«За исключением чести, уважения и сострадания окружающих», — добавила про себя она.

Улыбка Кэтрин показала графу, что все идет не так, как он планировал, но отступать он не привык. Он наклонился и поставил ей на колени маленькую резную шкатулку.

— Это лишь один из тех подарков, которые ты получишь, — сказал он, внимательно наблюдая за тем, как она открывает ящичек.

Внутри шкатулки на крошечной атласной подушечке лежал перстень, красивее которого она еще не видела. Большой сверкающий полупрозрачный зеленый изумруд гордо возвышался в окружении мелких бриллиантов. Она вынула перстень, невольно залюбовавшись игрой великолепных камней, и едва не рассмеялась, вспомнив заученное некогда латинское выражение: «In asperta ver tas» — «В испытаниях истина». Этот девиз меньше всего подходил для подарка графа.

— Скажи мне, Фрэдди, ты снял это кольцо с пальца мертвой Селесты? — спросила она, не поднимая глаз.

— Перстень принадлежал моей жене, — коротко ответил он.

— Странно, но я даже не знала, что ты был женат. — Ее не слишком удивило сообщение графа. Она многого не знала из его жизни.

— Какой твой любимый цвет? — вдруг спросила Кэтрин.

— Голубой, но я понял это совсем недавно.

— О? А я думала, что ты назовешь один из цветов рода Монкриф — зеленый или золотой.

На лице Фрэдди появилась его знаменитая очаровательная улыбка.

— Кажется, мою любовь к этим цветам вытеснили постоянные воспоминания о голубом, — ответил граф, весело блеснув глазами.

Речь, конечно, шла о цвете обоев в ее комнате. От этого намека в груди Кэтрин что-то дрогнуло. Она небрежно натянула перстень на кончик пальца и покрутила жестом деревенской модницы, любующейся приобретенной на местной ярмарке безделушкой.

— Это кольцо стоит целое состояние! — пробормотал явно раздраженный этой выходкой Фрэдди.

— Ты как всегда великодушен, — весело произнесла Кэтрин.

«Если не считать твоих мыслей, желаний и надежд», — грустно добавила она про себя.

— Утром сообщи мне о своем решении! — резко оборвал он разговор и вышел из комнаты.

Кэтрин еще не менее часа молча просидела в гостиной, глядя на кольцо с видом ребенка, которому вместо обещанных конфет подсунули непонятную игрушку. Он предлагает ей будущее, которое перечеркнет всю ее жизнь, ее прошлое и настоящее, и где она уже не будет никогда прежней Кэтрин.

И с какой легкостью он сделал это предложение! Нет, граф совершенно ее не знает и не может понять, как оскорбительны его слова. Он подарил ей перстень покойной жены и не сделал предложения выйти за него замуж! Он даже от собственной дочери отказывается, потому что она не соответствует его требованиям. Хоть граф и говорил, что собирается позаботиться и о будущем Джули, пока все его заботы сводятся к поиску места, где бы ненадежнее спрятать малышку!

Прекрасный и нежный, сладкий и любимый, возбуждающий и дразнящий, ошеломляющий и успокаивающий, великолепный любовник и блестящий кавалер, беспечный развратник и истинный аристократ. Все эти определения подходили Фрэдди, все они пронеслись в голове Кэтрин за этот час, заставляя сильнее биться сердце. Большинство из них следует теперь забыть.

Как мало он знал о ней, и как мало он хотел знать! Кэтрин стало немного страшно и очень одиноко. Она покинет его, но это будет для нее самым мучительным шагом в жизни. Сильные и нежные руки Фрэдди никогда уже не обнимут ее. Она больше не увидит его улыбку, которая заставляла забыть обо всем на свете, не почувствует его появления в своей комнате, а сердце ее не встрепенется при виде его высокой стройной фигуры. Она уже никогда не услышит его веселый смех и не увидит эти проницательные глаза.

Но зато ей больше не придется и испытывать эту боль, будто ножом пронзающую ее сердце и душу. Никто не станет обижать ее притворными словами и ложной искренностью.

Поднявшись с диванчика, Кэтрин слегка потянулась, расправляя затекшие мышцы, взяла с подушки шкатулку, положила в нее изумрудный перстень и аккуратно захлопнула замочек. Она прошла в библиотеку и положила подарок графа на письменный стол. Добавлять к шкатулке какую-либо записку Кэтрин не стала. Граф достаточно умен, чтобы и так понять: есть вещи, которые не продаются и не покупаются.

