Затем на сцене появились Стёпка и Юлька, одетые беспризорными. Это и был тот номер, который они готовили по секрету от всех. Держась за руки, Юлька и Стёпка запели песенку о двух бедных беспризорных, которые бродят по городу голодные и несчастные. Кончалась песенка тем, что беспризорные попадают в детдом. И, наконец, начался последний, заключительный номер программы. В зале погас свет. Из-за раздвижной китайской ширмочки вышла Юлька в китайском костюме, загримированная под китаянку. Живгазетчики и оркестранты вошли в зал и расселись между зрителями. Под аккомпанемент Сони Юлька запела необыкновенно красиво и печально:

— Простой китаец Лио Ан, — повторили живгазетчики, сидящие в зале. А Юлька пела дальше:

Мёртвая тишина наступила в зале, и в тишине этой только звучал высокий и нежный Юлькин голос да грустные звуки рояля.

— Как она поёт! — шепнула Инке Вера. — Ты только посмотри, как все слушают. — И Инка мельком взглянула на сидящего рядом с ней лысого мужчину. Задумчиво глядя на Юльку, он всё время покачивал головой в такт её пению.

Инка переводила взгляд с одного зрителя на другого, и в душе её росла гордость за Юльку — бывшую беспризорную девочку, которая, так сумела покорить своим пением слушателей.

Когда Юлька закончила, на сцене появились Сима и Рэм.

— Граждане! Дорогие товарищи! — начал Рэм.

— Дорогие зрители! — повторила Сима. — Кантонская коммуна погибла!

— Да здравствует Кантонская коммуна! — выкрикнул Рэм. — Слушайте меня, товарищи. Суровые и тяжёлые дни наступили для китайского пролетариата. Расстреляны тысячи отважных китайских революционеров-коммунистов. В стране наступила чёрная реакция. Она хочет с корнем уничтожить революционный дух. В одном только городе чан-кайшист Ся Ду-лян расстрелял двести пионеров. Слышите, товарищи? Украинские пионеры хотят поддержать своих братьев. Пусть живут они, здравствуют и борются с подлой кликой Чан Кай-ши.

Рэм и Сима сошли со сцены, держа в руках кепки.

— Граждане! Внесите небольшую лепту… Кто сколько может в пользу пионеров Китая.

— Эй, милок! Иди сюда! — позвал Рэма пожилой рабочий. Вынув из кармана тугой кошелёк, он достал оттуда пять рублей и бросил в шапку Рэма.

— На, бери. На счастье пионеров Китая.

Пятёрки, трёшки, рубли, звонкие монетки летели в шапки Рэма и Симы.

Все зрители вышли провожать пионеров.

— Шагом марш! — скомандовал Рэм. Вася тронул палочками барабан, и отряд зашагал. Всё было хорошо. Сверкало майское небо, кивали верхушками каштаны, и настроение у всех было расчудесное. Инке хотелось петь, прыгать, смеяться. Даже то, что Стёпка и Юлька шли рядом, весело переговариваясь, не испортило ей настроения. Нет, испортило, но только самую чуточку.

Пели горны, рокотали барабаны, и красный картонный гроб с надписью: «Здесь покоится его величество мировой капитал», плыл над городом. И наши пионеры, отряд девяносто пятой школы, вместе с коммунарами шагали по городу. Впереди колонны выступали два барабанщика — Вася и Стёпка. А за барабанщиками тридцать человек несли художественное оформление. Фигуры изображали фабрикантов, генералов, Муссолини и Макдональда. На фигурах были надеты чёрные пиджаки, а на фанерных их головах красовались блестящие, чёрные цилиндры. Цилиндры были сделаны из картона и обклеены сверху глянцевитой бумагой. А за художественным оформлением ещё двадцать человек, и среди них Инка, несли огромный земной шар из дерева. Наверху стояла в шароварах и в полосатой спортсменке Юлька, с красной пятиконечной звездой в руке. А Стёпки Инка не видела. Его заслоняли от девочки уродливые фигуры Макдональда и Муссолини[4]. Стёпка тоже не мог видеть Инку. А вот Юльку, которая красовалась на земном шаре, сияющая и гордая, он, разумеется, видел. И, как на беду, вышло так, что именно она. Инка, должна была подпирать своим плечом земной шар. От жары и напряжения Инка вспотела. Нос у неё покраснел, и самое главное, ей было досадно. В душе её закопошились злые карлики и стали нашёптывать на Юльку:

— Противная Юлька, нехорошая… Гордячка. А ну, бросай этот земной шар — пусть летит вместе с Юлькой.

