С целью ознакомления с усовершенствованиями по всем отраслям военно-морского дела и для докладов о потребностях Черноморского флота Корнилов в течение 1850— 1853 гг. несколько раз совершал поездки в Петербург, где представлялся высшему морскому начальству и Николаю I. Как начальник Главного морского штаба Ментиков, так и управляющий морским министерством великий князь Константин каждый раз стремились подчеркнуть совершенство в устройстве Балтийского флота и показать «провинциалу-черноморцу» все балтийские учреждения в лучшем виде. Однако от проницательного взгляда Корнилова не могла укрыться неприглядная изнанка блестящего парадного фасада балтийских флотских учреждений.
В одну из своих поездок, например, Корнилов внимательно и подробно осмотрел адмиралтейства, мастерские, корабли, учебные заведения, порты, базы Балтийского флота и был поражен их внешней, показной стороной. На одном из кораблей, на котором присутствовал Корнилов, «артиллерийское ученье было произведено без всякой системы и, кажется, состояло только в перебежках по барабану с борта на борт». Со всей эскадры «палили изрядно, жаль только, что и при этом незаметно никакого порядка в обучении; делается для того только, чтобы расстрелять
шесть тысяч снарядов, предназначенных на зиму для сего предмета» *.
Особенно заинтересовал Корнилова так называемый учебный рабочий экипаж — учебное заведение, организованное для подготовки квалифицированных корабельных инженеров, артиллеристов, а также инженерчмехаников для паровых кораблей. Но и здесь блестящая внешность, не сочетавшаяся с глубоким познанием дела, вызвала у Корнилова глубокое разочарование. «Осматривал учебный рабочий экипаж в Главном адмиралтействе, который произвел на меня впечатление еще более грустное, балаганное, — отмечал он. — Жаль нашей пресловутой столицы. Один только враг России мог придумать такое заведение. Заведение, которое должно бы было сделать адмиралтейским мастерским большую пользу, теперь и *по устройству своему и по направлению делает наивеличайший вред. Стоит взглянуть на распределение времени, на устройство мас-терских и изделий, не говоря уже об этой педантической чистоте классов и камор. В особенности огромное число прислуги...»102 103
При осмотре штурманской роты и 1-го учебного экипажа, где обучались дети матросов, Корнилова вновь поразила внешняя, показная сторона этих учебных заведений. «В чернильницах нет чернил», — отмечал Корнилов, — но внешне во всем гладко и чисто1
Помимо неудовлетворенности специальной морской частью, Корнилову была тяжела и общая атмосфера жизни в столице. «Ни одного дня не проходило, — писал он, — чтоб я не наряжался с утра в футляр». После всех многочисленных приемов, обедов, званых ужинов и выездов его еще сильнее потянуло на Черноморье. «Деятельность здесь, — подводил итог Корнилов, — в большом упадке; все живет изо дня в день, утопая в роскоши, удовольствиях, обедах в английском клубе, где разговор только за обедом и то про кушанья, а после обеда прекращается все: все занимаются на зеленых столах. Обеды, вечера, театры, балы и прочее... Нет, тяжело, скорей бы домой»104.
Первый русский Морской устав был издан в 1720 г.; он отражал состояние флота первой четверти XVIII века. К середине XIX века, когда русский регулярный военный флот насчитывал уже свыше полутора столетий своего существования, произошли огромные перемены во всех отраслях военно-морского дела: в кораблестроении и вооружении, в организации и боевой подготовке. Однако во флоте по-прежнему продолжали руководствоваться устаревшим уставом XVIII века вплоть до 1851—1853 г., когда, наконец, был разработан новый устав.
В этом деле самое активное участие принял Корнилов. С октября 1851 г. по июнь 1852 г. он внимательно изучил все основные разделы проекта устава и представил в Петербург свои замечания — «многолетний плод своих убеждений о корабельном управлении». Эти замечания Корнилова, охватывающие огромный круг вопросов о различных сторонах флотской службы и обязанностях должностных лиц, ярко свидетельствовали о его глубокой эрудиции в морском деле, о стремлении применить опыт Черноморского флота во всем русском флоте.
Одним из первых разделов устава был раздел о флагманах1 и штабах. Излагая свое мнение об обязанностях флагманов, Корнилов подчеркивал необходимость постоянного личного контроля с их стороны за боевой подготовкой соединения. Он считал, что флагман должен «делать смотр своим судам не менее как раз в месяц и требовать, чтобы то же исполняли подчиненные ему флагмана»2. Одним из важнейших средств к совершенствованию боевой подготовки на всех кораблях соединения Корнилов считал также образцовое состояние флагманского корабля. Поэтому внимание флагмана, -писал он, должно быть прежде всего обращено на то, «чтобы исправное содержание корабля, на котором флаг его поднят, служило примером другим судам».
Не меньшее значение придавал Корнилов уровню теоретической и практической подготовки флагманов, учитывая, что от знаний самого начальника во многом зависит эффективность руководства и контроля за деятельностью своих
' Флагман -- командир соединения (отряда, эскадры) кораблей, поднимающий свой флаг на корабле, где он находится * ЦГАВМФ, ф. 224. д. 22. л, 102
подчиненных. Подчеркивая, например, важность артиллерийских знании для каждого флагмана, он писал: «Каждый адмирал, достигнув своего звания через командование военными судами, должен быть знаком с деталями морской артиллерии не менее каждого из морских артиллеристов»105 106.
Корнилов отводил важную роль начальникам штабов всех степеней. «Начальник штаба,—писал он,—должен знать все намерения главнокомандующего, иначе он не будет в состоянии заменить его в случае смерти или передать его планы его преемнику». Вместо помещенных в проекте устава статей о начальнике штаба он представил свои формулировки, в которых исчерпывающим образом осветил все стороны деятельности начальника штаба.
С особой настойчивостью Корнилов проводил мысль о необходимости поддержания высокой боеготовности кораблей. Приняв в командование соединение, писал он, флагман обязан удостовериться, что «все суда находятся в полной готовности к походу и бою». В военное время в отдельном плавании флагман должен беречь провизию и запасы, чтобы «иметь флот или эскадру в готовности для действительной службы, если бы она даже была вовсе лишена всяких подвозов»*.
Каждый командир корабля, писал Корнилов, «должен наблюдать, чтобы корабль его во всякое время, днем ли то или ночью, состоял в совершенной готовности исполнить сигнал или следовать движениям старшего». Любая вещь на корабле, продолжал он, должна иметь «целью или готовность корабля вступить в сражение или готовность его вступить под паруса». Высокая боеготовность должна поддерживаться и после проведенного боя, для чего «после сражения командир безотлагательно приводит корабль в такое состояние, чтобы вновь быть готовым к бою»107.
В проекте Морского устава говорилось, что командир корабля вправе начать бой с противником только с разрешения флагмана, независимо от обстановки. Учитывая важность внезапности, Корнилов по-иному сформулировал эту статью, предложив дать право командиру в ряде случаев самому решать вопрос о начале атаки.
Важное значение придавал Корнилов своевременной
доставке разведывательных сведений и другой информации о военное время. Он считал, что необходимо разрешить командиру корабля нанять даже купеческое судно и послать его по назначению в том случае, если этот командир корабля, «находясь в отдельном плавании, получит сведение, важное для главнокомандующего флотом или для посланника, или для отряда каких судов, или для какой армии или крепости русской, или нации, в союзе с Россией находящейся». Вместе с тем Корнилов подчеркивал недопустимость разглашения секретных сведений в частной переписке.
