Алексис бодро шагал по грязи рядом с подводой, погоняя лошадь. Лаурис, немного поотстав от него со своей подводой, сказал Аустре:

— Дождь все усиливается. Вы промокнете. Накиньте мой дождевик.

Аустра, очнувшись от дум, взглянула на Лауриса.

— А вы?

— На мне плотный пиджак. При ходьбе в дождевике тяжело.

Накинув на плечи дождевик Лауриса, Аустра вновь погрузилась в невеселые думы. Лаурис вытащил специально припасенный кусок парусины и помог Аустре завернуть в него ноги. Теперь ей нечего было бояться сырости. Изредка подходил Алексис узнать, как она себя чувствует.

— Мне хорошо, — неизменно отвечала Аустра.

Они ехали день и всю ночь.

На рассвете путники добрались до поселка Песчаного. Лица их покраснели от ветра, одежда намокла.

— Смотри, у нас из трубы дым поднимается, сейчас будем в тепле. Рудите уже готовит кофе, — ободрял Алексис Аустру. С высокого сиденья на возу Аустра смотрела на домики поселка. В некоторых окнах показались и быстро исчезли любопытные лица, кое-где и во дворах виднелись люди, но никто не вышел на дорогу приветствовать их. Лениво падали тяжелые капли дождя. Колеса врезались по самую ступицу во влажный прибрежный песок, и лошади с трудом тащили возы. Через каждые восемь-десять шагов они останавливались, тяжело дыша. Наконец шум всполошил поселковых собак, и со всех сторон послышался их ожесточенный лай.

«И здесь мне придется жить…» — вздрогнув, подумала Аустра и плотнее закуталась в намокший дождевик. Безотрадные места, убогий поселок… странные, неприветливые люди.

С моря тянуло леденящей сыростью, но более леденящим и холодным был вид самой местности с ее негостеприимными песками, голыми ивовыми кустарниками, кривыми соснами и враждебно притаившимися лачугами. Сегодня Аустра видела все совсем в другом свете, чем в прошлый раз, когда гостила у родни мужа. Тогда она была здесь гостьей, случайным человеком, а сегодня она уже стала зависимой от этого мира, и ее судьба связана с ним.

Пока Алексис сворачивал во двор, Лаурис придержал свою лошадь.

— Ну вот, сейчас вы будете дома, — сказал он. — Отдохнете.

— Дома… — губы ее сложились в какое-то подобие улыбки, но взгляд блуждал где-то поверх головы Лауриса. Отбросив покрывавшую ее парусину, Аустра подала Лаурису руку.

Он положил вожжи и помог ей слезть.

— Благодарю вас… — прошептала Аустра.

— Не за что, — так же тихо ответил он.

— Да вы же окончательно промокли! — испугалась Аустра, взглянув на него. — Из-за нас вам пришлось столько потрудиться…

— Это пустяки. Вам ведь тоже досталось.

Взгляды их встретились, и оба почувствовали неловкость, словно Лаурис коснулся чего-то сокровенного. Аустра смотрела на него взволнованно и пристально, а он впервые избегал ее взгляда.

Съев горячий завтрак, приготовленный Рудите, мужчины развязали возы. Лаурис помог Алексису и Аустре расставить вещи и отправился домой. Мешки и сундуки внесли в клеть, но разбирать их не стали: все слишком утомились. Рудите перебралась в маленькую комнату рядом с кухней, обе большие комнаты были предоставлены приехавшим. Они устроились в той, которую прежде занимала Рудите. Полы в комнатах были чисто вымыты, окна протерты и печь натоплена.

— Оставь до завтра, — посоветовал Алексис, когда Аустра вытащила шторы и принялась их развешивать. — Лучше засни на часок.

— Ничего, — ответила она. — Иди спать, ты всю ночь был на ногах. Я немного приберусь.

Алексис лег на кровать отца и проспал далеко за полдень. Аустра и Рудите до вечера устраивали жилье: повесили занавески, постелили дорожки, распаковали посуду и разложили по ящикам комода белье, одежду повесили в шкаф. В хлопотах часы летели незаметно, времени на раздумье не оставалось, забылось ощущение заброшенности и неуютности. Но вечером, когда в домишке стихло все и надо было ложиться спать, Аустра с новой силой почувствовала, как она одинока и как чуждо ей все окружающее. Подсев к Алексису, она обняла его. Ведь он единственный близкий человек здесь, в этом неприглядном мире, единственный, кого она любит и у кого может искать убежища и защиты.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он. — Сейчас, наверное, еще непривычно, потом будет хорошо. Освоишься и заживешь замечательно.

