Но превыше всего – безопасность Лейтис. Она ни в коем случае не должна пострадать.

В этой дикой и суровой стране не было гостиниц, и Патриции Лэндерс, графине Шербурн, пришлось с этим смириться.

Путешествие было трудным. По дороге у них дважды ломалось колесо, и во второй раз пришлось искать кузницу, чтобы его починить. Грозы сопровождали их на всем пути из Англии, будто гнали назад, домой.

Но, несмотря на это, Дэвид оставался по-детски радостным и возбужденным. Возможно, было даром Божьим обладать таким характером, как у него.

– Мы скоро приедем? – спрашивал он, и его лицо освещалось улыбкой, когда он смотрел в окно кареты на дикую неприветливую страну.

Брэндидж-Холл находился в графстве Сари, среди пологих невысоких волнистых холмов. Это было знакомым и приятным зрелищем на фоне бледно-голубого английского неба. Будто природа нарочно создала пейзаж, отрадный глазу и не оскорбляющий его.

Здесь, в Шотландии, все было суровым. Закаты были кричаще-яркими, будто требовали особого внимания к себе. И даже орлы, парившие высоко над пустынными холмами, приветствовали мир чересчур громкими и хриплыми криками.

– Довольно скоро, – ответила Дэвиду мать с вымученной улыбкой.

Любой приют был для них желанным. Ей казалось, что до конца жизни придется без конца трястись на этой жесткой подушке.

– Вспомнит ли он меня?

По лицу Дэвида скользнула тень беспокойства, и мать поспешила его рассеять.

– Конечно, вспомнит, – ответила она ласково. – Ведь ты его брат.

Кучер остановился на ночлег на обочине дороги. Графиня предпочла лечь в карете. Это лучше, чем спать на земле, под деревом. На узкой скамье сиденья ее не тревожили насекомые, не гудели ночные мошки и жуки, не заглядывали любопытные лягушки и другие маленькие юркие и скользкие создания, пленявшие Дэвида. Его зачаровывали все букашки и насекомые, сотворенные Господом.

Кроме того, он был явно потрясен пейзажем за окном кареты. Дни тянулись и тянулись, а пейзаж не менялся: за окном было суровое серое небо, а под ним мрачные горы и зеленые холмы. Лишь иногда начинал хлестать дождь, или вдруг выглядывало солнце и посылало свои жаркие лучи внутрь кареты.

Графиня бранила себя за недостойные мысли. Жаловаться бессмысленно – это не приносило облегчения, и дорога не становилась легче или короче.

– Я расскажу ему о своей кошке, хорошо? – спросил Дэвид, выходя из кареты.

Ральф затаилась в корзинке, прижала уши, а ее желтые глаза походили на щелочки. Патриция сомневалась, что Алеку захочется слушать рассказы о представительнице кошачьего племени, но кивнула, не желая огорчать сына.

Едва ли темы разговоров Дэвида будут интересны новому графу Шербуру. Патриция не знала, каким стал Алек за эти годы, но, глядя на своего сына, надеялась, что он остался добрым. Дэвид прижимал к груди корзинку с кошкой, завороженный видом костра, только что разведенного их кучером. Его глаза были ясными, широко раскрытыми и доверчивыми.

«Господи, пусть ничто его не ранит». Она часто молилась об этом с тех пор, как выяснилось, что Дэвид не в состоянии защитить себя.

Ральф зарычала, и Патриция внезапно улыбнулась, осознав, что у нее и кошки Шотландия вызывает одинаковые чувства.

Лейтис с нетерпением ожидала конца дня и встречи с Вороном в часовне. Ее комната была вычищена до блеска. Живи она дома, у нее нашлась бы куча дел, только успевай: нужно выполоть маленький садик, пойти за ягодами и диким луком, подоить корову, постирать – она особо следила за чистотой своей одежды и гордилась этим. Ее платье всегда выглядело чистым и свежим.

Но ее дом уничтожен, корову забили и забрали англичане, а единственное платье едва ли можно назвать достойной одеждой. Она улыбнулась своим мыслям. В этом она вся: готова к бунту, а думает о нарядах.

Однако она ведь даже предложила в шутку чинить и латать одежду англичан. Ее вынужденное бездействие становилось невыносимым, а время текло страшно медленно.

