— Вероника! Ужас! — Она была возбуждена, как испуганная птичка. Кризис, похоже, имел масштабы землетрясения. — У тебя найдется немного красного вина?

— Да, Урсула, успокойся. — Когда Вероника открывала дверцу буфета, в ее размеренном голосе еще слышались возбужденные нотки, вызванные, очевидно, привычным появлением женщины. — Сколько тебе нужно?

— Только чтобы сделать петуха в вине. Я могла бы поклясться, что у меня есть немного, но когда посмотрела…

— Вот. — Вероника протянула ей полбутылки. — Теперь у тебя есть все?

— Думаю, да. Я уже наполовину приготовила, когда поняла… Спасибо. Ты опять спасла мне жизнь… — Она заметила Мальтрейверса и смущенно замолчала. — О, простите, я не сообразила, что прерываю вас.

— Я говорила тебе, что у нас гости, — сказала Вероника. — Это Гас, друг Стефана, из Лондона. Гас, это Урсула, моя золовка.

— Здравствуйте. — Мальтрейверс встал и протянул руку. Урсула подала свою, все еще держа в ней бутылку, но потом как-то сразу справилась с волнением.

— Здравствуйте. Приятно познакомиться. Сколько вы… — Она отдернула руку, как от раскаленного железа. — О Господи! Я же все оставила на столе в кухне! Кошка съест! Мне нужно бежать! Спасибо, Вероника!

Она исчезла так же, как и появилась, — похожая на вихрь, стиснув в руке бутылку вина, будто боясь уронить ее. Совершенно не выведенная из своего привычного состояния этим визитом, Вероника принялась свертывать чайное полотенце, будто ничего и не произошло.

— Надеюсь, кошка что-нибудь да оставила, — заметил Харт. — Она наша ближайшая соседка. А кошки-то, возможно, и нет в доме. Урсула живет в постоянном кризисе. Всегда ждет чего-то плохого — обычно так и случается. Мы привыкли к этому. Есть объяснение, почему у нее нет вина. Все алкогольные напитки в ее доме имеют тенденцию исчезать…

— Гаса не интересуют семейные сплетни, — спокойно заметила Вероника.

Мальтрейверс увидел, что она предостерегающе взглянула на мужа, как бы закрывая эту тему. Да, Урсула пила, и Вероника могла бы расценивать это как человеческую слабость. Но люди с такой внутренней силой и усмиренными эмоциями, как у нее, часто бывают не в состоянии понять — или простить — любого рода неспособность управлять своей жизнью. Для нее это была глупость, о которой не стоило и думать. Мальтрейверс понял это и дипломатично сменил тему разговора.

— А не прогуляться ли нам? — сказал он Стефану. — Как насчет экскурсии по деревне за пятьдесят пенсов?

— Конечно. — Стефан допил чай. — Ужин будет около семи.

— Спасибо, — ответил Гас. — Ну, до встречи, — кивнул он Веронике.

Закончив работу на кухне, она вышла из комнаты и поднялась наверх, чтобы приняться за следующее дело, стоящее в списке на этот день, — распорядок ее жизни был организованным. Мальтрейверс и Стефан вышли из дома через парадную дверь. Мишель не обратила на них внимания, не шевельнулась, когда они проходили мимо.

— Не думаю, что ты будешь благодарен мне за свой приезд, — промолвил Стефан, едва они вышли за церковную стену. — Но здесь стало тяжко, и я почувствовал, что мне нужна чья-то помощь.

Разговор начался внезапно, и Мальтрейверс понял, что, какая бы причина ни побудила Стефана пригласить его, она и в самом деле была серьезной, как он заключил из его письма. Когда-то председатель студенческого союза в «кирпичном» [5] университете, член левого крыла лейбористской партии, энергичный учредитель фонда помощи фронту, Стефан Харт являл собой классический пример радикала, бунтарский пыл юности которого впоследствии сгорел дотла. С точки зрения правоверных, он продался, но другие сказали бы, что он просто повзрослел, и не более того. Он утратил свою горячность, стал более уравновешенным: теперь его не могли тревожить вещи, которые на первый взгляд казались Мальтрейверсу чуть ли не озорством.

— Как долго это продолжается? — спросил он.

— Началось в мае, хотя вначале я не обратил внимания. — Стефан мрачно улыбнулся. — Тогда это показалось безобидным. Я не мог рассказать в письме обо всех деталях, так что посвящу тебя во все с самого начала.