В своей комнате Кэтрин даже не подошла к зеркалу. Она и так знала, что ни печальное настроение, ни гнев, ни отчаяние, переполнявшие ее, не отразились на ее лице: внешне она была совершенно спокойна. Кэтрин села в кресло и посмотрела в окно. На дворе было холодно и темно. Как соответствует этот зимний деревенский пейзаж ее нынешнему состоянию! У нее на душе было так же холодно и темно, а сердце, казалось, превратилось в кусок льда и еле-еле билось в груди. Сколько она просидела таким образом, Кэтрин не знала, но, видимо, достаточно долго. Обычная дневная суета в доме смолкла, слуги начали расходиться по своим комнатам, а в холле раздался звук осторожно прикрываемой двери.

Пора наконец отбросить измучившую ее боль и печаль. Она пойдет к нему еще раз, и не потому, что этого требуют условия контракта. Она сама хочет его видеть, хочет еще один, последний раз превратиться в сладострастную Кэт, наслаждающуюся ласками графа Монкрифа. И причина отнюдь не только в том, что он умеет обольщать, и не в том, что стала более извращенной и менее разборчивой в достижении своей цели. Ей просто хочется в последний раз ощутить силу его объятий, вкус его поцелуев, почувствовать его в себе. И сделает она это не для него, а для себя. Не для того, чтобы защитить Джули, а чтобы не чувствовать себя чем-то ему обязанной. Только придется притвориться: она должна скрыть, что ненавидит, и не показать, что любит его.

Кэтрин поднялась, сняла и аккуратно повесила на стул розовое платье, затем нижнее белье и принялась умываться водой из кувшина. Вода была так же холодна, как ее сердце. Она совершенно не дрожала, когда закончила мыться, и набросила на плечи фланелевый халат. Не почувствовала она и сквозняка, которым обдало ее в коридоре. «Пол слишком холоден для босых ног», — рассеянно подумала она. Окаменевшая и бесчувственная, она понимала, что согреть ее может лишь тот огонь, который зажигал в ней он.

Она не постучалась в его плотно прикрытую дверь, а просто распахнула ее и вошла в комнату, не думая о том, как там ее встретят.

Фрэдди лежал на спине, подсунув ладони под голову и разглядывая узоры на тяжелом парчовом балдахине. Кэтрин на мгновение остановилась, прикрывая дверь. Он повернул голову на легкий скрип и увидел ее. Кэтрин подошла к кровати, оперлась одной рукой о резной столбик, поддерживающий полог, а другой резко рванула пояс своего халата. Мягкая ткань медленно сползла с ее плеч и упала на пол.

Позволив ему вдоволь насладиться видом своего обнаженного тела, Кэтрин произнесла ласково и призывно:

— Люби меня, Фрэдди.

Больше она ничего не успела сказать. Граф бросился к ней и притянул к себе.

Бледное зимнее солнце еще только начало выбираться из-за заснеженного горизонта, а Кэтрин уже была в конюшне. Положив закутанную в толстое шерстяное одеяло до самого носа Джули на верстак, она принялась седлать своенравного Монти.

— Моя сестра живет в деревне неподалеку от Мертонвуда, — услышала она раздавшийся в дверях низкий, хрипловатый голос. — До нее добраться будет легче и быстрее.

Не прекращая затягивать подпругу, она обернулась:

— Майкл, я не хочу подвергать тебя или твоих родственников опасности.

Садовник осторожно закрыл дверь и, стараясь, чтобы каблуки его сапог не так сильно стучали о промерзший пол, подошел ближе.

— Но ей самой очень одиноко зимними вечерами, — произнес он, задумчиво почесывая морщинистой рукой подбородок. — Она живет без мужа, совсем одна.

— Спасибо, Майкл, но в Донегане я буду чувствовать себя в большей безопасности.

Хотя дом был давно продан, у нее там остались друзья. Деревенские девочки, с которыми она играла в детстве конечно, уже стали почтенными матронами, хозяйничающими в своих крошечных владениях. Они дадут приют своей подруге и ребенку в эти зимние месяцы.