Что показала идентификация? На трупе Штумпфеггера были обнаружены документы, подтверждавшие личность убитого. Кроме того, сохранились его медицинская и стоматологическая карты, по которым патологоанатомы уверенно определили, что перед ними — труп личного врача Гитлера.

Со скелетом — предположительно — Бормана дело обстояло сложнее. С одной стороны, были совпадающие приметы: тот же рост, деформация надбровной дуги, зубной техник Эхтман опознал изготовленный им зубной мост. Но... точных описаний следователи не имели, поскольку Борман уничтожил [466] все свои медицинские документы. К тому же, согласно показаниям профессора Блашке, зубного врача Бормана, мост стоял на верхней челюсти, тогда как у скелета мост оказался на нижней. Уточнить эту деталь не представлялось возможным — Блашке умер в 1957 году. Впрочем, Эхтман утверждал, что хорошо помнит: он готовил мост на нижнюю челюсть.

К тому же место обнаружения трупов совпадает лишь с показаниями Аксмана. По его словам, от взрыва танка рейхсляйтер не пострадал и вместе с остальными добрался до бомбоубежища Лертерского вокзала. Там все переоделись в гражданское. На Инвалиденштрассе группу остановил советский патруль, но принял их за дезертиров фольксштурма. Русские солдаты были настроены дружелюбно и не собирались их арестовывать; состоялось даже угощение сигаретами. По непонятным причинам Борман (всегда являвший собой пример хладнокровия и расчетливости, обладавший огромной выдержкой и терпением, не говоря уже о природном таланте психолога) и Штумпфеггер вдруг отделились от остальных и двинулись по Инвалиденштрассе, не обращая внимания на окрики советских солдат. Из руин застучали очереди, скосившие обоих. По логике расследования получалось, что, получив ранения, оба раскусили ампулы с ядом.

Однако слишком большое количество противоречий и подозрительных совпадений привело к тому, что «в эту версию поверили только стоматологи». Во-первых, сомнения посеяли странное поведение полиции и не свойственная ей поспешность в выводах, проявленная в первые часы в столь ответственном случае. Последующее же расследование отличалось столь же удивительной медлительностью. Во-вторых, показания свидетелей и прежде заставляли усомниться в участии Бормана в прорыве или заподозрить наличие двойников. Те, кто в ту ночь видел Бормана выходившим [467] из рейхсканцелярии, разошлись во мнениях при описании одежды: говорили то об эсэсовской форме без знаков различия, то о полевой форме со знаками различия обергруппенфюрера СС, то о партийной коричневой фуражке, то о стальном шлеме... В-третьих, достаточно высокое «качество» подготовки двойников для ставшего ненужным Гитлера позволяет предположить, что для себя Борман наверняка постарался получше.

Обратимся к наиболее вероятной версии, вырисовывающейся на основе ряда исследований. Большая часть этих данных была обнаружена Ладиславом Фараго и Полом Мэннингом. Первый представил результаты своих предварительных изысканий редакции иллюстрированной газеты «Дейли экспресс» и получил финансирование для продолжения исследований в Южной Америке. Второму также удалось разыскать подручных Бормана, не только знавших его в годы третьего рейха, но и работавших с ним после войны.

...План побега и уловки для сокрытия следов были заранее продуманы и подготовлены совместно с Генрихом Мюллером. 30 апреля 1945 года после сожжения трупов Гитлера и Евы Браун Мартин Борман вызвал личного водителя фюрера Кемпке и поручил ему в ночь на 1 мая произвести осмотр района Лертерского вокзала (это направление было предусмотрено планом операции) с целью последующей попытки побега.