К шести часам вечера демонстрация, посвящённая Международной детской неделе, закончилась. Пионеры пошли в школу, чтобы там оставить оформление. Димка бережно свернул знамя и отнёс его в пионерскую комнату. Стёпка и Вася сняли барабаны. Наконец Инка смогла высвободить своё плечо из-под земного шара. Но Юлька вдруг крикнула:

— Эй, носильщики, подождите!

И, как настоящая акробатка, она ловко сделала кульбит в воздухе и легко спрыгнула вниз. Мальчишки зааплодировали, и Инка отвернулась, чтобы скрыть своё злое и хмурое лицо.

С демонстрации возвращались домой всей «святой четвёркой». Сначала проводили Соню до улицы Чудновского, куда она переехала жить к своей тёте, потом ушла Липа, за ней — Вера. Когда Инка осталась одна, в душу её снова заползли злые карлики и зашипели:

— Теперь Юлька будет дружить со Стёпкой, вот увидишь…

«А ну вас!.. — мысленно отмахнулась Инка. — Пусть себе дружат, мне безразлично. Не буду больше о них думать… Инка, — скомандовала она себе. — Я тебе приказываю: перестань о них думать, слышишь?»

Но приказ не помог. И не потому, что Инка была безвольной девочкой. Нет. Но как же можно было не думать о Юльке, если она причиняла Инке столько огорчений. То скажет что-нибудь смешное и передразнит её так, что все хохочут. То покажет какие-нибудь необыкновенные акробатические штуки, всем нравится, а Инке завидно.

Приближались каникулы. Пионеры и детдомовцы собирались в большой пеший поход. После уроков они приходили к «Ленинской кузнице» и здесь под руководством инструкторов обучались военному делу. В один из дней на занятия прибежала Инка. На скамейке у проходной будки уже сидели ребята. А над ними, на спинке скамейки, в кепке, надетой задом наперёд, восседала Юлька. Она болтала ногами и строила уморительные рожи, а все хохотали. Увидев Инку, она сразу же крикнула ей:

— Чего ты такая растрёпанная?

Инка покраснела и прикусила губу.

— И на носке дырка… На левом… — не унималась Юлька. Но и этого ей было мало.

— Иди сюда, — позвала она Инку и, оглядываясь на мальчиков, сказала громким шёпотом. — Тебе ни в коем случае нельзя носить носки… У тебя ведь ноги, как щепки…

Инка хотела что-то ответить, но в это время Толя затрубил в горн. Роту разбили на отделения, пришли морзисты из дома пионеров, всем выдали флажки и начались занятия. Инка всё старательно записывала в свой блокнот, но точки и тире не очень хорошо укладывались в её голове. Инка вытягивала шею, вертела во все стороны головой и всё смотрела на сидевших впереди Стёпку и Юльку. Домой она пришла в унылом настроении.

— Кирпочка! Чего ты такая грустная? — ласково спросил Коля, открыв ей двери.

— Ничего я не грустная, — сердито ответила Инка.

— А у меня гости, идём ко мне, — сказал Коля. В тёти Мотиной комнате сидели Рэм и Сима.

— Здравствуй, Инка, — обрадовалась Сима и задала тот же вопрос, что и Коля. — Почему ты такая грустная?

У Инки вдруг защекотало в носу, а на глазах выступили слёзы. Она ничего не ответила и ушла к себе. Но сейчас же к ней пришла Сима.