– Где профессор Рогальский?
Ему ответили:
– Рогальский? А он в могиле!..
Из-за Рогальского и я пережил однажды несколько жутких минут.
Когда я присутствовал при вскрытии одной из могил, Рогальский поднял найденный им череп, внимательно осмотрел его, а затем вытряхнул оттуда какой-то небольшой коричневый комок.
– Подержите, пожалуйста, – сказал он.
– Что это? – спросил я, беря комок в руку.
– Высохший мозг...
Профессор сказал это с улыбкой, ожидая соответствующей реакции. Должен сознаться, что я чуть не выронил комок на песок. С трудом удержался, чтобы не кинуть его.
Сегодня под церковью был обнаружен коридор. С виду он кажется совершенно пустым, а обследовать его более тщательно нельзя, так как древняя стена грозит обвалом. Впоследствии, когда археологи захотят проверить, что находится под церковью, стену придется разобрать. Это сделают – если позволит время – тогда, когда все фрески будут уже сняты со стен.
После завтрака работы возобновляются и должны продолжаться до половины второго. Но неожиданно возникает помеха. Перед домом выстраивается очередь одетых во все черное нубиек. Когда я выхожу из столовой, среди женщин возникает паника. Они отворачиваются и закрывают лица. Понимаю, я чужой, они еще ни разу меня не видели. Однако почему они прикрывают лица, ведь в Нубии женщины не носят чадры?
Тут подходит повар Мохаммед и указывает рукой на висящий у меня на груди фотоаппарат. Я прячу его, и женщины снова выстраиваются в очередь. Их восемь, очередь, как в страховую кассу. Женщины пришли за медицинским советом. Они являются обычно после полудня, впрочем, для здешних жителей время – свое и чужое – не проблема. Времени у них много. Зато врача в Фарасе нет.
В этих условиях европейским археологам приходится самим заниматься врачеванием. Среди них, впрочем, тоже нет медиков, но в лагере есть солидный запас лекарств. Есть у археологов и здравый смысл, позволяющий им излечить не одну серьезную болезнь. Лечить местных жителей очень легко. Они никогда не принимали никаких лекарств, а поэтому обыкновенный полопирин творит здесь чудеса. Я был свидетелем, как женщине, жаловавшейся на продолжительные боли в области печени и много дней уже не встававшей с постели, дали новальгин. Было решено в то же время, в случае если боли возобновятся, направить ее в больницу в Вади-Хальфе. Однако уже на следующий день ее муж явился в лагерь, рассыпаясь в благодарностях. Больная встала с постели, боли прекратились. Мы подумали тогда, что это результат самовнушения, слепой веры во всемогущество наших порошков. Мы полагали, что не позднее следующего дня боли появятся вновь. Но они не появились. По селению разнеслась весть еще об одном чудесном исцелении.
Однажды явились трое полицейских с пограничного поста, находящегося на расстоянии нескольких сот метров от нас. Они кашляли, жаловались на слабость, не знали, что с ними, и потеряли интерес к жизни. Мы дали каждому из них по пять таблеток акрона. Опасались, однако, что безрезультатность лечения может осложнить наше положение. Как-никак полиция всегда остается полицией. Но уже на следующий день не было конца благодарностям.
Другой раз я стал свидетелем того, как одной инъекции пенициллина оказалось достаточно, чтобы вылечить тяжело больного человека. На руке у этого пациента были страшные нарывы, из которых сочился гной. Трудно было установить причину заболевания, от самого больного ничего нельзя было узнать.
– Так случилось, – твердил он только, – так захотел Аллах.
Казалось, лишь ампутация в состоянии спасти его. Ему сделали укол пенициллина и велели прийти на следующий день. Мы надеялись, что, убедив больного в ограниченности наших возможностей, сумеем направить его завтра в больницу. Однако на следующий день не понадобились уже ни больница, ни ампутация. Случилось то, чего никто из нас не ожидал: рука начала заживать! Только один человек был уверен в этом с самого начала – сам больной нубиец. После второго укола нарывы полностью зажили.