Следующей фигурой, задействованной «втемную», стал личный врач Гитлера Штумпфеггер. Ему поручалась особая миссия. Группа прорыва покидала [468] рейхсканцелярию в нацистской форме, чтобы уменьшить вероятность получить пулю от своих. На Лертерском вокзале, где всем следовало переодеться в гражданское, доктор вместе с Борманом должны были отделиться от остальных. В этот момент рейхсляйтера подменял двойник (доставленный на вокзал людьми Мюллера), который вместе с Штумпфеггером присоединялся к группе прорыва у выхода из здания вокзала. Доктор должен был идти между двойником и остальными, дабы пресечь возможность расспросов или разговоров с двойником. На Инвалиденштрассе их поджидал переодетый в советскую форму «патруль» из подобранных Мюллером власовцев. Во время разговора с патрулем Штумпфеггер и лже-Борман бросались наутек и скрывались среди руин, где их встречали другие подручные Мюллера и по подготовленному маршруту выводили из Берлина. Цель: для всех участников прорыва Мартин Борман бесследно исчез, сбежав от русского патруля. Эти показания поведут следователей врага по ложному следу.

Выслушав доклад Кемпке и убедившись, что группа беглецов (а значит, будущих свидетелей) достаточно многочисленна, Борман еще раз обдумал приготовления и счел их безукоризненными. Двойник соответствовал описаниям медицинской карты, включая такие особенности, как вмятина на надбровной дуге и сросшаяся после перелома ключица. Что ж, двойников готовили почти год, этот экземпляр — лучший. Для перестраховки оставили еще одного, а остальных устранили еще в феврале. Стоматологическая карта уничтожена. Ее пришлось ликвидировать, поскольку у основного двойника не хватало зуба на нижней челюсти, а не на верхней, мост же можно было ставить только один. Одновременно избавились от необходимости (сложная задача!) формировать тот же прикус — наиболее убедительный элемент стоматологической экспертизы (уж Мюллер-то в этих делах [469] был дока). По прошествии лет это несоответствие можно будет списать на забывчивость врачей, если они останутся живы и будут давать показания. Для дезинформации противника в бункере рейхсканцелярии оставили трупы двух лжефюреров: пока внимание победителей будет приковано к поиску истинных останков Гитлера, Борман получит дополнительно несколько относительно спокойных часов для собственного спасения.

План Бормана — Мюллера был выполнен точно: на Лертерском вокзале произошла смена Бормана на двойника, а на Инвалиденштрассе их встретил переодетый патруль. Только на самом деле в задачу патруля входило устранение Штумпфеггера и двойника в момент побега. Впрочем, одновременно раздались выстрелы и из разрушенного здания: для перестраховки в руинах засели два эсэсовца, которым поручалось завершить операцию по устранению свидетелей. Когда лжепатруль и группа беглецов покинули Инвалиденштрассе, эти двое раздели двойника, раздавили во рту каждого трупа ампулу с ядом и бросили невдалеке от тел подделку — записную книжку Бормана. Далее им оставалось в условленном месте устранить власовцев из лжепатруля...

Сам же рейхсляйтер покинул Лертерский вокзал в компании проводников Мюллера и беспрепятственно добрался до дома № 117 по улице Курфюрстендамм, в подвале которого прежде находилась телеграфная гестапо. В 1945 году часть помещения выгородили под общее бомбоубежище. Здесь Борман, Мюллер и помощник последнего Шольц поджидали новых проводников. Посланцы Алоиса Гудала не заставили себя долго ждать. Беглецов разделили — каждому был уготован свой маршрут.

Сначала Борман отправился на север Германии к адмиралу Деницу. Им удалось встретиться. Сообщив адмиралу в общих чертах суть поставленных целей и [470] сделанных приготовлений, рейхсляйтер убедил Деница бороться до конца и не спасаться бегством: пленение официального главы третьего рейха, назначенного самим фюрером, автоматически ослабит пресс спецслужб противника и облегчит подпольщикам борьбу за возрождение Германии. Получив согласие Деница, Борман пересек границу с Данией и несколько дней скрывался в эсэсовском госпитале, где, как стало впоследствии известно, прятались многие видные нацисты.

Далее путь Бормана лежал через Берхтесгаден. Верный обыкновению все доводить до конца, десять дней он провел в городе, скрываясь на квартире одного из своих бывших служащих и собирая отчеты наблюдателей, следивших за деятельностью противника поблизости от шахт, в которых была захоронена часть нацистского золота. Здесь его навестила Герда. Мартин наказал жене отправиться вместе с детьми в горы — люди Алоиса Гудала подготовили ей место начальницы одного из детских приютов, открытых под патронажем католической церкви.