— Ты не сделаешь такой глупости. Не хочу даже слышать об этом! Неужели ты оставишь меня одну и не дашь понянчиться с ребенком, который скоро появится у тебя? Ну уж нет! — произнесла она решительно.

— Но пойми, Берта, я не могу взвалить на тебя еще и этот груз, — покачала головой Кэтрин и положила ладонь на морщинистую руку.

Она понимала, что они прожили спокойно все это время благодаря на редкость снежной зиме. Дороги были заметены снегом, и это отрезало их от окружающего мира. Но с приходом весны угроза, висевшая над ней, увеличивалась. Кэтрин знала, что граф рано или поздно разыщет ее. И то, что он несколько недель назад уехал в Лондон, не успокоило ее. Граф не забывает обид и умеет мстить. Кэтрин даже вздрогнула. У него свои представления о людях и их поступках. Решив отомстить, он не остановится ни перед чем.

Как бы Кэтрин ни относилась к графу, его твердость и сила вызывали у нее уважение. Кэтрин на себе ощутила его железную волю и безжалостную уверенность в своих поступках и решениях. Граф Монкриф всемогущ и располагает неограниченными возможностями для борьбы. Но даже если бы Фрэдди родился в семье портного или кузнеца, он бы со своим характером в любом случае достиг своей цели. А он ведь граф! Он всегда получал то, что хотел, будь то целая железная дорога или корабль, способный пересечь океан.

Разве есть шансы у нее противостоять всему этому?

Время покажет. У нее тоже есть решимость и твердость. Теперь она не может просто отступить и сдаться. Это было бы предательством по отношению к ее будущему ребенку. Именно ее ребенку, а не его. Малыш не должен чувствовать себя незаконнорожденным отпрыском графа и испытывать унизительную зависимость от его капризов и диктаторской воли.

Ей предстоит выдержать настоящее сражение, а не простое единоборство двух сильных характеров. Пусть не сегодня, но оно обязательно состоится. Теперь Кэтрин в этом была абсолютно уверена. Война будет вестись до победного конца, и она не имеет права ее проиграть.

— Если ты уедешь, я все расскажу графу, — сказала Берта с упрямым блеском в глазах.

Она просто не успела придумать ничего лучшего, чтобы остановить Кэтрин. Но эта угроза поразительно совпала с мыслями Кэтрин.

— Ты не сделаешь этого, Берта, — ответила девушка, уверенная, что эта добрая женщина скорее умрет, чей сознательно причинит вред ей, а тем более Джули.

— Мне бы не хотелось, Кэтрин. Но если это то, что может спасти тебя от себя самой, я сделаю, можешь не сомневаться. Ты должна остаться. Здесь безопасно и есть кому помочь. Родишь ребеночка, а тогда уж вместе подумаем, что тебе делать дальше… — Взгляд Берты стал чуть грустным, но твердым, совсем как у Констанции, когда та говорила о непреложных жизненных истинах.

Неужели она всю жизнь так и будет поступать вопреки советам Констанции и более опытных и практичных женщин. Зачем? Сама она уже один раз попробовала поступить практично. И что из этого получилось? Она родит внебрачного ребенка. Очень практично!

Берта смотрела на девушку, на лице которой отражалась борьба противоречивых чувств, и усиленно старалась найти слова, способные убедить Кэтрин.

— Жить, дорогая моя, надо прежде всего сегодняшним днем, — сказала она наконец. — В том, что было и будет, оставь разбираться ангелам.

Что ж, Берта, конечно, права. Ей сейчас действительно остается только положиться на своего ангела-хранителя.

— Америка?! — воскликнул граф, удивленно посмотрев на сидящего напротив пожилого человека. — При чем тут Америка, черт побери?

Гарольд Барнен встречал подобные реплики собеседника с завидным спокойствием, хотя порой чувствовал, что начинает терять терпение. Граф Монкриф никогда не отличался осторожностью в дискуссиях о политических проблемах.

— Мне теперь принадлежит там целый город, — объяснил Барнен совершенно спокойным голосом.

Блеснув глазами, граф резко опустился на стул, окончательно теряя терпение.

— Тебе принадлежит город… — повторил он слова своего собеседника с явным недоверием. Но Гарольд не отреагировал на этот тон.