Нужно больше думать о том, как ей избавиться от Дональда. Пожаловаться на женское недомогание? На его месте ее братьев бы как ветром сдуло, но он, вне всякого сомнения, останется караулить у двери. Объявить, что она занемогла и опасается, что ее недуг заразен? Вряд ли он ей поверит. Предложить ему сыграть в карты в надежде на выигрыш? Это не сулило безусловного успеха. Ведь она могла и проиграть. День тянулся медленно, каждая минута растягивалась до бесконечности. Она никак не могла найти решение своей задачи.

На стук Дональда она открыла дверь и посторонилась, дав ему возможность внести ужин и накрыть на стол. Единственное, что скрашивало ее пребывание в плену, – это хорошая и сытная еда.

Она с улыбкой поблагодарила его, все еще не придумав, как избавиться от него и покориться на сегодняшний вечер своей судьбе узницы.

– Мне надо позаботиться об одежде полковника, мисс. – Он осторожно и тщательно подбирал слова. – Есть у меня и другие дела, которые я запустил. Я могу вызвать на смену другого стража или положиться на ваше обещание, на ваше честное слово.

– Какое слово? – спросила она с опаской.

– Что вы не попытаетесь бежать, – ответил он серьезно.

Она кивнула и улыбнулась. Она не сомневалась в том, что, если она сбежит, Мясник выполнит угрозу поймать и повесить Хемиша. Но он ведь ничего не говорил об угрозе мятежа.

Как только Дональд вышел из комнаты, она прижалась ухом к дверной створке. Его шаги удалялись, становились все глуше, вот он уже во дворе.

Лейтис осторожно открыла дверь, выскользнула и побежала в часовню.

Прошлой ночью буря миновала замок, прошла стороной, и предзакатное небо было исчерчено узкими пурпурными полосами облаков, суливших хорошую погоду.

Лейтис стояла в часовне, крепко прижимая к груди руки, и старалась дышать как можно медленнее и тише. Ее сердце билось так гулко, что казалось, его удары были сродни раскатам грома.

Страх, возбуждение, предвкушение и волнение заставляли ее кровь бешено бурлить в жилах. Интересно, так ли чувствует себя солдат, идущий в бой? Зная, что ему грозит опасность, и страшась ее до такой степени, что колени у него становятся ватными и ноги подгибаются?

Она услышала какой-то звук и с улыбкой обернулась. Но это был не он. Что-то прошуршало, должно быть, пробежал какой-нибудь грызун, а возможно, ветер прошелестел в обломках арки, валявшихся на полу. Она ждала так долго, что время тянулось вечно и каждая минута казалась длиннее предыдущей.

Англичане могут ее схватить. Это само по себе достаточно страшно, но что тогда станется с Хемишем? Могут ли ее действия угрожать его жизни?

Она услышала странный звук, будто кирпичи терлись друг о друга, и, повернув голову, пошла на этот звук. Она прижималась к стене, бесшумно пробираясь по усеянному острыми обломками камней полу часовни, как одна из несметного полчища мышей, населявших теперь Гилмур.

Лейтис остановилась, испуганная тем, что камень у нее под ногами зашатался, и стремительно отступила назад. Он снова пришел в движение. Потом снизу появилась голова, за ней торс, будто человеческое тело выросло прямо из пола.

Перед ней возникло черное облако. Привидение? Она сделала еще один шаг назад, прежде чем осознала, что это не дух, а человек. Человек был во всем черном, маска закрывала половину его лица. Значит, она придумала для него подходящее имя. Ворон. Он наклонился, подвинул камень на место и медленно выпрямился.

– Значит, я так и не узнаю, кто ты?

Он повернулся на звук ее голоса.

– Эта маска предназначена для того, чтобы защитить тебя, – непринужденно ответил он. – Если англичане станут тебя допрашивать, ты честно сможешь сказать, что никогда меня не видела.

– Я в любом случае сказала бы так, – пообещала она.

– А так будет вернее, – возразил он. – И не спрашивай меня больше о моем имени, – сказал он мягко, но непреклонно.

Она кивнула, подозревая, что если ответит отказом, то он уйдет без нее.