Далее Папен прямо коснулся разговоров о «второй революции» и требований огосударствления некоторых отраслей промышленности. «Тот, кто безответственно носится с подобными мыслями, — продолжал он, — должен отдать себе отчет в том, что за «второй волной» легко может последовать третья и что тот, кто угрожает гильотиной, почти наверняка падет ее жертвой… Сейчас много говорят о предстоящей социализации. Но разве мы совершили свою антимарксистскую революцию ради того, чтобы осуществить программу марксизма?»
Наконец, вице-канцлер от имени уполномочивших его монополий поставил Гитлеру определенные условия. «Государство, — сказал он, — должно быть единственной властью в стране… Государство не может длительное время терпеть дуализм власти: от решения вопроса о том, удастся ли преодолеть этот дуализм между партией и государством, зависит будущее нашего народа».
В условиях нацистской диктатуры подобное выступление могло стоить головы «оппозиционеру». Первоначально Гитлер решил, по-видимому, «проучить» Папена. Газета «Франкфуртер цайтунг», поместившая речь Папена, была конфискована, распространение брошюры с текстом речи запрещено. Но вскоре Гитлеру стало ясно, что выступление вице-канцлера состоялось не по его инициативе. 20 июня Папен пришел к Гитлеру и энергично потребовал положить конец деятельности «радикальных элементов» в партии. Между Гитлером и Папеном произошло бурное объяснение. Папен угрожал не только собственной отставкой, но и отставкой еще двух консерваторов — фон Нейрата (министра иностранных дел) и фон Крозигка (министра финансов).
Уже на следующий день, когда Гитлер явился к Гинденбургу, он понял, что Папен действует по согласованию не только с промышленниками, но и с президентом и верхушкой рейхсвера. Присутствовавший на этой встрече Бломберг заявил, что если «неясная ситуация» будет продолжаться, президент введет чрезвычайное положение и передаст всю полноту власти рейхсверу. Через несколько дней, 25 июня, главнокомандующий армией Фрич объявил «боевую тревогу» в войсках. Были отменены все отпуска, солдатам приказали оставаться в казармах. Вслед за тем Рема исключили из «Германского союза офицеров». Это было открытое объявление войны штурмовикам. Фюрер понял, что за Папеном стоят солидные силы и что времени терять нельзя.
Почему же Гитлер в течение двух недель колебался, не проявлял хваленой «тевтонской решительности»?
На наш взгляд, дело заключалось в том, что расправа со штурмовиками была связана с определенным риском, и поэтому ее необходимо было тщательно подготовить. Гитлер лучше, чем кто бы то ни было, зная, что руководство СА на данном этапе не помышляет о государственном перевороте. Но пытаться лишить СА завоеванных позиций, объявить войну штурмовикам было отнюдь не так уж безопасно. Штурмовые отряды являлись единственными вооруженными формированиями партии. На Нюрнбергском процессе Геринг показал, что в подвалах штаб-квартиры СА в Берлине после событий 30 июня 1934 года обнаружили больше пулеметов, чем было у всей прусской полиции. К тому же штурмовики беспрекословно слушались главаря СА Рема. Все это требовало осторожности, секретности, внезапности.
В событиях 30 июня в полной мере проявились коварство и жестокость нацистского диктатора. Резню среди своих сторонников он подготовил с иезуитской хитростью и хладнокровием.
Прежде всего Гитлер усыпил бдительность штурмовиков. Для этой цели он обласкал Рема, сделав вид, будто все разногласия между «ими улажены. Еще в феврале 1934 года фюрер направил Рему необычайно теплое письмо, в котором превозносил его заслуги. «Мне хочется, — писал он, — высказать благодарность тебе, мой дорогой Эрнст Рем, за незабываемые услуги, которые ты оказал национал-социалистскому движению… и объяснить тебе, насколько я благодарен судьбе, что могу назвать такого человека, как ты, моим другом и боевым соратником».
