В неровном, колеблющемся свете фонаря черты лица возлюбленной Иониса, казалось, ожили. Лейтис посмотрела вниз, на гладкий пол пещеры, и высказала то, что было у нее на сердце. Но тотчас же спохватилась: присутствие этого человека заставляло ее почему-то говорить только правду.

– Во-первых, меня бы здесь не было, – сказала она отрывисто, глядя на поднимающуюся вверх лестницу, – я не была бы пленницей полковника.

– Он хорошо с тобой обращается?

Она посмотрела ему в лицо с печальной улыбкой.

– Как любой добросовестный тюремщик, – сказала она. – Его денщик говорит, что я живу в роскоши, как привилегированная особа. Но я не могу ходить, где мне вздумается, и делать то, что хочу.

– А что бы ты делала, если бы могла?

Она уже стояла у входа в пещеру и смотрела на сверкающую поверхность озера. Оно никогда не бывало спокойным. Его воды постоянно бились о берег.

– Что бы я делала? – повторила она его вопрос. – Кто я такая? – тихо сказала Лейтис. – Простая женщина. Для меня была важна моя семья, я постоянно тоскую по своим близким. Поэтому я хотела бы иметь семью, и это самое главное. Вероятно, я хочу вести обычную жизнь, как многие другие женщины. Я хотела бы иметь маленький уютный домик и друзей.

– Довольно скромные желания, – рассудил он.

– А ты, Ворон? – спросила Лейтис, глядя ему прямо в лицо. – Чего бы хотел ты?

– Поцеловать женщину при лунном свете, – ответил он.

Он привлек ее поближе к себе, не рассчитывая на покорность, и постарался собраться с силами и мыслями, чтобы решить, что делать, если она заупрямится.

Но Лейтис молчала, и вдруг стало так тихо, что Алек понял: он никогда не забудет этой минуты.

Их разделяло слишком многое, но не они были в этом повинны.

Алек наклонился к ней, а она положила руку ему на грудь Она молчала, и он мог только надеяться и желать, чтобы она чувствовала те же смущение и робость, что и он.

Она судорожно вздохнула, и ему захотелось поймать этот вздох и задержать его, запомнить его звук, вдохнуть глубоко в себя. Ее губы были нежными и сладостными, а полуоткрытый рот будто приглашал к продолжению. Но он не посмел этим воспользоваться. Не поцеловал ее со всей страстью, а только слегка, нежно коснулся ее губ.

Потом он отстранился от нее, и она услышала тяжкий вздох где-то у своего виска.

– Лейтис, – прошептал он ее имя, и опять наступила тишина.

В свете фонаря ее глаза казались глубже, а ее душа была открыта ему, как никогда прежде. А впрочем, возможно, это было капризной игрой его воображения, фантазией мужчины, плененного прелестью женщины.

Он говорил себе, что единственное, что их связывает, – это тень того ребенка, каким она была когда-то, и дух того мальчика, каким он себя помнил и знал давным-давно. Но эта мысль промелькнула и пропала, померкла перед более значительной правдой.

Он печально улыбнулся, подумав о том, что они живут в смутное время, которое совсем не подходит для того, чтобы влюбляться.

– Значит, вам не удалось захватить этих ворюг, Харрисон? – расспрашивал полковник на рассвете своего адъютанта.

За его спиной разбирали его походную палатку. Долгие годы, проведенные им в военных кампаниях, научили его подолгу обходиться без сна или спать очень мало. И он был благодарен судьбе и своему телу за такую привычку, потому что он только несколько часов назад вернулся из Гилмура. Он сумел незамеченным проскользнуть в свою палатку и немного отдохнуть, а проснувшись на рассвете, одеться без помощи своего еще полусонного адъютанта.

Алек хмуро смотрел на Харрисона, что, как он полагал, было достаточно похоже на гнев.

Его адъютант стоял понурившись, похожий на побитого щенка. Алек напомнил себе позже сказать Харрисону, что столь полное уничижение в будущем необязательно. Но сейчас он подавил усмешку и хмуро взирал на подчиненного.

– Я полагаю, вы выслали им вслед погоню?

– Да, сэр. – Харрисон на мгновение поднял голову и встретил взгляд начальника, но тут же отвел глаза.

