Он таким в детстве не был. Он был примерным ребенком и никогда не позволял себе при отце ничего подобного. Это утверждение вызвало бы у Мириам Латтимор гомерический хохот. Фрэдди просто не помнил, что вести себя плохо при четвертом графе Монкрифе он не мог совсем по другой причине. Отец просто-напросто почти не общался со своим наследником, пока тому не пришло время отправляться в школу. Отец пришел попрощаться с сыном и уделил ему не более пяти минут.

Теперь Фрэдди убедился, что его планы придется изменить. Он предполагал, что за детьми присмотрит жена управляющего одной из его фабрик, пока он не наладит свои отношения с Кэтрин. Но сейчас он убедился, что явно поторопился договориться с женщиной об этой услуге. Они рассчитывали, что увидят малышку с солнечной улыбкой, ангельским характером и неуемным детским любопытством, а Роберта — спокойным, покладистым младенцем. Ни бездетная женщина, ни он не подозревали, что придется столкнуться с чертенком в возрасте двух лет и упрямой копией самого графа Монкрифа.

Черт бы побрал Кэтрин! Она намеренно так воспитывала его детей!

Чем дальше они удалялись к северу, тем чаще подумывал Фрэдди о том, что лучше ехать в Лондон. С каждой минутой он все отчетливее осознавал, что совсем ничего не знает о детях, а о своих собственных — и того меньше. Нескольких посещений детской в Мертонвуде оказалось явно недостаточно, чтобы быть готовым к непримиримому сопротивлению Джули. Его смущал вид спокойного младенца с угрюмым пристальным взглядом из-под насупленных бровей. И хотя гордость Фрэдди сопротивлялась, благоразумие в конце концов одержало верх. Граф приказал кучеру свернуть к ближайшей харчевне.

Карета остановилась, и граф отпустил кормилицу, заплатив ей обещанное за две недели жалованье. Он позвал хозяина и приказал ему приготовить им что-нибудь в дорогу. Джули необходимо было выйти из кареты. Но идти куда-либо со своей дочерью он ни за что бы не решился. Он предложил кормилице за особую плату сводить малышку в кустики, но та отказалась, испуганно посмотрела на Джули и торопливо пошла прочь. Фрэдди раздраженно вздохнул, но, подчиняясь своему отцовскому долгу, взял вопящую девочку за руку и отвел ее в стоящую за харчевней будку. Когда занятая своим делом малышка ненадолго смолкла, он испытал истинное блаженство.

Граф позвал кучера, который, пока готовилась еда, болтался по двору, и нехотя забрался в карету. Усевшись на сиденье, Фрэдди с некоторой опаской посмотрел на дочь и поспешно обхватил спеленатого сына, пока она не начала свои атаки на него. От укусов на ближайшее время он себя обезопасил.

Карета тронулась и через две минуты свернула в сторону Лондона. Граф облегченно вздохнул. В Лондоне была мать, и он, даст Бог, с ее помощью вновь обретет спокойствие.

Жак Рабиле служил у графа с тех пор, как они познакомились под Ватерлоо. Фрэдди покорил его своим упорством, открытостью и остротой ума. Когда Жак узнал его ближе, то стал уважать друга за его трудолюбие и способности, позволившие графу Монкрифу создать свою финансовую империю. Будучи, как все французы, немного скуповатым, он был потрясен широтой натуры и щедростью Монкрифа и относился к нему, как к родному брату. Жак порой посмеивался над его человеческими слабостями, которых у графа, как и у каждого, хватало. Но тому, что Фрэдди Латтимор способен потерять чувство здравого смысла и действовать подобно какому-нибудь сумасшедшему, он бы не поверил. Никогда бы не поверил. До сегодняшнего дня.

Торопясь и чуть не сбивая многочисленные скамейки для ног, стоящие в желтой гостиной, графиня подошла к нему и рассказала о происшедшем. Жак несколько минут не мог промолвить ни слова.

— Мадам, — наконец обратился он к графине, опережая ее вопрос, — мне ничего не известно ни о его планах, ни о том, где сейчас дети. Но я вам сразу сообщу об этом, как только что-нибудь выясню.

