– Она славное готовит жаркое, – в конце концов произнес Йен, – а пироги еще лучше.

Арни Сельмо так и стоял с рюкзаком на спине, пока Иен снова не постучал в дубовую дверь, на этот раз сильнее.

Никакого ответа. Арни покачал головой. Нет, явно в этих местах не все в порядке.

Черт бы тебя побрал, старина, да ты ведь уже и вправду старина , мелькнуло у него в голове. Впрочем, сейчас Арни чувствовал себя моложе, чем в двадцать-тридцать лет. Утром он проснулся с ощущением некой скованности в теле, но боли не было. Арни помнил, как по утрам просыпался, проведя беспокойную ночь под боком у Эфи в последние ее месяцы, сквозь сон чувствуя, как бедняга ворочается в полузабытьи, даруемом смесью из снотворного и болеутоляющего. Тогда ему и в голову не приходило задать себе вопрос, где у него покалывает.

Но здесь все оказалось по-другому – боль действительно исчезла.

Он продрых всю ночь на парочке одеял, наскоро расстеленных на холодной земле, потом прошагал несколько часов кряду, неся носилки, и теперь чувствовал себя…

Прекрасно! Он чувствовал себя просто прекрасно! Дьявол, он даже порой забывал и об Эфи, и о том, как ему ее недостает. Арни сконфуженно смутился.

– Эй! – крикнул Йен. – Есть кто-нибудь дома?

Молчание.

– Может, все же попытаться войти? – полушутя-полусерьезно предложил Арни. Сам бы он ни за какие блага мира не проник самовольно в чужой дом.

– Нет, – покачал головой юноша.

Если ты возвращаешься домой, а двери на запоре, вполне можно просунуть башку в дверь и завопить что есть мочи: «Эй, где вы там все?»

Иное дело здесь. Тут тебе не Хардвуд, где, наверное, и нет таких, кто запирал бы двери – а вдруг соседу понадобится зайти?

– Нет уж, избави Бог, – добавил Йен.

Ивар дель Хивал закивал, явно с ним соглашаясь.

– Зайти в дом к Древнему без его согласия? Думаю, для самоубийства есть масса других возможностей. Попроще.

Ивар дель Хивал тем временем отвязал Осию от носилок и сейчас помогал ему встать на ноги. Осия стоял, пошатываясь с непривычки, будто пытаясь побороть колебавшуюся под ним землю. Здоровой рукой он ухватился за стену хижины.

– Никого нет дома. – В глазах старика мелькнула озабоченность. – Йен, прошу тебя, посмотри в загоне, там ли Слейпнир и Сильвертоп.

– Слейпнир? – ухмыльнулся Арни Сельмо. – Что же, Харбард дал своей лошади то же имя, что и Один своей?

– Не совсем, – улыбнулся Йен. – Но почти.

– На нее нужно взглянуть.

Арни направился вслед за Йеном по тропинке, ведущей от хижины, к загону на берегу реки.

– Странный загон – выходит прямо к воде?

– А он здесь не для того, чтобы удержать Слейпнира и Сильвертопа. Да их и не удержишь.

Земля в загоне была истоптана копытищами величиной с добрую суповую тарелку, лишь небольшой кусочек у самой воды был аккуратно прибран граблями – там остались лишь отдельные следы и несколько подозрительно объемистых кучек лошадиного навоза, над которыми роились мухи.

Лошадей нигде не было видно, но внизу у берега реки была еще и хорошо укрытая от посторонних глаз пещера, может быть…

– Слейпнир, Сильвертоп! – громко позвал Йен.

И тут же в ответ раздался топот копыт, будто на них несся целый табун.

Но это был не табун. Жуткий топот исходил от одного огромного создания. Серое, в темно-серых же пятнах, Длинная грива в беспорядке, спутанный волос местами сбился в комки… И у него было восемь ног. Все они двигались на удивление слаженно, в странном ритме четыре на четыре. Создание направлялось прямо к ним, остановившись лишь в метре от ограды. В его глазищах не было и следа обычной нежной кротости лошадей, зато сверкали энергия и разум. Арни Сельмо предусмотрительно отступил на шаг.

– Боже правый! – вырвалось у него.

– Угу, – кивнул Йен. – Привет тебе, Слейпнир, – приветствовал животное юноша, пытаясь говорить непринужденно. – Вот, пришли проведать.

Лошадь громоподобно всхрапнула в ответ.

– Кто там? – каркающе осведомился кто-то позади них. – Вот так сюрприз! Глазам своим не верю!