По тому, как внезапно Харрисон словно окаменел, Алек понял, что их подслушивают.

– Почему мне не сообщили о случившемся немедленно – спросил он.

– Вы просили не беспокоить вас, сэр, – вяло отозвался Харрисон.

– В будущем вы должны ставить меня в известность о подобных происшествиях немедленно, в любое время дня и ночи, при первом появлении этих чертовых скотов, – приказал он жестко.

Харрисон отдал ему честь и вышел с опущенной головой, как и подобало подчиненному, получившему суровый нагоняй от начальства. Такая уловка была необходима по ряду причин, в том числе и для того, чтобы защитить Харрисона от возможных подозрений. Алек не хотел, чтобы его люди пострадали от того, что он сам стал Вороном.

Однако было не так-то легко совместить две столь различные сущности. Последние часы показали, что он ни то и ни другое: ни полковник, ни Ворон, а некий сплав обоих.

Армстронг получил приказ помочь лейтенанту Каслтону охранять оставшиеся запасы провианта, то есть два фургона с продовольствием и лошадей.

Англичане обычно предпочитали двигаться только в пустынных, необжитых местах, но полковник старался следовать по проторенным через холмы путям.

Лейтенант Армстронг нахмурился, глядя на фургоны перед собой. Хотя и наполовину пустые, они двигались тяжело и медленно. Должно быть, солдаты-ездовые не спешили вернуться в форт Уильям. Казалось, они наслаждались неспешностью этой поездки и тем, что продвигались со скоростью улитки.

– Не могли бы вы ехать чуть-чуть побыстрее? – спросил он, поравнявшись с первым фургоном.

– Прошу прощения, сэр, фургон шире, чем колея, и следует проявлять осторожность. Если колеса попадут в выбоину, мы вообще встанем.

– Ну, поступайте как знаете, – сказал Армстронг раздраженно и нетерпеливо.

Передний фургон остановился. Что случилось? Неужели что-то с колесом? Он поскакал вперед, еще более разгневанный.

– Что там, рядовой? – спросил он ездового.

– Там какие-то две женщины, сэр, – ответил солдат, показывая пальцем на маячивших впереди людей.

– Прикажи им посторониться! – велел Армстронг.

– Похоже, они нас не слушают.

Армстронг тотчас понял, что имел в виду солдат. Голоса женщин были настолько громкими, что их можно было услышать в форту Уильям. Он опередил обоз и остановился подле двух женщин, стоявших прямо на дороге. Одна держала клетку с курицей, вторая пыталась ее отобрать.

– Она моя! Он мне ее привез!

– Ну и что? Ночью-то я сплю! И почему я должна остаться без курицы, если не видела этого вашего привидения?

– Это моя курица!

– Покажи мне, Фиона, где на ней написано твое имя! А? – Вторая женщина заглядывала в клетку, будто пытаясь рассмотреть что-то на клюве птицы. – Нет, ничего такого не видно.

– Вы препятствуете продвижению войск его величества! – сурово сказал Армстронг.

Одна из женщин с усмешкой повернулась к другой.

– Слышишь, Мэвис? Мы затрудняем продвижение войск его величества.

– Ты говоришь, затрудняем? – переспросила вторая женщина.

– Прекратите перебранку и убирайтесь вместе со своей курицей. Закончите спор где-нибудь в другом месте! – распорядился Армстронг. – Пока я не принял мер и не помог вам убраться с дороги!

Обе женщины с очевидной неохотой посторонились.

Он махнул ездовым, чтобы те проезжали, наклонился и одним рывком выхватил клетку с курицей из рук женщины. Подняв ее до уровня глаз, он принялся разглядывать курицу, которая тоже уставилась на него.

– Откуда у тебя эта птица? – спросил он, припомнив, что в украденном фургоне были клетки с курами.

Ни одна из женщин не ответила.

– Я отдам курицу той из вас, кто все мне расскажет, – пообещал он.

– Прошлой ночью ко мне в дом приходил человек, – сказала одна из женщин.

– Кто такой?

Она покачала головой:

– Не знаю. Никогда прежде его не видела.

– Да нет, у него было имя, – возразила вторая женщина, выступая вперед. – Я заслужила курицу?