В начале июня Гитлер вызвал Рема к себе и имел с ним пятичасовую беседу. Он заверял его, что не собирается предпринимать никаких акций против СА. Кроме того, он посоветовал Рему предоставить месячный отпуск своим штурмовикам — с 1 июля по 1 августа. Одновременно было договорено, что Гитлер примет участие в совещании высших руководителей СА, которое — было намечено созвать 30 июня в Бад-Висзее, близ Мюнхена. Там и предполагалось окончательно уладить все «недоразумения» между фюрером и Ремом. Как мы увидим дальше, они в этот день были действительно «улажены», но весьма своеобразным способом.
В середине июня состоялась секретная встреча Геббельса с Ремом, во время которой министр пропаганды должен был вновь заверить главу штурмовиков в благосклонности фюрера к его персоне и одновременно выведать намерения Рема. Наконец, в это же время Гитлер встретился с Грегором Штрассером, считавшимся до 1933 года вторым человеком в нацистском движении. Неожиданно для Штрассера Гитлер предложил ему пост министра экономики. Официально было заявлено, что Штрассер «признал свои ошибки» и что поэтому фюрер вновь доверил ему важный пост. В действительности Гитлер намеревался уничтожить Штрассера и хотел усыпить его подозрения.
С начала июня Гитлер начал втайне готовить отряды палачей, которые должны были осуществить расправу над его бывшими друзьями. Это чрезвычайно «деликатное» дело было поручено рейхсфюреру СС Гиммлеру. Мы уже говорили, что формально отряды СС в 1934 году входили в состав СА, а это значило, что Гиммлер, имперский руководитель СС, подчинялся Рему. Поэтому от Гиммлера требовались сугубая осторожность и конспирация. Чтобы облегчить Гиммлеру его задачу, фюрер неожиданно для всех непосвященных назначил его руководителем прусского гестапо. Теперь он стал более независимым от Рема и вместе с Герингом (министр-президентом Пруссии и начальником прусской полиции) мог подготавливать акцию. Геринг и Гиммлер составили список карателей из особо доверенных эсэсовцев (большинство этих людей впоследствии было тоже ликвидировано).
Иоахим Фест пишет о последних приготовлениях к расправе над руководителями СА: «Режиссерам, державшимся в тени, не хватало лишь одного — мятежа, против которого все их обширные приготовления якобы и были направлены. В действительности же штурмовые отряды вели себя спокойно, часть штурмовиков уже ушла в отпуск, осведомительная деятельность СС, длившаяся неделями, не дала никаких результатов, которые могли бы оправдать кровавую расправу… Пришлось Гиммлеру самому разыграть предусмотренный в сценарии «мятеж» СА».
По Берлину был пущен слух, будто штурмовые отряды собираются развязать новую, «вторую» революцию, что руководители СА отказываются, мол, повиноваться фюреру, что они хотят захватить власть и провозгласить фюрером Рема. В столице начали распространяться самые фантастические россказни о предательских намерениях штурмовиков.
Лишь после того, как приготовления были полностью завершены, Гитлер приступил к действиям. 29 июня он отправился в Эссен. Официально было заявлено, что фюрер поехал на свадьбу гаулейтера Эссена Тербовена. Фактически, однако, эта поездка преследовала двоякую цель: Гитлер хотел отвлечь внимание Рема от готовившейся резни, а также считал необходимым встретиться с Крупном и Тиссеном, чтобы проинформировать их о предстоящих событиях и вновь получить их благословение. Еще раз подтвердился тот факт, что ни одна из важных политических акций фюрера, даже такая акция, как уничтожение бывших сообщников, не совершалась без предварительного согласования с представителями крупного капитала.
В Эссене собрались основные актеры подготовляемой кровавой драмы: Гитлер, Геринг, Гиммлер. Роли были распределены. Фюрер взял на себя расправу с Ремом в Бад-Висзее. Геринг и Гиммлер направились в столицу, чтобы руководить расстрелом берлинской верхушки СА. В последнюю минуту к участию в расправе был привлечен и Геббельс — Гитлер не забыл, как решительно и ловко Геббельс в 1926–1927 гг. предал Штрассера и переметнулся на его сторону; было бы «несправедливо» не дать ему достойно завершить начатое дело — застрелить бывшего начальника и покровителя.