Обняв его еще крепче, она подавила вздох. Утомившийся за день Алексис вскоре заснул. Аустра не спала всю ночь. Прижав руку к груди, лежала она в темной незнакомой комнате, прислушиваясь к шуму дождя и реву моря. За окном стояла глухая беззвездная осенняя ночь. Перед открытыми глазами Аустры была черная пустота. Лишь мерное дыхание Алексиса выдавало присутствие живого существа в этой темноте.

Наутро Рудите с паспортами брата и невестки пошла в волостное правление — вписать их в домовую книгу. В оба конца надо было пройти почти двадцать километров, вернуться назад она могла только после полудня. Алексис, позавтракав, отправился на взморье — привести в порядок свое рыболовное хозяйство. Колья для сушки сетей оказались растасканными, якоря и камни занесены песком, а мотор не чищен с весны. Алексис проработал почти до вечера, даже позабыв про обед. Аустра весь день оставалась одна. У нее тоже была работа, пока она убрала комнаты и кухню по своему вкусу. Теперь стол был накрыт вышитой ею скатертью, стояли на своих местах лампы, зеркало, фотографии и ваза с зеленью. И старое, обветшалое помещение сразу посветлело, и стены перестали казаться такими уныло-серыми. Но окна по-прежнему остались маленькими, пол скрипел под ногами, а кисловатый запах сетей упорно не поддавался выветриванию. Хотя дождь уже перестал, с крыши все еще капало на оконные карнизы, и казалось, будто птицы стучат клювами в окно.

Когда Аустра покончила с мелкими делами, ей вдруг показалось, что она не сделала что-то важное, а вот что именно, она никак не могла этого вспомнить. До ее слуха не доносилось привычного мычания коров, напоминающего о том, что нужно пойти в хлев, по двору не разгуливала стайка кур, в кухне не было большого котла, в котором кипело варево для свиней. Из ее жизни ушло множество крупных и мелких забот, но осталась привычка к ним и прежнее ощущение делового ритма. «Неужели все сделано?» — думала она, закончив уборку. Видно, да, потому что глаз ее не находил ничего, к чему можно было бы приложить руки. Значит, все.

Потемневшие рваные сети, висевшие в углу кухни, ничего не говорили ей. Корзинка гальки и нарезанные куски холста не напоминали о работе, а моток белых ниток и ящик с коклюшками не наводили на мысль о необходимости вязать новые сети для ловли рыбца. Все, что ее окружало, похоже было на раскрытую книгу, написанную на незнакомом языке: как ни вглядывалась она в ее страницы, смысл оставался непонятным.

Аустра уже собиралась начать готовить обед, когда во дворе Зандавов появился первый чужой человек. Это была Байба. Она принесла каравай хлеба и маленький пакетик соли.

— Добрый день, новая соседушка, — сказала Байба, входя в комнату. — Не обижайтесь, что я так рано пришла с хлебом-солью. Дейнис, правда, говорил, что можно и вечером, но тогда я буду занята, и я подумала: уж лучше пораньше, чем попозже.

Все это Байба выпалила, не переводя дыхания, и только теперь Аустра могла ответить:

— Заходите, пожалуйста. Садитесь. Спасибо, что навестили.

— Да ведь жить-то придется рядом, — продолжала Байба. — Мы ваши ближайшие соседи. Мой муж осенью ездил к вам, лодку Алексису делал, с ним вы, конечно, знакомы. А я вот, пока мальчик в школе, и говорю себе: может, человеку поболтать хочется, узнать здешние новости. Скажите, это правда, что вы навсегда приехали?

— Вероятно, да, — ответила Аустра, усаживаясь напротив гостьи по другую сторону стола.

Глаза Байбы бегали по углам, все разглядывали и оценивали, обо всем у нее было готовое суждение. Не с пустыми руками приехали, занавески новые, и кое-что из вещей появилось, этого прежде не было. Но почему жена Алексиса такая стройная? Ведь Дейнис говорил, что на рождество ожидаются крестины.