— Так, так… — возобновила она разговор. — Значит, теперь станете такой же рыбачкой, как и мы. Хорошего, понятно, мало, но ведь вам не придется жить только рыбной ловлей. Подрастут сыновья, мать всем денежкам хозяйка будет. Не знаю, конечно, как Алексис, а у нас такой обычай. Только сразу надо поставить на своем, а то не исправишь.

За какой-нибудь час Аустра узнала подноготную всех соседей: кто с кем не ладит, у кого ожидается свадьба или аукцион за неоплаченные в срок долги. А задолжали тут почти все. Затянется полоса безрыбья, вот рыбак и вынужден брать продукты в кредит, потеряет рыбак во время шторма свои сети или другую снасть, опять идет на поклон к скупщикам рыбы, просит помочь, а во время путины «благодетель»-скупщик с него сдерет за помощь три шкуры. И остается одно: снова залезать в долги; так и крутится это колесо.

Язык у Байбы не знал покоя. Рассказав все, что могла, она, в свою очередь, захотела узнать кое-что от Аустры. Прямые и наводящие вопросы так и сыпались из ее рта. Ладит ли Аустра с Алексисом? Не притесняет ли Рудите невестку? Где куплена эта скатерть и сколько за нее заплачено? А занавески? Любит ли Аустра детей и почему у нее еще никого нет?

Спрашивая, она без приглашения открыла дверь в комнату Аустры и Алексиса и, не ограничившись этим, ощупала постель: есть ли матрац и перина или только соломенный тюфяк. Байба назойливо старалась пролезть в самые сокровенные и отдаленные уголки жизни молодоженов. Ее вовсе не отпугивала сдержанность Аустры, она настойчиво осаждала ее навязчивыми расспросами, а попутно рассказывала о себе и Дейнисе всякую ерунду, звала в гости, обещала сама часто наведываться, но и это не помогло, Аустра ничуть не стала откровеннее. Посещение Байбы ее попросту тяготило, и она с надеждой поглядывала на дорогу: хоть бы Алексис вернулся домой.

— Да… Нет… — все суше звучали ее ответы. — Я, право, не знаю… — Наконец, немного освоившись, она заявила: — А теперь мне надо готовить обед.

Если Аустра рассчитывала, что это заставит гостью уйти, то она ошиблась. Байба последовала за ней на кухню посмотреть, как Аустра готовит. И пока варился обед, она без умолку трещала, не замечая холодности хозяйки и ее нахмуренного лица.

Зашел Лаурис. Заметив Байбу, он слегка растерялся и спросил, где Алексис.

— Он чем-то занят на берегу, — ответила Аустра. — Вы пойдете к нему?

— Мне с ним надо кое о чем потолковать, — сказал Лаурис.

— Скажите ему, пожалуйста, что обед будет скоро готов.

— Хорошо, скажу… — Лаурис собрался уходить. — Рудите, наверное, нет дома?

— Нет, она ушла в волостное правление. Что-нибудь передать ей?

— Нет, ничего. — И Лаурис ушел. Он спросил насчет Рудите исключительно из-за Байбы.

Хоть и неприятно было думать, в каких выражениях Байба сейчас расписывает его воображаемые отношения к Рудите, но он должен был о ней справиться, чтобы придать своему посещению невинный характер. Идя сюда, он отлично знал, что ни Алексиса, ни Рудите дома нет, и он зашел к Зандавам не ради них. Байба, эта хитрая лиса, не должна ни о чем догадываться.

После ухода Лауриса Байба сразу же перешла к новой теме — его отношения к Рудите.

— И что за люди, не пойму. С каких пор женихаются, а все не поженятся, и что особенного для этого нужно? Конечно, если девчонка сама вешается на шею…

— Вы имеете в виду мою золовку? — удивленно спросила Аустра.

Байба прикусила язык. Золовка… Будь ты неладна, и как же можно было забыть об этом! Ведь о родне не принято говорить такое. Но Байба оставалась Байбой, она тут же постаралась выпутаться из неловкого положения.

— Я так, вообще… Я только думаю, что, если на парня вешаются, он начинает воображать невесть что и не торопится с женитьбой. Но о них этого не скажешь. Они точно приколдованы друг к другу, и тем более странно, что так долго тянут со свадьбой. Вы с Алексисом гораздо быстрее выяснили свои отношения.

