Спустившись с эскалатора, Лихарвель вдруг ускорилась и растворилась в толпе. Реакция подвела Павла в самый нужный момент. Ну и ладно… Ну и пожалуйста… Павел сел в другой состав и уехал в противоположном направлении. Теперь путь домой всегда был приятным. Ведь теперь это был ЕГО дом. Пусть временный, пусть подаренный, но сейчас он был в нем полновластным хозяином.
Вот и наша станция, вот и наша улица, вот и наш подъезд, вот и наш этаж, вот и дверь…
– Опять ходишь тут? – произнес отвратительный дребезжащий голос.
Павел застыл и медленно повернулся на голос. На лице уже сияла самая добрая и искренняя улыбка, на которую он был способен. Соседка. Старая. Очень. Лет семьдесят – восемьдесят. Она жила прямо напротив Павла. И третий день подряд пыталась выпытать у него, откуда у него ключи и по какому праву он, собственно, тут находится.
– А, Полина Витальевна! Здравствуйте! – с подъемом произнес Павел. – Как поживаете? («Надеюсь, скоро сдохнете», – добавил он про себя.)
– Ты мне зубы не заговаривай, бандюга! А ну говори! Куда хозяина квартиры дел!
Ну вот. Шенсраад здесь не появлялся лет пять. И раз теперь через столько лет появляется в квартире молодой человек, то, значит, он убил прежнего хозяина и завладел ключами. Павел все еще не мог окончательно промыть мозги старухе. Все три дня Павел старался решить дело миром. С каждой минутой общения было все трудней удерживать на лице улыбку. Отвечать сейчас было глупо – старуха была как глухарь на току.
– Я тя выведу на чистую воду! Ты у меня в тюрьме сгниешь! Ты у меня говно жрать будешь!..
Вот это было зря. Сдерживаемый внутри гнев уже бурлил, как вулкан перед извержением. Ох, что сейчас будет…
– Я участкового отлично знаю! Я ему все скажу, он меня послушает, я тебя упеку, сучий выродок, спиногрыз, кровопийца капиталистическая!!! Я все участковому в письмеце-то напишу!
Все. Вот теперь держись, бабуля. Как мне везет на добрых и все понимающих людей…
– Зачем участковому? Не надо участковому, пожалуйста, не надо. – В голосе Павла были страх и раскаяние.
Старуха остановилась и начала злорадно ухмыляться.
– Сразу Путину пиши! Адрес знаешь, тварь? Нет? Подсказать, старперка? Москва, Кремль!
Ухмылка старухи увяла:
– Ах ты… ах ты… да я тебя…
Момент настал. Павел выпустил клыки и зарычал. Конечно, ему было далеко до рычания Носферату, но шипящий тонкий вскрик был даже лучше. В один шаг Павел оказался около старушки и продемонстрировал ей процесс трансформации.
– Слушай меня внимательно, карга старая, – начал он зловещим шепотом, держа руку с когтями у лица старухи. – Сейчас ты развернешься и протопаешь в свою квартирку и будешь там сидеть тихо-тихо. И не дай дьявол, я тебя еще раз увижу или услышу. Я тебя сейчас не убиваю, потому что сыт, да и кровь твоя пахнет хуже дерьма!
Кэнреол отступил на шаг и мгновенно принял человеческий облик. Старуха, бледная как смерть, не отрывала от него глаз. «Черт, не переборщил ли я?» Еще сердце откажет на фиг, возиться потом… Но Полина Витальевна была хоть и старой, но довольно крепкой. Она медленно развернулась и мелкими шажками протопала в свою дверь. Какая понятливая…
Кэнреол постоял еще немного, осмысливая происшедшее. Потом он расхохотался, открыл дверь и вошел в свое временное пристанище.
Шенсраад не соврал, квартира была двухкомнатная. Он лишь умолчал, что перевез большую часть мебели на новую квартиру, когда уезжал отсюда. Остались диван, стол и пара стульев в одной комнате и стеллаж в другой. Теперь упомянутый стеллаж Павел перетащил в главную комнату. Хорошо хоть паркет оставил. Да и за унитаз с ванной и душем спасибо. Ах да! Обои остались! Под потолком на проводе висела лампочка. Просто лампочка в патроне. Она работала и светила довольно ярко. Это в главной комнате. Во второй же из потолка просто торчали обрывки провода. На кухне тоже было весело. Там стоял старенький холодильник неопределенной марки и микроволновая печь. Газовая труба была надежно перекрыта. Но в целом все было нормально. Прибранная от пятилетней пыли квартира приобрела хоть и скромный, но уютный вид. Огорчало то, что стеллаж был пустой, но это проблема была решаемой. Павел намеревался проникнуть в квартиру родителей и вынести книги, лежащие на полках в его комнате. И компьютер заодно. И одежду какую-нибудь. И не мешало бы здесь телефон поставить. И Интернет нормальный сделать. А еще мебели прикупить. А еще…
Павел помотал головой. Много чего надо. Но возможностей нет. С утра до вечера на тренировке, работать некогда. Не идти же вампиру ночью работать кем-нибудь вроде грузчика? Пока деньги есть – своя заначка плюс подъемные на вступление в клан, – но надо твердо соблюдать экономию.
«Хорошо, что я не обыкновенный человек и могу не есть, не пить. Правда, жажда крови повысится, но ничего, перетерпим. Тем более что питья хватает – вода в кране имеется, холодная и не очень. Так-то.
А обстановочка буржуйская нам и не нужна… пока. Даешь социализм и коммунизм! От каждого по способностям, каждому по морде. Как сказал Махарнен, работу можно получить только на третьей ступени мастерства. И то самую тупую – писарь. Сиди над документами и переписывай их собственной плотью, сиречь прахом. А поскольку твой «прах» довольно низкого качества, ибо молод ты есть, да и способности твои не особо высоки, то переписывать ты будешь рутинные документы: ни тайных соглашений, ни древних свитков, ни летописей. Максимум, что тебе доверят – учебники для вампиров. Зато платить будут под две тысячи долларов в месяц – в Камарилье заботятся о благосостоянии вампиров. Протяну как-нибудь. А пока – спартанский режим! Даже если гипнотизировать научусь, и то – нежелательно слишком злоупотреблять им. Какой-то там пункт правил Маскарада».
Павел налил в бокал (бокалы, кстати, тоже остались после Шенсраада, причем довольно красивые, хрустальные, кажется) крови из фляги и повалился на диван, потягивая кровь через соломинку. Кайф… Кэнреол снова стал думать о будущем. Махарнен говорил, что он, Павел, на должности писаря не засидится. У Павла открылись большие способности к поиску.