Они достигли дороги, идущей через Медмелтон, и Стефан повел его по узкой пешеходной тропинке над речкой, к кладбищу Святого Леонарда.

— Ты ведь знаешь о Древе Лазаря, под которым было найдено тело Патрика Гэбриля, не так ли? — спросил он, когда они оказались на церковном дворе.

— Да, действительно, я даже остановился посмотреть на него, когда ехал сюда.

— Ну так это там и случилось. — Они дошли до сладкого каштана, и Стефан присел, показывая на расщелину, из которой рос ствол. — Бернард Квэкс, наш пастор, нашел здесь дешевую пластиковую куклу. Такую можно купить в любом магазине. Странным в ней оказалось то, что на ее лице были нарисованы усы.

— Может быть, игрушку потерял ребенок? — предположил Мальтрейверс. — Многие дети имеют наборы красок и разрисовывают все подряд.

— Возможно, — согласился Стефан, выпрямившись. — Но кукла оказалась совершенно новой. На ней сохранился даже ярлык с ценой.

— Что сделал твой пастор, когда нашел ее?

— Упомянул об этом в случайных разговорах с людьми и забыл.

— Он сохранил куклу?

— Да, и теперь это часть целой коллекции. Прядь волос, старый флакон из-под духов, в котором находится нечто, напоминающее высохшую кровь, пучок диких цветов — все это регулярно появлялось на том же месте.

— Ты уверен, что в пузырьке была кровь? — спросил Мальтрейверс.

— Нет, не совсем. Хотя я мог бы взять это в школу, чтобы кто-нибудь из учителей проверил.

— Конечно, лучше проверить. Это может оказаться чем угодно… Но даже если это кровь, все-таки это может быть не более чем детская игра, ведь так? Местные дети — любители заниматься тем, что они называют колдовством. Это происходит оттого, что они в нежном возрасте, когда наиболее впечатлительны, начитались Стивена Кинга. Это пройдет.

— Я знаю, что так и будет, — согласился Стефан. — Но это тянется уже четыре месяца. Дети обычно не отличаются подобным постоянством. Они занимаются этой гадостью какое-то время, а потом теряют интерес.

— Есть ли тут какая-то закономерность? Ну, например, это происходит всегда в один и тот же день каждый месяц?

Стефан покачал головой.

— Нет, кажется, это случается ночью, потому что в последний раз Бернард вышел поздно и проходил мимо дерева около полуночи. Он уверен, что тогда там ничего не было, но наутро появились цветы.

— Это могло произойти и не ночью, — подчеркнул Мальтрейверс. — Если иметь в виду каких-то детей, живущих неподалеку, они могли проскользнуть туда ранним утром. — Он внимательно посмотрел на Стефана. — Мне нужно получить от тебя побольше информации. Ты ведь вызвал меня в Медмелтон не для того, чтобы поговорить о глупых играх на церковном дворе. Скажи, что тебя беспокоит больше всего?

Несколько мгновений Стефан смотрел на тайник у подножия дерева.

— Боюсь, что Мишель замешана в этом.

— А что заставляет тебя так думать?

— Я видел ее здесь, на церковном дворе, пару раз по вечерам. Летом. Она ничего особенного не делала, но это ведь не такое место, куда она обычно ходит. Обычно Мишель болтается по округе с другими детьми или заходит к кому-нибудь послушать записи. И уже давно прекратила всякие отношения с церковью.

— Ты пробовал поговорить с ней об этом?

— Пустая трата времени! Она вообще не стала разговаривать со мной.

— А как Вероника? — поинтересовался Мальтрейверс. — Она обеспокоена?

— Нет. Я просил ее поговорить с Мишель, но она сказала, что тут ничего серьезного.

— Возможно, она права.

— А может быть, и нет. Я знаю, ты думаешь, я непоследователен, и я сам надеюсь, что смогу убедиться в этом. Но… не знаю. Медмелтон загадочен. Эта деревня словно сошла с почтовой открытки, но в ней полным-полно тайн. — Стефан обвел рукой могильные памятники, окружавшие их. — Тут покоятся люди, похороненные еще во времена Тюдоров, и те же фамилии сегодня можно отыскать в телефонном справочнике. Здесь не было до тридцатых годов водопровода, и только после второй мировой войны приезжие из Эксетера начали его устанавливать. Это место будто на веки вечные выпало из потока времени.