Итак, польская экспедиция снискала себе в окрестностях Фараса такую же громкую славу в медицине, как и в археологии. Не обходится, однако, и без злоупотреблений. Некоторые пациенты являются лишь для того, чтобы хитростью выманить несколько порошков. Они продают их затем в «хилтонах». Польский полопирин считается там большой ценностью.
Археология, таким образом, оказывается замысловатой профессией. Она требует знакомства с методами раскопок, глубоких знаний в области истории данной страны, ее материальной культуры, архитектуры, скульптуры, керамики, знакомства с древними языками, письмом и обычаями, умения ориентироваться в нумизматике и античном праве, в истории религии и кораблестроении, в военном деле и антропологии. Кроме того, она требует всесторонних дипломатических способностей, чтобы уметь поддерживать хорошие отношения с правительствами стран, где приходится производить раскопки; сноровки в банковском деле, чтобы справляться с непрерывными финансовыми осложнениями; лингвистических способностей и умения вести себя в обществе, чтобы обеспечить хорошие отношения с местным населением, без доброжелательства которого нельзя было бы вести работы. Нужно быть специалистом по вопросам транспорта и улаживанию таможенных формальностей. Нужно уметь фотографировать и делать архитектурные чертежи. Надо также уметь лечить людей.
Чрезвычайно важно поддерживать хорошие отношения с местным населением. Нельзя стать хорошим археологом, не относясь доброжелательно к людям. А ведь столковаться с ними нелегко. Нубийцы весьма честные люди и не настроены враждебно к чужеземцам. Но они также очень горды, и их легко обидеть. Нужно приспособиться к их обычаям, складу ума и даже к манере спорить. Вот один из примеров. Все мы понимаем, как неприятно забираться в переполненный автобус, и знаем, как это происходит в Польше. А вот как выглядит такая сцена в одном из селений близ Вади-Хальфы, где проходит автобус – этакая допотопная развалина, руль которой прикреплен проволокой и в которой рычаг переключения скоростей подпирается вилкообразной палкой, так как иначе он вывалился бы на первом же ухабе. Автобус курсирует редко, всегда донельзя переполнен, так что пассажиры едут на крыше. Но вот какой-то человек в посеревшей от грязи джибе поднимает руку. Автобус останавливается. Прохожий обращается к водителю:
– Ради Аллаха, брат, захвати меня с собой!
– О Аллах, не могу взять тебя, нет места...
– Все же возьми меня ради Аллаха, – продолжает неугомонный пешеход, – я должен ехать, ведь я обещал Али быть в Вади!
– Я охотно взял бы тебя, и поверь мне, что мне неприятно отказывать тебе, но у меня нет места. И мне некогда с тобой разговаривать, так как я очень спешу.
– Возьми же меня, мне необходимо ехать.
– Я охотно взял бы тебя, конечно, но ведь видишь сам, что нет места.
– Ради Аллаха, возьми меня!
– О Аллах! Никак не могу!
– Но я должен ехать. Иначе что же я скажу Али?
– Брат! У меня нет места, и я очень тороплюсь.
– Ради Аллаха, возьми меня.
– О Аллах, не могу!
– Что же мне сказать тогда Али?
– Прекрасно понимаю тебя, но видишь сам, что никак не могу...
– О Аллах, сделай, чтобы этот человек перестал мне противиться!
– О Аллах, сделай, чтобы этот человек перестал ко мне приставать!
– Так ты не хочешь меня взять?
– О Аллах, не могу!
– Да будет обмаран тогда твой дом!..
Автобус трогается, а проехав с километр, вновь останавливается, потому что уже кто-то другой так же машет рукой. Спор повторяется.
А мы, привыкшие к тому, что подобные споры разрешаются значительно быстрее, вынуждены признать, что в Африке, как и на Востоке, время не принимается в расчет, хотя о нем и говорят порой.
Об этом надо всегда помнить. Особенно потому, что у археологов, работающих в Нубии, которая вскоре уйдет под воду, каждый день на счету.
А сегодня как раз нам помешали работать. Очередь облаченных во все черное женщин терпеливо дожидается медицинской помощи. Отказать им нельзя, поэтому приходится отложить все другие дела.
