Мужчина занес кулак. Но не ударил. Улли не отпрянул назад, не сжался. Что бы сделал он, если бы мужчина нанес удар?

Мужчина в сердцах пнул ногой мопед. Мопед накренился в сторону, стукнулся о стенку сарая, со скрежетом сполз с нее и грохнулся о булыжник. Беззвучно завертелось переднее колесо. Отец и сын молча глядели на него. Потом отец медленно зашагал прочь. У двери он обернулся и крикнул:

— Смотри, лопнет мое терпение! Смотри, как бы я не свернул тебе шею!

Он постоял еще немного, глядя на сына. А Улли… кажется, он даже не вздрогнул, услышав эту угрозу…

Андре опять затаил дыхание. Он нащупал под рубашкой гладкую вощанку. Сейчас, наверно, самое время подойти к Улли.

Однако Андре не двинулся с места.

Мужчина скрылся в подъезде. Улли поднял мопед с земли и снова водрузил его на подставку. Он провел рукой по вмятинам и даже вынул носовой платок, чтобы обтереть машину. Потом он подошел к своему велосипеду и в нерешительности остановился около него понурив голову. И сейчас еще Андре мог бы спрыгнуть вниз. Улли медленно вывел велосипед со двора.

Андре слез на землю и потянулся что было силы: все тело у него затекло от долгого сидения на дереве. Он пересек двор, с опаской ожидая, что встретит кого-нибудь, либо отца Улли, либо мать. Выбираясь из полутемного подъезда, он еще не знал, что ему делать дальше. Все вышло совсем не так, как он задумал. Сцена, разыгравшаяся во дворе, сбила его с толку. Ему захотелось выбросить вощанку и пойти домой. Он даже больше не чувствовал голода…

Неподалеку от пятиэтажки Андре наткнулся на Улли. Он сидел на груде старых кирпичей. Рядом с ним лежал велосипед. Улли сидел опустив голову и теребил руками травинки. Андре заколебался: заговорить с ним или нет? Он видел, что Улли совсем подавлен. Все же он не ушел. Улли не сразу заметил его. А когда заметил, на лице его поначалу выразилось изумление и растерянность. Потом на этом лице проступил холод, мрачное высокомерие, точно таким Улли запомнился Андре во время их недавней встречи у ворот мыловаренной фабрики.

— Опять ты здесь? — сказал Улли.

— Да, опять.

— Скоро ты от меня отвяжешься?

Андре вытащил из-за пазухи вощанку и протянул Улли. Тот взял бумагу в руки, внимательно осмотрел ее и разгладил ладонями. Потом поднял глаза и пробормотал:

— Ну и что, это вощанка, из мастерской Мюллера.

— Мне дала ее сама фрау Мюллер, — сказал Андре.

— Ты и там побывал? Что тебе от меня нужно?

— Сам знаешь что.

Улли снова разгладил бумагу: казалось, она нужна ему для какого-то очень важного дела. Его поведение удивило Андре. Он глядел на понуро опущенную, с черными прядями волос голову Улли, и ему вдруг стало его жаль. Он уже ни капельки на него не злился.

Улли встал — теперь он снова был на голову выше Андре — и вернул мальчику вощанку.

— Да, это я взял компас. Глупо, конечно, и подло. Я и сам не пойму, как это получилось. Я тогда был сам не свой. Компас-то уж давно висел в каморке у бабушки. Я и не знал, что это такая ценность. Я только тогда, в бассейне, узнал. А к тому времени я его уже продал. За пятнадцать марок. Нелегко было получить его назад. Знаешь, я так был рад, что мне это удалось. Ты не говори Бухгольцам, что я взял компас. Лучше я сам им скажу. Или напишу, если смелости не хватит сказать. Я ведь все равно уеду отсюда.

Признание Улли тронуло Андре. К тому же Улли говорил с ним как с равным, хотя и был старше на целых три года. Андре спросил:

— Ты потому хочешь уехать, что с отцом не ладишь?

— А ты откуда знаешь? — удивился Улли.

— Я ведь все видел, что у вас во дворе было. Я на дереве сидел: караулил тебя. Здорово я на тебя был зол!

— А, ты на каштане сидел! Наверно, залез на крышу сарая, а оттуда на дерево, да?

— Да.

— Точно, там хорошо сидеть, — задумчиво проговорил Улли. — Отличное место.