Арни Сельмо круто повернулся.

На пне дерева, сложив крылья и устремив на пришельцев скептический взор, восседал ворон.

Йен лишь улыбнулся птице, будто увидев старого приятеля.

– Ты – Хугин или Мунин? – поинтересовался юноша.

– Мунин, – ответил ворон. – Память. Мунином звали меня всегда, и Мунином вечно я останусь. А ты Йен Сильверстоун? Или Йен Сильверстейн? Ответь мне на своем языке или на моем.

– Зови меня и так, и так, – ответил Йен. – Джег стар тилл динаб дерес дженест.

Какого черта парню вздумалось предоставлять себя в распоряжение ворона?– мелькнуло в голове у Арни.

И тут Арни Сельмо будто током ударило – Йен изъяснялся на языке, мелодичностью напоминавшем норвежский, хотя раньше он подобного не слышал. Как же в таком случае догадался, что имя птицы означает «память»?..

Минуточку-минуточку, птица ведь и слова не произнесла по-английски! Она говорила на берсмале. Однако Арни понял ее, даже не задумавшись!

Йен внимательно смотрел на него, чуть склонив голову набок, будто невольно копируя странного ворона.

– Похоже, сработало… – произнес он.

– Даже если бы не получилось с вами, в любом случае получилось со мной, – прокаркал ворон на сей раз по-английски, с едва заметным британским акцентом. – Слышаны мною эти слова прежде, а к чему память, если не к тому, чтобы не забывать?

Услышав какой-то звук позади себя, птица обернулась. Повернул голову и Арни – Ивар дель Хивал вместе с Осией спускались вниз по тропинке. Осия положил руку на плечо Ивара, тот поддерживал его.

– Вижу тебя, Орфиндель, – произнес ворон, когда оба подошли. – Помнится, раньше ты был жирнее. Возраст ли твой наступает тебе на пятки, или дело в другом?

Осия кивнул в ответ:

– Вот и ты, Мунин. Мы пришли, чтобы…

– Знаю я, зачем вы пришли, – раздался сзади громоподобный голос.

Шагов по гравию никто не услышал – из-за шума воды.

Опершись на копье, стоял человек.

Возраст незнакомца угадать было невозможно. Волосы и борода поседели, лицо обветрилось, словно старая кожа, зато стать прямая, уверенная, как у молодого. Из-под накидки с капюшоном виднелись лишь глаза, немигающим взором уставившиеся на пришельцев.

– Чтобы я подлечил Орфинделя. Причем во второй раз, молодой Йен Сильверстоун, – продолжал он, обращаясь только к Йену, будто не замечая остальных. – Но я приветствую тебя, хотя в гости и не звал.

– П-приветствую тебя и я, Харбард, – запинаясь ответил Йен. Слова давались с трудом, губы будто одеревенели, в горле застрял комок, который юноша тщетно пытался проглотить. Найдя в себе силы, Йен тихо добавил: – Мне кажется, я послал сюда нечто ценное.

– Послал, верно, – пронзительно каркнул ворон. – И все сюда прибыло, но ты обязал меня отдать это ей, а не ему. Они долго спорили…

Харбард, странно растопырив пальцы, вытянул руку вперед, будто на что-то указывая. Пальцы его были толстыми, длинными, всю руку густо покрывала седая поросль. Из-за нее почти не был заметен даже шрам на тыльной стороне ладони.

– И вот теперь ее нет, она ушла. Чтобы укрыть камень в надежном месте, как она сказала. – Харбард вяло опустил руку. – Забралась на широкую спину Сильвертопа и, даже не обернувшись, ускакала прочь.

Такое Арни Сельмо мог понять: жена Харбарда уехала, чтобы хорошенько спрятать рубин Брисингов, о котором говорил Йен, и теперь этот человек, как и сам Арни, страдал в одиночестве.

Арни склонил голову в молчаливом сочувствии.

А Харбард вперил в него пронзительный взор.

– Ты кто такой будешь?

– Меня зовут Арни Сельмо, – ответил Арни, выпрямившись. Ему отчаянно хотелось убедить собеседника, что он еще далеко не старик, что он бодр, как четверть века назад, но отнюдь не хотелось выказать ему, что, как малое дитя, смущен взглядом хозяина этой хижины.

– Ах да, я помню тебя. В молодые годы ты был хоть куда! Да… – Харбард осекся и поднял руку в извинительном жесте. – Прямо беда, когда стареешь. Только и пересыпаешь в голове пережитое.