Обед сварился, время шло, а Алексис все не возвращался. Ничего другого не оставалось, как пригласить к обеду Байбу. И это значило, что ей еще не меньше часа придется слушать ее утомительную болтовню.

— Ведь я могла захватить с собой вязанье, — сказала Байба, пообедав. — Вы тоже вяжете?

Аустра вымыла и убрала посуду; гостья уже трижды вставала, чтобы уйти, и каждый раз опять садилась, пока не появился Лудис и не сказал, что отец пришел обедать.

— Что, разве уже так поздно? — удивилась Байба. — Вот так всегда бывает — заболтаешься… Теперь мы с Дейнисом ждем вас к себе.

Когда Байба, наконец, ушла, Аустра облегченно вздохнула. А вечером она сказала Алексису:

— Мне бы не хотелось, чтобы она к нам зачастила. Как ты думаешь, удобно намекнуть ей на это?

— Лучше все-таки не говорить. Я сам ее отучу. Байба терпеть не может, если ее поддразнивают. Когда она в следующий раз придет, дай мне знать.

Странное начало — отказ от дружбы с соседями.

Скоро жизнь вошла в новое, но в то же время обычное для Алексиса и остальных посельчан русло. С наступлением осенних штормов пришлось прекратить рыбную ловлю неводом; невод разобрали и развезли по клетям, артель распустили до зимнего, подледного лова. Штурман артели, Лаурис Тимрот, оказался на время как бы не у дел даже в семье отца: с салачными и другими сетями вполне могли управиться его братья. Чтобы не слоняться без дела, Лаурис объединился с Алексисом. Дождавшись подходящей погоды, они ходили в море на моторке Зандава — каждый со своими сетями. Улов делили на три части: одна — Лаурису, одна — Алексису, а третья шла на содержание моторной лодки и на горючее.

Такой же порядок существовал и на других моторках. Осень оказалась не особенно удачной. Чтобы хоть что-нибудь заработать, следовало использовать всякую возможность, уходить далеко к устьям больших рек, отыскивать среди рифов места, где скапливалась рыба, оставаясь иногда в открытом море по нескольку дней подряд. Алексис никогда не ждал сообщений от рыбаков о том, где появилась рыба, — он искал ее сам, отправляясь в открытое море за добычей, как только начинал затихать шторм. Иногда такие походы заканчивались неудачей, но выпадали и удачливые дни, и тогда полные сети вознаграждали рыбака за смелость и труд.

Друзья ладили между собой. Возможно, это объяснялось тем, что Лаурис всегда признавал авторитет Алексиса и никогда не пытался с ним спорить. Алексис все знал: если он говорил «Поедем!», надо было ехать, и если он выбирал место лова, Лаурис беспрекословно соглашался: да, здесь должна быть рыба. Они выходили в море, не давая себе отдыха, не упуская ни малейшего случая. Зато и улов у них был больше, чем у других рыбаков.

В то время как Алексис день и ночь бороздил море, его жена почти безвыходно сидела дома. Весь ее мир заключался в четырех стенах старой лачуги, а все общество составляла Рудите. Муж теперь стал редким гостем, он лишь на минутку появлялся на берегу, чтобы тут же исчезнуть, да и когда он приходил домой, все его помыслы и заботы были о работе, хозяйстве и о постройке нового дома. Появлялся он голодный, усталый и мгновенно засыпал, чтобы через несколько часов вскочить и снова уйти в море. Только в штормовую погоду, когда рыбаки вынуждены были оставаться на берегу, с ним можно было поговорить. Но и тогда он не вникал во внутренний мир Аустры, не пытался смотреть на окружающее ее глазами, он судил обо всем с точки зрения местного жителя. И ему казалось, что жизнь хороша, что у Аустры нет причин жаловаться и все идет как полагается.

Если бы он повнимательнее заглянул в глаза Аустры и задумался над тем, почему так беспокоен и рассеян ее взгляд, почему она так молчалива и, словно испуганное животное, держится обособленно, то, возможно, он понял бы, что в их семейной жизни не все благополучно, и попытался бы ее наладить. Но у него было так много дел, о которых следовало думать ежечасно, — практические заботы, соображения о предстоящих работах, — на фоне этой занятости терялся человек.