Интерес Украины в этой сделке заключался, прежде всего, в получении инвестиций для расширения пропускной способности газопроводов — самостоятельно такой проект ей не осилить. В качестве инвесторов должны были выступить «Газпром» и Ruhrgas. Российскую монополию это вполне устраивало, так как она получала имущественные способы контроля над украинской газотранспортной системой. Однако боязнь передать России газопроводы постепенно стала перевешивать муки инвестиционного голода. Это заставило Украину выдвинуть требования, которые полностью перекраивали предварительные договоренности и сделали принятие положительных решений в отношении консорциума маловероятным.
Приближение президентских выборов на Украине заставило ее политическую элиту проявлять повышенную осторожность. Даже представитель наиболее лояльного России донецкого политического клана премьер-министр Виктор Янукович не спешил форсировать создание ГТК. Виктор Янукович боится обвинений в «разбазаривании стратегической государственной собственности». Но, даже став президентом, он скорее всего будет придерживаться тактики затягивания переговоров и выторговывания у России максимума уступок. Если же президентом станет ориентированный на США Виктор Ющенко, то создание ГТК вообще может быть поставлено под сомнение.
Белоруссия рассматривалась российскими властями как альтернатива в проведении политики расширения транспортировки углеводородов в Европу. Именно так преподносилось строительство нового маршрута «Ямал — Европа». При условии наращивания пропускной способности этого трубопровода до проектного уровня российский «Газпром» мог существенно снизить транзитный поток газа через территорию Украины. Однако камнем преткновения стал вопрос о контроле над белорусским участком бывшей единой газопроводной системы. Результатом долгого переговорного процесса между руководством «Газпрома» и правительством Белоруссии стало достижение принципиальной договоренности о создании совместного предприятия на базе активов «Белтрансгаза». Первоначально планировалось, что создание СП будет взаимовыгодным предприятием, российская сторона предлагала различные способы участия своего капитала в новообразованной структуре — от непосредственного участия в процессе модернизации транспортных активов «Белтрансгаза» до сохранения режима льготных поставок «голубого топлива» в Белоруссию. Взамен Россия требовала «справедливой» оценки стоимости белорусских активов и не менее чем 50 % участия в СП. Принимая решение о приватизации «Белтрансгаза», Минск оказался перед выбором. С одной стороны, создание СП Белоруссии очень выгодно — автоматически устраняются такие проблемы, как изыскание необходимых газовых ресурсов, республика будет платить за газ кратно меньше, чем прочие страны СНГ, республика освобождается от постоянно растущих «газовых» долгов и т. д. Но, с другой стороны, в случае перехода контроля над «Белтрансгазом» Минск лишается самостоятельности, а значит, и возможности по своему усмотрению распоряжаться доходами от деятельности газовой отрасли.
К середине лета 2003 года стало очевидным, что руководство Белоруссии оценило перспективы контроля над газотранспортной отраслью как экономически более обоснованные, нежели уступки, предлагаемые российской стороной. Президент Белоруссии Александр Лукашенко объявил условия приватизации АО «Белтрансгаз», которые заведомо не устраивали АО «Газпром». По подсчетам Минска, рыночная стоимость 100 % акций АО «Белтрансгаз» составила 4,5–5 млрд, долл. (оценка «Газпрома» — 1 млрд.). При этом «Газпром» должен внести в уставный фонд создаваемого СП в качестве неденежного вклада строящийся белорусский участок газопровода «Ямал — Западная Европа». А в качестве условий участия «Газпрома» в предприятии правительство Белоруссии выдвигало полное обеспечение потребностей республики в природном газе и внесение 1,726 млрд. долл. инвестиций в реконструкцию ее газотранспортной системы. При этом доля акционерного участия «Газпрома» в структуре СП, по предложениям Минска, будет составлять не более 48,99 %, что ставит экспортную политику России в зависимость от крайне нестабильного политического руководства Белоруссии, по этим условиям сохранявшего за собой рычаги будущего энергетического шантажа Москвы.