— А что, ты и сам там прятался?

— Да, прежде, когда поменьше был.

— Куда же ты поедешь?

— Не знаю еще, — сказал Улли. — У меня друзья есть. Потом, в нашем доме старик один живет, он мне поможет.

— Это дядя Альберт?

— Ты и его знаешь? — спросил Улли.

— Да. Я ведь еще утром приходил к тебе во двор. Хотел фамилию твою узнать и где ты работаешь. Марину или бабушку я спрашивать не хотел.

— Почему же ты не сказал им, что заподозрил меня? — спросил Улли.

Андре задумался, потом сказал:

— Я уже столько раз попадал впросак, когда высказывал подозрение. А на тебя я подумал только сегодня утром. Я видел, как ты мчался на велосипеде из поселка.

— А я тебя не видел. Я был так рад, когда мне удалось вернуть компас Бухгольцам; я все боялся, что Марина или бабушка меня заметят.

— Одно только не пойму: зачем ты его вообще брал, — мрачно проговорил Андре.

Улли опустил голову, затем встал и взялся за руль велосипеда.

— Давай пройдемся немного.

Он повел велосипед за руль. Андре зашагал рядом. Оба молчали. Летний день уже клонился к концу. Жара спала, и солнце больше не слепило глаза. Скоро они забрели в такие места, куда Андре с Мариной ни разу не ходили во время прогулок. Казалось, Улли просто шел куда глаза глядят.

В конце улицы был небольшой сквер. Там у скамейки толпилась молодежь, гремела музыка из транзистора. Улли остановился и посмотрел на компанию у скамейки. Затем повернулся и пошел в противоположную сторону.

— Это приятели мои, — объяснил он Андре, — только сейчас мне неохота к ним идти.

Андре оглянулся: кажется, там была та самая девочка, которая сегодня приходила во двор вместе с Улли.

— Это твоя подружка? — спросил Андре.

Тут Улли тоже оглянулся.

— Вон та светленькая, что ли?

— Ну да. Она ведь тоже приходила с тобой к вам во двор.

— А мы еще со школы знакомы. Ничего, толковая девчонка. Что ж, может, она мне и подружка. Как хочешь, так и называй. Она в типографии учится, на линотиписта. Я тоже хотел учиться на линотиписта.

Андре удивился:

— На линотиписта? Почему?

— А почему бы и нет? Я страх как люблю читать, Эльвира тоже. Вот мы и хотели работать в типографии. Многие великие люди в юности работали в типографии.

— Почему же ты сейчас не учишься на линотиписта?

— Отец против, — мрачно сказал Улли. — Это несолидная профессия, говорит, работа для дураков. Так вот он выражается. А против он только потому, что этого хочу я. Ему надо, чтобы все было по его команде. Сам он работает в трамвайном парке. Он думал и меня туда определить, чтобы я приучался к порядку. А я не хотел вовсе в трамвайный парк. Ему бы все только мной помыкать.

— Почему он такой, отец твой? — спросил Андре.

Улли ничего не ответил. Они подошли к скамейке, которая была со всех сторон окружена кустами. На ней никого не было. Улли прислонил к ней велосипед и сел.

— Садись, Андре, — предложил он, — или, может, ты спешишь?

— Нет, не спешу, — сказал Андре. Но тут же вспомнил, что сегодня его предпоследний вечер в этом городе. Он подумал про Марину, и ему показалось странным, что он сейчас как ни в чем не бывало сидит рядом с похитителем компаса. А ведь сколько дней, сколько сил потратили они с ней на поиски вора. Чудно все это, даже поверить трудно.

— Хороший у тебя отец? — неожиданно спросил Улли.

— Мой отец? — удивился Андре.

— Да, — нетерпеливо кивнул Улли. — Я спрашиваю, какой он.

— Конечно, хороший.

— Почему это «конечно»? Думает он о тебе? Можешь ты вот просто так подойти к нему и поговорить по душам?

Андре смотрел на него с нескрываемым удивлением.

— Я могу прийти к отцу с чем угодно. Он всегда со мной поговорит. И не только со мной. Нас в семье трое.

— А нас двое, — сказал Улли, — и брата отец очень любит. Только я малышу не завидую. Он славный парнишка. Я сильно буду скучать по нему, когда уеду.