Бухлер занимал также пост начальника партийной следственной комиссии по защите национал-социалистской литературы, но в целом отнюдь не страдал от переутомления. Функции руководителя секретной операции «Эйтаназия» тоже не очень тяготили Бухлера, поскольку большую часть работы выполнял его помощник Виктор Брек. Неудивительно, что сам рейхсляйтер много времени проводил в своем поместье в [262] Бранненбурге (близ Розенхейма), а в берлинском бюро на Воссштрассе появлялся изредка и ненадолго. Его утомляли бесконечные ссоры и переделы сфер влияния.
После начала войны Гитлер стал недоступен. Даже Бухлеру приходилось связываться с ним через Бормана. Поэтому Бухлер решил подыскать иное занятие. Он пожил за границей и разговаривал на нескольких языках. Поскольку идея создания немецких колоний казалась в то время весьма перспективной, Бухлер решил попытать счастья в заморской кампании. С этой просьбой он явился в ставку Гитлера. Ситуация складывалась благоприятная: Франция была фактически повергнута, следующим шагом виделся передел Африки. 23 июня 1940 года в дневнике Бормана появилась запись: «Рейхсляйтер Бухлер просил фюрера о направлении в колониальную миссию; фюрер определенного ответа не дал».
Подобный ход событий не устраивал Бормана, поскольку столь стремительный уход Бухлера не позволял ему подготовить почву для важных приобретений. Таковым могло стать место руководителя проекта «Эйтаназия». Он мог бы также взять под свой контроль канцелярию Бухлера и устроить тяжелую жизнь своему брату. А должность главы комиссии по защите национал-социалистской литературы была удобной позицией для атак на нацистское вероучение Розенберга. Однако в тот момент Борману оставалось только изводить конкурента мелкими уколами.
В начале марта Борман направил Бухлеру письмо, в котором потребовал не нарушать основное правило: «личная канцелярия фюрера» должна заниматься только проблемами частных граждан, но оно не оставляло Бухлеру ничего, кроме ходатайств и редких жалоб. Тот вновь обратился с просьбой привлечь его к подготовительным работам над планами завоевания колоний. На сей раз Гитлер согласился. [263]
Бухлер был направлен в штаб операций в Восточной Африке и мог надеяться, что в один прекрасный день станет генерал-губернатором Африки.
Однако в то же самое время план военных действий в Западной Африке готовила еще одна группа, которая подчинялась Боле (гауляйтеру немцев, проживавших за рубежом) и, следовательно, Борману. Каждый из руководителей штабов готовился стать «духовным лидером» африканских колоний. В этом споре Боле обладал явным преимуществом, поскольку по роду своей деятельности во всех тонкостях постиг искусство политика геополитического уровня. Вот уже несколько лет под непосредственным руководством Бормана он занимался подготовкой главного (южноамериканского) плацдарма Гитлера в предстоящей битве за мировое господство. После побед над Европой и Советским Союзом у фюрера, расправившегося с могущественными соседями и завладевшего неисчерпаемыми ресурсами, на всей планете остался бы один серьезный противник — Соединенные Штаты Америки. Именно к этой схватке нацисты приступили в середине тридцатых годов: курс на сотрудничество со странами Латинской Америки теперь имел целью не только экономическое сотрудничество, но и подготовку к будущему вторжению. Опираясь на многочисленные немецкие колонии на Американском континенте, Гитлер рассчитывал без труда овладеть Латинской Америкой и — при поддержке дружественных режимов — ринуться на север.
Во исполнение этих планов Борман и Боле осуществляли широкое внедрение германского капитала в экономики этих стран, прививали нацистскую идеологию на благодатной почве бедствующих слоев нищих государств, снабжали оружием дружественные армии и группировки таких деятелей, как Стресснер в Парагвае. Ситуация складывалась благоприятно [264] еще и потому, что с середины двадцатых годов связи с немецкими колониями в Южной Америке наладили влиятельные члены национал-социалистского движения и штурмовики, которые скрывались здесь, ожидая окончания кампании преследований после путча 1923 года, а впоследствии приезжали обучать армии и отряды своих местных коллег.
