Рейнебот плюхнулся на стул и заложил палец за борт кителя.
— Какая пакость! — яростно проскрежетал он.
Он не мог усидеть на месте и снова вскочил. Шмякнул фуражку об стол.
— Что с нами будет?
Клуттиг попытался взять насмешливый тон:
— Ты, кажется, собирался податься в Испанию?
— Ах, Испания…
Рейнебот сделал капризное движение рукой. Клуттиг затянулся сигаретой.
— А сейчас ты, видно, хочешь дать волю нервам?
— Дать волю нервам? — Рейнебот ядовито рассмеялся.
Вдруг он отошел от Клуттига и остановился перед картой.
Два дня назад военное командование передало, что англичанам и американцам после шестидневных усилий удалось расширить свое предмостное укрепление до Бохольта, Боркена, Дорстена и ворваться в Гамборн. А нынче утром поступили новые сообщения: «Крепость Кюстрин после упорной борьбы пала под натиском превосходящих сил противника…»
Большевики!
За эти дни на Западном фронте всплыли совершенно новые названия. На севере бои, по-видимому, шли уже под Падерборном. С юга удар был направлен из долины Лана в сторону курорта Трейзы, Герсфельда и Фульды.
Американцы!
Трейза — это путь к Касселю. Фульда — прямая дорога к Эйзенаху. Глаза Рейнебота, как беспокойные мухи, бегали по карте.
— Ну и мерзавцы!
Его лицо исказилось. Оно как будто раздалось вширь.
— Так-то, мой милый!.. — обратился он опять к Клуттигу. — А наш дипломат уже готовится к приему. «Прошу пожаловать, господа! Прошу вас: еврейские подонки, большевики, все в вашем распоряжении!» — Он выпятил нижнюю челюсть и уродливо оттянул верхнюю губу, — Пакость!
Внезапно он переменил тон.
— А в карцер мы все-таки засадили не тех!
Клуттиг от неожиданности даже забыл поднести сигарету ко рту.
— Не тех? Ну, знаешь…
Рейнебот раздраженно заговорил:
— Собаки молчат! Надо еще раз взяться за вещевую команду и хорошенько прощупать ее. Там, наверно, найдется один, который наложит в штаны. Он-то нам и нужен!
— Хочешь опять идти в вещевую камеру? — удивился Клуттиг.
Рейнебот взмахнул рукой. Видно было, что она дрожит.
— Одним нам уже не справиться. Времени не хватит. Привлечем гестапо.
Он бросил это слово, как нож. Клуттигу стало не по себе.
— Ты заходишь слишком далеко! Довольно и того, что мы заварили эту кашу на свой страх и риск. А тут еще гестапо! Если об этом узнает начальник лагеря…
Рейнебот гордо выпрямился перед Клуттигом.
— И такой человек хотел сам стать со временем начальником лагеря!.. Впрочем, завтра мы все равно будем бегать в штатском тряпье — если успеем переодеться. Но пока я ношу этот мундир…
Он замолк, встав в вызывающую позу. Клуттиг снова почувствовал превосходство этого юноши над собой. Бывшему владельцу плиссировочной мастерской стало на миг не по себе в кителе гауптштурмфюрера.
— Что ж, хорошо, — решил он, — гестапо так гестапо!..
Работники команды, чувствуя на себе недреманное око высшего лагерного начальства, были готовы к тому, что в любой час может грянуть новая беда. Тем не менее вторичное появление Клуттига и Рейнебота поразило их, как неожиданный удар. Им приказали немедленно построиться. Даже Цвейлинг был так смущен приходом своих коллег, что в трусливом ожидании не сводил с них глаз. Не заденет ли это посещение и его? В заднем ряду стоял Вурах. Он наблюдал за происходящим с тайной усмешкой, ведь у него-то было отличное алиби. Розе стоял в первом ряду. Он побелел, как мел, и старался побороть дрожь в руках и ногах. Пиппиг стоял на месте Гефеля. Выйдя на шаг вперед, он доложил:
— Команда вещевой камеры построилась.
— Новый капо, не так ли? — спросил Рейнебот, обращаясь неизвестно к кому, и пошел по рядам. Клуттиг последовал за ним.
В голове у Пиппига проносились догадки о причине опасного визита. Неужели Гефель… Эту мысль Пиппиг загнал в самый дальний уголок сознания. Вурах, Цвейлинг? Взор Пиппига скользнул по лицу Цвейлинга. Не его ли рук это дело?