— Сейчас он называется Гармония, но у меня есть планы относительно его названия, — сказал он, улыбаясь. — В этом городке будет проводиться грандиозный социальный эксперимент, и я собираюсь переименовать его в Новую Гармонию. Что ты об этом думаешь?

— Думаю, не сошел ли ты с ума.

— Нет, хотя парламенту и удалось довести меня до белого каления. — На этот раз пожилой мужчина не смог скрыть раздражения.

Он поднялся со стула и принялся расхаживать по комнате. Фрэдди часто сам прибегал к этому приему, чтобы успокоиться и взять себя в руки. Граф сидел, откинувшись на спинку стула, и смотрел на Гарольда. Ему самому не мешало бы успокоиться. В последние дни он стал слишком раздражителен и нетерпим к малейшим пустякам.

— Король больше интересуется перестановками чиновников, чем социальной реформой. Хлебное законодательство — настоящая мина, заложенная под британскую цивилизацию. Уже сейчас на улицах городов полно голодных. Разве можно надеяться на успех реформ в стране, правительство которой лишает крестьян крыши над головой и обрекает на нищету собственных граждан? Какие благородные мечты владели нашим обществом до войны с Францией! Где они все теперь? Нет, я потерял не разум, а надежду.

— Ты упрекаешь других в отказе от благородных, мечтаний, однако сам тоже поворачиваешься спиной к своей собственной затее.

— Я думал, что Нью-Ланарк уже способен развиваться самостоятельно. Иначе это пустая затея, если все разваливается без руководства сильной личности. Нет, у людей, живущих в Нью-Ланарке, есть все, чтобы самим добиваться своих целей. Я был для них отцом, а родители рано или поздно должны отпустить своих детей в самостоятельную жизнь.

— Пусть так. А что ты скажешь о борьбе за реформы в парламенте? Ведь ты являешься главным сторонником этих реформ. А как же люди, которые поверили и поддержали тебя? А как, черт побери, насчет моего времени, которое я потратил на эту борьбу. Неужели все это не стоит и ломаного гроша?

— Это не так, друг мой, поверь, — с искренней доброжелательностью улыбнулся Гарольд.

Граф начал проводить реформы на своих предприятиях задолго до того, как они появились в законопроекте. Именно такие люди и являются залогом успеха. Кроме того, титул графа Монкрифа и его состояние делали его необычайно важным и сильным союзником. У Гарольда тоже были деньги и грандиозные планы. Он готов рискнуть всем. Вопрос в том, захочет ли рисковать граф.

— Члены парламента не услышат моих обращений к их совести. Ты — другое дело. Твоя деятельность не пропадет даром. По крайней мере я надеюсь на это. Когда-нибудь и я вернусь, но прежде я должен попробовать. Пойми: я должен попытаться. Чего стоит цель, если ее не пытаться осуществить? Чего стоят мечты, если бояться претворять их в жизнь? Новая Гармония будет общиной, все члены которой станут как одно целое, где усилия каждого будут направлены на пользу всем, а всех — пользу каждого. Никто не будет думать только о себе. Главным для каждого станет процветание всей общины.

Это были те мысли Гарольда Барнена, которые граф разделял далеко не полностью. То, что Барнен является сторонником социализма, Фрэдди принимал и не видел в этом ничего страшного, но любые попытки навязать и ему подобный образ мышления отвергал категорически. Граф Монкриф понимал, что людям надо помогать, но твердо знал и то, что тысячи и тысячи людей в Англии живут более или менее нормально благодаря усилиям одного человека — его самого. Огромные толпы устремились сейчас в деревни, расположенные вокруг его фабрик, надеясь заработать на кусок хлеба. И он вкладывал все больше и больше денег в предприятия, которые накормят и их. Но цены росли, и голодных становилось все больше. При таких условиях люди покупают еду, а не одежду. В результате падал спрос на ткани, и хлопкопрядильные и ткацкие фабрики графа работали сейчас наполовину своей мощности. Но его промышленная империя в целом оставалась в безопасности, потому что входили в нее не только эти фабрики, но и множество других производств, многие из которых продолжали процветать. И это сделал он, а не мечтатели о всеобщем процветании.