Словом, ни Борман, ни Боле не сомневались, что и африканские колонии — когда таковые появятся — будут отданы им. Мартин стремился взять под свой контроль и группу Бухлера, но тому вовсе не хотелось оказаться в подчинении у Бормана. Впрочем, пока это больше походило на дележ шкуры неубитого медведя. Поскольку Гитлер решил не обижать человека, проработавшего в партии пятнадцать лет, Борману пришлось подыскивать для Бухлера иную область деятельности, которая соответствовала бы его высокому партийному званию. И тут Мартину пришла мысль одним умным ходом решить сразу несколько задач: поручив Бухлеру осуществление нового проекта нерасторопного в практических делах Розенберга, он пристраивает на достойный пост первого, наносит удар по самолюбию второго и выполняет поручение фюрера, приказавшего принять меры для сплочения партии в период войны!
9 июля 1940 года, ровно через два месяца после отъезда фюрера из Берлина, многочисленные толпы людей восторженно встречали специальный поезд, триумфально прибывший на главный вокзал Мюнхена. Накануне Гитлер с трибуны рейхстага обратился к своим солдатам с благодарственной и хвалебной речью. Теперь он решил оказать своему верному вассалу честь, которой удостаивались лишь единицы: он дал обед в доме Бормана в Пуллахе, на который пригласил [265] мюнхенских художников. Затем последовали — в честь победы! — торжественные церемонии на государственном уровне и серия поездок между Бергхофом, Линцем, Мюнхеном, Берлином, а также визит в Эссен на празднование дня рождения оружейного короля Круппа, которому Борман от имени Гесса вручил бюст Гитлера.
Во время мирного периода Борман, как и все высшие партийные чины, строил планы по освоению и использованию захваченных огромных территорий. Первым выступил Гиммлер, представив фюреру отчет о состоянии дел с жителями негерманских национальностей. Фюреру этот доклад понравился, и он приказал оставить всего несколько экземпляров (сие означало, что материалы признаны сверхсекретными), которые разослали восточным гауляйтерам — Эрику Коху (Восточная Пруссия), Альберту Форстеру (Данциг — Западная Пруссия), Артуру Грейсеру (Вартеланд) и генерал-губернатору Польши Гансу Франку. Борман тоже получил копию. Автор отчета исходил из того, что территорию Польши следовало очистить от неполноценных в расовом отношении народов и германизировать. Местному населению была уготована участь «рабочей силы рейха». До скончания времен уровень образования покоренных народов надлежало ограничить умением считать не более чем до пятисот и писать свое имя, а также пониманием того, что промыслом Божиим их удел — покорность, напряженный труд и благоговение перед немцами. Умение читать им не понадобится. Несмотря на одобрительное отношение Гитлера к идеям Гиммлера, Борман не считал этот документ точным выражением пожеланий фюрера. Он знал лучше других, с какой охотой Гитлер раздает похвалы. К тому же предложения исходили от конкурента в черном — здесь дружеские отношения в счет не шли. Поэтому в начале октября 1940 года рейхсляйтер НСДАП инициировал [266] встречу фюрера с генерал-губернатором Польши Франком, чтобы во время беседы высказать свои собственные соображения. Борман полагал, что Польшу надлежит превратить в рабочий лагерь, жители которого лишь временно будут использоваться для сезонных работ. Скрещивание с немцами запретить. Полякам следовало платить достаточно для того, чтобы те могли прокормить семьи, но последний крестьянин-немец должен получать на 10 процентов больше, чем лучший из поляков. Желательно было сохранить институт католических священников, которые и впредь оглупляли и отупляли бы их. Польскую же интеллигенцию следовало искоренить.
Впрочем, вскоре выяснилось, что поляки не смирились с рабским положением, и хозяйственно-экономические планы оказались сорванными. Лучше других в экономическом отношении дела шли у гауляйтера Восточной Пруссии Коха, который отличался крайней жестокостью и проводил операции по массовому уничтожению поляков. Увидев, что дело принимает такой оборот, Борман отрекся от своих указаний Франку и наладил дружеские отношения с Кохом.