— Сообщите? — спросила она, сверля француза глазами. — А ваша преданность Фрэдди не помешает вам говорить со мной откровенно? — Это был резонный вопрос.

— Мне кажется, что на эту проблему следует попытаться посмотреть с двух сторон, — дипломатично ответил Жак, то ли вежливо улыбаясь, то ли криво усмехаясь.

Кэтрин по-прежнему неподвижно сидела в углу дивана. Услышав слова Жака, она подняла голову. Кэтрин немного опьянела от бренди, которое заставила выпить графиня. Но никакое бренди не помешало ей услышать в его замечании сомнение относительно их правоты.

— Проблема заключается в том, что граф похитил моих детей. С какой еще стороны можно на нее смотреть? — вступила она в разговор. — Мне кажется, трудно вообразить более презренного для мужчины поступка.

Говорила она возбужденно, не думая о том, что ее собеседниками являются мать Фрэдди и его лучший друг. Тонкие губы Жака опять разошлись в улыбке, говорящей о покорности судьбе. Он только что вернулся из довольно тяжелой деловой поездки в Шотландию и оказался в самой гуще серьезной интриги. Он понимал, что ему надо быть достаточно осторожным и не сказать ничего лишнего, о чем потом придется жалеть. Помочь в этом деле можно только разумными и внимательными действиями.

— А ты никогда не задумывалась, почему всякий раз, встречаясь с графом, вы сталкиваетесь лбами так, что только искры сыплются во все стороны? Почему именно ты выводишь его из равновесия и бесишь его так, как не удавалось еще никому, — Он намеренно так говорил с ней, подчеркивая, что у них много общего. Он — дворянин по происхождению, и в данный момент не более чем служащий в компании Фрэдди — дружески обращается к дочери барона. Конечно, имелось и существенное различие — эта урожденная баронесса родила внебрачного сына сиятельному графу. Отношения Кэтрин и Фрэдди во многом напоминали ему о своих отношениях с Монкрифом. Жак широко улыбнулся.

— Из-за моего глупого упрямства, так, Жак? Но это больше относится к графу, чем ко мне.

— А может быть, — продолжал рассуждать он, не обращая внимания на слова Кэтрин, — из-за того, что вы очень похожи? Вы оба отличаетесь сильной волей, предпочитаете идти напролом, вместо того чтобы вежливо поклониться и уступить дорогу.

— А поклониться, как понимаю, должна я, да, Жак? — она сердито поджала губы.

— Граф не станет более уступчивым, Кэтрин. Я хорошо знаю этого человека, потому так и говорю, — он посмотрел на графиню, и та молча кивнула. — Даже если тебе удастся вернуть детей сейчас, нет никакой гарантии, что он не заберет их вновь. В этом и заключается вторая часть проблемы, о которой я говорил.

— А почему бы ему просто не оставить меня в покое? — Этот вопрос Кэтрин не был адресован ни Жаку, ни Мириам. Они обменялись многозначительными взглядами. Они прекрасно знали одного участника трагедии и неплохо разбирались в характере другого. Это событие касалось не только Кэтрин и Фрэдди. Оно требовало терпеливого и умного решения, что, к сожалению, совершенно недоступно ни одной, ни другому. Графиня и Жак понимали, что обязательно должны помочь участникам разворачивающейся драмы.

— Сейчас ты не в состоянии выслушать мои доводы Кэтрин, — произнес Жак, улыбаясь доброй и немного загадочной улыбкой.

Кэтрин не обратила внимания на эту улыбку. Она запрокинула голову на диванную подушку и закрыла глаза.

— Я не собираюсь сидеть сложа руки, позволяя ему делать все, что захочет, — устало произнесла она.

Ей было отчего устать. Она безостановочно проскакала до Лондона, пробираясь ночью через мертонвудский лес, полный страшных призраков и подозрительных теней. Только резвость Монти уберегла ее от нападения разбойников, и только ее необычайная выносливость позволила добраться до Лондона за такое короткое время. Она останавливала коня только три раза, когда начинала путаться в развилках дорог да в пересечениях шумных лондонских улиц. Она стеснялась задавать вопросы лондонцам, которые даже не могли понять, что хочет от них эта странная женщина. К дверям графского дома она попала, полагаясь на собственную волю и чутье Монти.