Цвейлинг застыл на месте, так же как и заключенные.
Рейнебот ходил по рядам и мысленно отмечал каждого заключенного, которого он собирался изъять. Испуг на окаменевших лицах, мертвая тишина в помещении, где слышался только скрип его шагов: раз — два, раз — два, его собственное молчание — все это доставляло Рейнеботу наслаждение. Он упивался своей властью. Вокруг рта залегла складка тщеславия. «Стоит этим болванам нас увидеть, как они того и гляди в штаны напустят от страха. Если бы они знали, что и мы недалеки от этого!..» — цинично посмеивался над самим собой Рейнебот. А заключенный Пиппиг в это время думал: «Вот вы видите, что мы стоим неподвижно, строго держа строй, и воображаете, что мы вас боимся. Подождите малость! Вы сами уже готовы наделать в штаны. Недолго тебе еще барабанить пальцами по кителю, подлая рожа!..»
Седьмой ряд — прямо от среднего окна…
Раз — два… раз — два…
Перед Розе Рейнебот остановился. Он заметил испуг, плясавший у того в глазах. «Этот, кажется, подойдет!»
Потянув за пуговицу куртки, Рейнебот вытащил Розе из ряда.
— Вы пожилой и разумный человек. Как вы могли впутываться в такие глупые истории?
— Господин комендант… у меня… Я ничего не знаю… ровно ничего…
Рейнеботу стало весело. Он представил себе, что держит Розе за шиворот и тот болтается в воздухе. Да, этот ему и нужен!
— У вас или не у вас и знаете вы или не знаете — это еще выяснится.
Рейнебот оттолкнул Розе в сторону. У того душа ушла в пятки.
— Господин комендант… я право же не…
«Еще слово, и я схвачу его за горло!» — подумал Пиппиг, дрожа от негодования. Рейнебот круто повернулся к Розе.
— Молчать! Свинья!
Окрик прозвучал, как разрыв снаряда. Следующего Рейнебот мягко поманил пальцем и молча дал ему знак подойти к Розе. Этим следующим был Пиппиг. Он вышел из ряда, стал подле Розе и, улучив миг, ткнул его в спину. Пиппиг весь кипел от гнева.
Неожиданно в шестьдесят первый барак явился Кремер.
Малыш сидел на полу за нарами. Цидковский хотел было накинуть на него одеяло, чтобы скрыть от лагерного старосты, но тот махнул рукой.
— Оставь! Я все знаю.
Посыльный принес ему от Риомана бутылку молока и печенье. Кремер извлек все это из карманов и хотел дать ребенку. Но почему-то ему вдруг стало неловко, и он отдал припасы Цидковскому.
— На!
Цидковский с горячей благодарностью принял эти сокровища. Его лицо в глубоких морщинах сияло от радости. Он спрятал драгоценности в постель на нарах.
Кремер подошел к ребенку. Мальчик смотрел на большого, серьезного человека теплыми бархатными глазами молодого несмышленого животного. Но Кремер в этом детском лице видел отражение уже зрелых мыслей, и это его потрясло.
Кремер огляделся. Передняя часть помещения была оборудована под амбулаторию. Здесь стояли простой стол, несколько стульев, на этажерке — склянки, банки с мазями, несколько ножей, ножницы — самые необходимые материалы и инструменты для лечения ран.
— Где ты прячешь ребенка в случае опасности?
Цидковский, улыбнувшись, успокоительно покачал головой.
— Нету. Сюда никто ходит. Ни врач, ни эсэс. Дитя быстро шмыг-шмыг под нары.
Цидковский рассмеялся. Кремер же рассердился и стал его пробирать.
— Нет опасности? Да что ты знаешь? Только что из вещевой камеры уволокли половину команды! Подлецы ищут ребенка. Стоит им из одного-единственного выколотить правду о том, где мальчик, как они нагрянут сюда и начнут ползать по всем углам. Что тогда? Ну?
Цидковский вдруг осознал опасность и разволновался. Схватив малыша на руки, он прижал его к себе, словно защищая.
— Куда? — страдальчески произнес он, глядя на Кремера глазами затравленного зверя.
— Да, куда? — загремел Кремер. — Защитники, называется! Об этом надо было позаботиться прежде всего! Ребенок не игрушка, черт побери!
Цидковский почти не слушал упреков Кремера, он искал подходящий тайник. Мысль спрятать ребенка среди больных была сразу же отброшена. Оставалось только это помещение. Но где здесь надежный уголок?
