Явно заблуждаясь в реальных возможностях защиты крымского побережья и Севастополя, царское правительство вместе с тем недооценивало силы вражеской коалиции, проявляло полнейшее непонимание ее основных военно-политических целей, полагало невозможной или во всяком случае маловероятной высадку неприятельской армии на побережье Крыма. Вскоре, однако, последовала жестокая расплата...
ОРГАНИЗАТОР ОБОРОНЫ СЕВАСТОПОЛЯ
День 1 сентября 1854 г. начался в Севастополе как обычно; на кораблях, стоявших на рейде, производились ра-боты и учения, в портовых мастерских трудились рабочие, по улицам всюду сновали офицеры, матросы, чиновники, женщины, дети. Но в 10 часов утра по городу разнесся первый тревожный сигнал: на горизонте было замечено несколько неизвестных кораблей, а за ними — сплошное облако пароходного дыма. Около полудня пост оптического телеграфа на м. Лукулл сообщил, что в море виден огромный неприятельский флот: это были английская, французская и турецкая эскадры, насчитывавшие 89 боевых кораблей и 300 транспортных судов с 62-тысячным десантом. Соединенный флот быстро приближался к берегам Крыма.
События следовали одно за другим. Заняв Евпаторию и завершив высадку десантных войск к югу от йее, союзники двинулись к р. Альме. Здесь были сосредоточены русские войска под командованием Меншикова, почти вдвое уступавшие врагу по своей численности. 8 сентября на Альме разыгралось первое сражение в Крыму, закончившееся отступлением Меншикова. Русские войска отошли на южную сторону Севастополя. Путь к городу с севера оказался открытым дл„ врага.
С момента появления вражеского флота у побережья Крыма Корнилов принял неотложные меры по противодействию врагу. 2 сентября он определил диспозицию флота, отдал распоряжения о готовности кораблей, перевел на берег первые батальоны, сформированные из моряков, отправил отряд на Альму, организовал караульную службу в Севастополе после ухода войск на сражение, прекратил все портовые работы, чтобы переключить всех мастеровых полностью на оборонительную линию. Ввиду того, что союзники высадились к северу от города, наибольшее внимание было уделено защите Северной стороны139. К началу сентября здесь имелось лишь одно старое укрепление, которое можно было легко обойти. Поэтому здесь срочно были усилены оборонительные работы.
Если до первой встречи с противником сохранялись надежды на то, что враг будет остановлен и не допущен до-подступов к Севастополю, то исход Альминского сражения полностью разрушил эти надежды. Особенно остро встал вопрос: выходить ли флоту из Севастополя на сражение с противником в открытом море или оставаться в главной базе, используя все силы и средства для усиления обороны города?
Утром 9 сентября в штабе флота состоялся военный совет, на котором присутствовали флагманы и командиры кораблей Черноморского флота. Корнилов высказался за выход флота в море с целью сражения с противником; его мнение было поддержано несколькими адмиралами и командирами кораблей. Но большинство присутствовавших на совете высказалось против предложения Корнилова и поддержало капитана 1 ранга Зарина, который предложил затопить часть кораблей на рейде для предотвращения прорыва вражеских эскадр в порт и усилить сухопутные части экипажами с затопленных кораблей.
Предложение Зарина в той обстановке было правильным, потому что соотношение сил в сентябре 1854 г. исключало возможность успешного боя для русского флота, а интересы обороны Севастополя требовали любых мер для защиты его с моря и с суши. В предложении же о выходе флота в море выражалась готовность к героической гибели
ради сохранения чести флага, но сквозило неверие в успех обороны главной базы, не учитывались дальнейшие перспективы борьбы с противником. Недаром присутствовавшие на военном совете, как писал капитан-лейтенант Ухтомский, возражали Корнилову, «что дела наши не так плохи, чтобы отважиться на такое отчаянное дело, что мы все готовы умереть, но прежде всего мы должны защищать Севастополь».
В этом отношении еще более характерна запись в дневнике командира парохода «Эльборус» лейтенанта Асланбе-гова, присутствовавшего на военном совете в штабе флота. «Какой неувядаемый блистательный венок,— писал он, — готовился Черноморскому флоту: 14 кораблей, 7 фрегатов и 10 пароходов хотели сразиться с 33 кораблями и 50 па-роходо-фрегатами. С какой дивной чудной памятью погреб бы себя в волнах Черного моря Черноморский флот! Если ему уже назначено погибнуть, то может ли быть славнее смерть? И какие чудеса храбрости увековечил бы за собою этот сонм героев, эта гордость храбрых? Россия бы отпела по нас вечную память; родные и друзья гордились бы считать нас в числе этих доблестных русских, которые так мужественно презрели жизнь.
Но с выходом флота и удалением армии, что бы последовало? Город был бы взят и неприятель торжествовал бы занятие первого русского порта. А что важнее для России: порт или флот? Конечно, порт, — это ключ Черного моря»140.
Затопление нескольких старых кораблей являлось в тех условиях вынужденной мерой, которая позволяла наиболее полно обеспечить защиту рейда со стороны моря и усилить оборону на суше. Поэтому в ночь на 11 сентября семь кораблей были затоплены поперек входа в бухту.
Затопление судов было с болью воспринято всеми черноморскими моряками: « теми, кто считали эту меру неправильной, и теми, кто признавали такое решение наиболее целесообразным. «Трудно вообразить, — писал один из черноморцев, — это грустное чувство при виде погружающегося родного корабля. Корабль не есть просто соединение дерева, железа, меди и снастей, нет — это живое существо, способное понять все хлопоты, старания, труды о нем и отблагодарить вас с полной благодарностью...»
Однако затопление кораблей ни ил минуту но иодорил-ло духа защити икон города. Полое того, уже дном 9 сентября Корнилов — наиболее упорный к решительный сторонник выхода флота из Севастополя — » своем приказе писал: «Выход в море для сражения с двойным числом неприятельских кораблей, не обещая успеха, лишит только бесполезно город главных своих защитников". Спустя два дня он обратился к гарнизону города со следующим призывом: «Товарищи! Войска паши после кровавой битвы с превосходным неприятелем отошли к Севастополю, чтоб грудью защищать ого. Вы пробовали неприятельские пароходы и видели корабли его, не нуждающиеся и парусах. Он привел двойное число таких, чтобы наступить на нас с. моря; нам надобно отказаться от любимой мысли — разразить врага на воде. К тому же мы нужны для защиты города, где наши дома и у многих семейства»141.
Защищать Севастополь в эти дин -пришлось в таких условиях, которые никогда нс встречались и истории обороны крепостей. Для обеспечения коммуникаций со страной Ментиков принял решение совершить фланговый марш-маневр и выйти на дорогу к Вахчнсараю. Русская армия по приказу главнокомандующего оставила Севастополь.
Уходя из города, Ментиков никого не поставил в из* всстиостъ о своих намерениях, нс отдал никаких распоряжений по обороне, не сообщил лаже о том, где предполагается расположение его армии. Важнейший вопрос о командовании севастопольским гарнизоном в это тяжелое время также был решен безответственно и формально: руковод
ство гарнизоном было поручено престарелому бездеятельному начальнику 14-й пехотной дивизии генерал-лейтенанту Моллеру. Под его подчинение поступили как Нахимов, на которого возлагалось руководство морскими частями на Южной стороне, так и Корнилов, которому вверялась Северная сторона Севастополя, где со дня на день ожидалось наступление вражеских полчищ.
Нескольким батальонам моряком во главе с начальником штаба Черноморского флота предстояло первым встретить 60-тысячную армию союзников.
