоряжению полковника Горбушина, были доставлены останки Гитлера и Евы Браун.
Эта улица состояла из небольших скромных коттеджей. Здесь было много неба над головой. Ребятишки гоняли на велосипедах. А взрослые шли со своими трудными заботами мимо, не ведая, да и не интересуясь тем, что находится сейчас здесь.
Если б тогда думать о том, что спустя годы я буду обо всем этом в подробностях свидетельствовать, надо было бы, наверное, превозмочь нежелание и снова подойти поближе к этим грубо сколоченным ящикам с черными страшными останками — я их уже видела в саду рейхсканцелярии, — и я не подошла.
Здесь, в Бухе, с приходом Гитлера к власти в старых, доброй репутации клиниках по его приказу впервые подвергли чудовищному обследованию людей на предмет их «расовой пригодности». В 1936 году здесь была заведена картотека «наследственно-биологической полноценности», охватывавшая всех жителей большого района Берлина — Панков. Судьба человека, его карьера, право на женитьбу, право жить на земле — все зависело от того, что значилось в его карточке.