Переговорный процесс был фактически сорван. Кроме того, оказались под угрозой срыва планы России по экспорту газа в Европу. В таких условиях Москва решилась на ответные, крайне резкие шаги в отношении Белоруссии. В начале осени Алексей Миллер направил главе «Белтрансгаза» Петру Петуху письмо, в котором назвал разногласия, возникшие на переговорах по поводу создания совместного предприятия по управлению газотранспортной системой Белоруссии, непреодолимыми. Письмо Миллера стало самым серьезным ультиматумом Москвы, когда-либо предъявляемым Минску. Выход России из межправительственного соглашения на практике означает не только отказ от планов по созданию СП на базе «Белтрансгаза», но и прекращение поставок российского природного газа в Белоруссию по льготной цене.
Выдвигая встречные условия, «Газпром» рассчитывал заставить Минск быть сговорчивее, однако руководство Белоруссии не только не умерило свои аппетиты, но ответило собственным ультиматумом. Минск решил отобрать у российской госкомпании «Транснефтепродукт» транспортные сети, находящиеся в Белоруссии. Это фактически явилось денонсацией Бишкекских соглашений от 1992 года, когда страны СНГ договорились о том, что объекты, возведенные на территориях бывших союзных республик на деньги других республик, будут принадлежать именно последним. Нефтепродуктопроводы, проходящие по территории Белоруссии, были построены еще в советское время и на деньги бюджета РСФСР — именно поэтому Россия считает их своей собственностью. Реализация позиции белорусского руководства стала бы опасным прецедентом с точки зрения дальнейших перспектив функционирования системы транспортировки углеводородов по территории бывших союзных республик и крайне негативно отразилась бы на перспективах роста финансовых показателей ТЭК России, заложенных в основные документы государственного регулирования нефтегазового комплекса страны.
Однако дальнейшая эскалация газового конфликта невыгодна ни одной из стран — участниц переговорного процесса. Несмотря на серию взаимных обвинений Москвы и Минска, у Лукашенко есть пространство для маневра. Основной фактор, играющий в его пользу, — это то, что в действительности Москва заинтересована не столько в наказании Минска, сколько в том, чтобы все-таки взять под свой контроль белорусскую ГТС, то есть получить контрольный пакет «Белтрансгаза».
Чтобы снизить зависимость России от транзитных газопроводов Украины и Белоруссии, необходимо заново выстраивать мощнейшую газотранспортную систему, которая с учетом текущих планов увеличения добычи и экспорта газа должна качествен но превосходить уже существующую систему по показателям пропускной способности (ориентировочно на 30–40 %), Очевидно, что в обозримой перспективе сделать это невозможно. В этих условиях Россия пытается найти адекватную замену существующим системам транспортировки газа в Европу.
Наиболее крупным потенциалом в этой области обладает проект строительства Северо-Европейского газопровода (СЕГ). Это крайне амбициозное «детище» бывшего высшего менеджмента «Газпрома» в перспективе призвано уменьшить зависимость экспортной политики России от нестабильного поведения стран, владеющих транспортной инфраструктурой, необходимой для бесперебойного снабжения газом экономики Европейского континента. В то же время реализация проекта СЕГ зависит от множества факторов, способных нивелировать экономический эффект от его строительства. Прежде всего, СЕГ — крайне дорогой проект. Суммарная стоимость прокладки газопровода превышает 6 млрд. долл. У России уже имеется опыт неэффективного вложения средств в «подводные» газопроводы. «Голубой поток» оказался менее выгоден, чем утверждал менеджмент «Газпрома». Если учитывать уменьшение объема средств, поступающих от реализации газа по системе «Голубого потока» и призванных обеспечить резкий рост инвестиционной программы российского газового монополиста, очевидно, что в одиночку «поднять» проект Россия не сможет. Иностранные же инвесторы не спешат принять участие в этой авантюре. Конкретных предложений об инвестициях пока не сделала ни одна компания. Европа согласна профинансировать технико-экономическое обоснование СЕГ. Между тем, по оценкам экспертов, на ТЭО газопровода европейским компаниям придется скинуться лишь по 1–2 млн. долларов, но к вложению 5,7 млрд. в само строительство Европа пока не готова.
