Представляя начальнику Главного морского штаба «Штат вооружения и запасного снабжения военных судов Черноморского флота», М. П. Лазарев писал:

«Полезный труд этот наиболее принадлежит капитану 2 ранга Корнилову. Постоянные его занятия при одном помощнике (мичмане Львове), которого он сам избрал, значительно даже ослабили его здоровье, ибо забот действительно было очень много. Соображаясь со всеми известными 'иностранными штатами и разными изданиями о вооружении судов, он нашел возможным подвести штат под некоторые правила, приложил новые таблицы, им же из многих опытов составленные, составил оригинальные чертежи, по которым 66 тысяч листов налитографированы и приложены к штату; пополнил оный многими полезными правилами, относящимися до мачтового, парусного, флажного и блокового мастерства, которых прежде не было. Словом сказать, неусыпными трудами и постоянною заботливостью капитана 2 ранга Корнилова штат этот, подробно мною рассмотренный и одобренный, представляется в таком виде, в каком ни одна из морских держав никогда оного не имела»⁵⁹.

Штаты были высоко оценены моряками Черноморского флота. «Польза штатов 1840 года, — писал один из них,— очевидна для всякого моряка, особенно для тех, которым приходилось командовать судами или снаряжать их под своею ответственностью... Это лучшая справочная книга нашей (морской) части; подобного труда — вместе полезного и гигантского — нигде не существует»⁶⁰-

* *

*

Если отношение высших правительственных и военных сфер к научной работе было равнодушным и пренебрежительным, то попытки повышения общего культурного уровня, просвещения и распространения в военной среде необходимых знаний встречали особенно яростное противодействие.

Царизм был заинтересован в невежестве «нижних чинов», для чего всемерно забивал им головы религией и поощрял почти поголовную неграмотность. Царизм всячески препятствовал проникновению интереса к общественной и культурной жизни в офицерскую среду. Поэтому по окончании корпуса большинство офицеров не брало в руки книг, а на кораблях и в базах «среди карт и попоек чисто по-эпикурейски доигрывался последний акт чудовищной драмы». Многие высшие офицеры и адмиралы, черпавшие суждения «из забытых газет времен очаковских и покорения Крыма», полностью разделяли взгляды грибоедовско-го Скалозуба на образование:

Там будут учить по нашему: раз. два;

А книги сохранят так: для больших оказий.

В Николаеве, где проходила значительная часть службы Корнилова, обычаи и нравы офицерской среды мало чем отличались от жизни обычных гарнизонов того времени. Характеризуя эти нравы, Ф. Ф. Матюшкин писал: «На празднествах и у нас веселятся, танцуют, гуляют, дают обеды и играют на театре. Веселятся, как и везде, со скукой пополам. Танцуют тихим шагом не в такт с разряженными куклами, гуляют для возбуждения аппетита до обеда, дают обеды не для людей, а для стерлядей, не для души, а для ухи».

Корнилову претила застойная жизнь, лишенная каких-либо культурных интересов. И тогда, когда он был холостяком, и тогда, когда женился и стал главой большой семьи⁶¹, он постоянно проявлял живой интерес к книге, стремился быть в курсе последних новостей в культурной жизни страны. Более того, он ставил своей целью поощрить других офицеров, прежде всего молодежь, к расширению кругозора, к сочетанию служебной деятельности с литературными занятиями. Это стремление Корнилова особенно ярко проявилось в его участии в руководстве Севастопольской морской библиотекой.

Морская библиотека в Севастополе была основана на «ежегодные вычеты с офицеров» в 20-х годах XIX века; морское ведомство участия в создании ее фактически не принимало. Первое время библиотека регулярно пополняла свои книжные фонды, но впоследствии пришла в упадок, здание полуразвалилось, фонды не пополнялись. В одном из своих писем зимой 1843 г. Корнилов писал Лазареву:

1

\

49

51

«Беспорядок дошел донельзя — библиотеку не топят, библиотекарь пропал, открылось, что журналы на этот год не выписаны... Я слышал, что прошлого года при ревизии от 60 тысяч томов не могли насчитать более 28 тысяч...-Наши книги гуляют по всему Крыму и по всей Херсонской губернии. Признаться, судя по каталогу, можно этому верить. Я надеюсь распутать это дело и дать этому заведению вид приличный, который бы не выставлял каждому приезжему, каждому иностранцу в таком невыгодном свете образование русских морских офицеров»⁶².

Как заведение общественное, а не казенное, библиотека возглавлялась не назначаемым руководителем, а «комитетом директоров», избираемым общим собранием всех членов. Видя в библиотеке лучшее средство для распространения знаний во флоте, Корнилов стремился «попасть в число избранных» директоров. В феврале 1843 г. он был избран в комитет директоров, а в самом комитете нес обязанности секретаря-казначея. Это была наиболее хлопотливая и требовавшая много времени должность. На Корнилова были возложены выписка новых книг, журналов, карт и инструментов, ведение учета и отчетности, наблюдение за порядком выдачи и сбора книг.

Корнилов с энтузиазмом взялся за дело. Прежде всего он энергично принялся за выписку новой литературы. «Для нашей библиотеки, — писал он, — ничто так не нужно, как сочинения, относящиеся до географии и истории, и в особенности морские. Этого рода книги охотно читаются молодежью и более чем какие другие содействуют к приобретению практического познания человека и развитию благородных побуждений...»⁶³ Корнилов бывал «всякий день раз или два в библиотеке», поощрял к этому молодых офицеров своего и других кораблей. В библиотеку стало поступать много новой литературы и особенно свежих периодических изданий как русских, так и иностранных. Уже летом 1643 г. стали заметны первые сдвиги в деятельности библиотеки. «Старая библиотека переменила свою гробовую физиономию — всегда почти полна офицерами», — отмечал Корнилов.

Однако это полезное дело шло не гладко. Наибольшие споры возникли вокруг нового устава, согласно которому

все подписчики, независимо от их служебного положения и чина, пользовались равными правами. «Зная, как это равенство дорого для молодого поколения, — писал Корнилов, — и желая всеми средствами приохотить его к чтению, я стоял за равенство». Но иного мнения придерживались многие высокопоставленные чины: «Многие не хотели толкаться с мичманами в журнальной комнате и требовали по-прежнему журналов на квартиру; другие желали, чтоб присылаемым за книгами лакеям верили, как им самим. Ропот был сильный»⁶⁴.

Корнилов болезненно переживал такое отношение к библиотеке. Считая, что именно старшие начальники должны личным примером поощрять мичманов и лейтенантов к посещению библиотеки и повышать тем самым ее авторитет, он писал Лазареву: «Казалось бы, что адмиралам в заведении этом не следовало бы и гнаться за собственными выгодами: кому же, как не высшим, думать об этой молодежи, брошенной сюда за тысячи верст от своих родных и знакомых, и которая, не имея книг, поневоле обратится к картам и другим несчастным занятиям... Но что же делать, когда у нас на Руси не созрело понятие общего блага, общей пользы. Горько признаться, а оно так. Всякий думает только о собственных своих выгодах, о собственном своем чине»⁶⁵.

Однако настойчивость Корнилова в деле улучшения библиотеки не ослабевала. При поддержке Лазарева, а также Нахимова и Истомина (являвшихся также директорами библиотеки) он добивался строгого соблюдения ее устава и упрочения материальной базы, повседневно следил за постройкой здания для библиотеки, в котором опять-таки «казна нисколько или, по крайней мере, мало участвовала».