– Итак, – промолвил маркграф, – вы показали себя истинным мастером меча, однако это не основание для того, чтобы направить вас к Престолу с какими-то требованиями.

В таком случае к чему все это затевалось, маркграф? – мелькнул у Йена вопрос, хотя юноша, разумеется, не стал задавать его. Все же поединок содержал негласное условие: мол, вот выиграешь бой, и тогда…

– А не продолжить ли нам обсуждение за вечерним столом? – предложила маркграфиня, беря под руку супруга. – Мне бы хотелось послушать этого… весьма занятного молодого человека.

К удивлению Йена, маркграф кивнул.

– Очень хорошо, Марта. Йен Сильверстейн, вы и Ивар дель Хивал отужинаете с нами и, само собой разумеется, останетесь здесь на ночь, – произнес он, намеренно не сводя взора с Бирса Эриксона, потом повернулся к Арни. – Вашего слугу накормят в ваших покоях.

Иен готов был возразить, но глаза Арни лишь хитровато заблестели, когда он понял, что его приняли за слугу; не успел Йен и рта раскрыть, как Арни уже покидал зал в сопровождении нескольких слуг-вестри.

Подал голос Ивар дель Хивал:

– Очень любезно с вашей стороны, маркграф. Ваше приглашение – большая честь для нас. – Он церемонно отвесил хозяину поклон, после чего выразительным взглядом заставил поклониться и юношу.

– Большая честь… – эхом повторил Йен.

И тут снаружи донеслись громкие крики.

Это был маленький мальчик – как говорили, потому что сейчас судить было трудно. На земле лежал обуглившийся комок некогда живой плоти, в темном месиве проглядывали белевшие кости.

Оказывается, какой-то ребенок случайно дотронулся до копья и тут же, ослепительно вспыхнув, сгорел заживо. Никто не видел, как все произошло, хотя народу вокруг собралось довольно много.

Одна из очевидцев, маленькая девочка лет, наверное, четырех, может быть, пяти, продолжала плакать навзрыд, то и дело поднося ручонки к лицу и пристально разглядывая их, будто желая убедиться, что не ослепла. Другой свидетель, солдат с мокрым от слез лицом, увидел достаточно, чтобы броситься с докладом к Агловайну Тюрсону.

Йен невольно потер ожог на руке.

– Как же…

На плечо ему легла тяжелая ручища Ивара дель Хивала.

– Ни слова , – пробормотал он. – Ни слова, говорю тебе! – Ивар устремил взгляд на маркграфа. – Йен Сильверстейн предупреждал Агловайна Тюрсона, чтобы к копью не прикасались. Мы не хотели никому вреда.

Маркграф с каменным лицом медленно кивнул в ответ, оторвав взор от ужасного обгоревшего месива. Он посмотрел на юношу, потом повернулся к Ивару дель Хивалу.

– Да, он мне говорил.

– Кого… – начал Йен, тут же осекся, а потом все же продолжил: – Кого выставили для охраны копья?

Рука Агловайна Тюрсона крепче сжала рукоять меча.

– А вот это, Йен Сильвер Стоун, уже не твоя забота.

– Спокойно, – предостерег Ивар дель Хивал.

– Не возникай, Йен, – пробормотал стоявший чуть сзади Арни Сельмо. – Не забудь, мы на территории индейцев, и нечего ждать, что они задушат нас в объятиях.

– Но ведь это ребенок!.. Когда взрослый настолько глуп, что не прислушивается к разумным советам, это одно дело, вот ребенок не в состоянии верно оценить опасность.

– Знаю, знаю, – замахал руками Арни, предвидя возражения Йена. – Здесь свои законы, и пусть местные вершат справедливость. А если их справедливость не совпадает с твоей, тот тут уж ничего не поделаешь.

– Копье, – промолвил Ивар дель Хивал, судорожно глотнув.

– Его называют Гунгнир, – кивая, сказал маркграф. – Я наслышан о нем. Лишь ас может нести его без опасности для себя.

– Только Древние, – кивнул Йен, – или некоторые из нас… с особыми полномочиями.

Маркграф недовольно вскинул голову.

– Извлеките его из земли.

Йен стал натягивать перчатки.

– Как соизволите.

Взять древко было непросто; странное чувство охватило Йена, юноша казался себе самоуправляемой марионеткой – будто он сам натягивал нити, управлявшие всеми его движениями.

Сперва он ухватил древко одной рукой, потом другой, и тут вселенная будто рывком сместилась, и вот он – снова он, Йен Сильверстейн, стоит над испепеленными останками того, кто еще совсем недавно был маленьким мальчиком.

По лицу юноши медленно текли слезы.

До Торри, наверное, уже битый час доносился ритмичный стук топора – он сверился со своими карманными часами, – пока путники, взобравшись на вершину холма, не увидели раскинувшуюся перед ними Харбардову Переправу.

Погода явно портилась, портилась давно и серьезно. С запада надвигалась гроза – серовато-белесая масса кучевых облаков, отороченных по краям белыми барашками. Все это напоминало волчью стаю, которая, рассеявшись, преследует нескольких отбившихся от стада овечек.

Торри с поразительной ясностью представлял себе картину – лесной житель ставит кусок бревна на пень, сначала легко постукивает по нему, примеряясь для удара, после чего, размахнувшись как следует, раскалывает чурбан надвое. Затем все повторяется.

Раз!

На пне уже стоит следующий.

Раз!

Этот обитатель леса, должно быть, полон сил и здоровья, коль столько рубит, не сбиваясь с темпа.

А может, их там двое, рубят себе дрова на пару, совсем как Торри с отцом – один аккуратно подставляет круглые чурки, другой раскалывает их колуном.

Колоть дрова с отцом всегда было любимейшим занятием Торри. Еще совсем крохой он увязывался за отцом колоть дрова, и тот всегда брал его с собой. Обычно отец водружал чурбан на широченный древний пень у сарая, потом аккуратно втыкал в него лезвие топора, а уже Торри изо всех сил молотил по топорищу плотницким молотком.

Торри улыбнулся:

– Ты помнишь?..

– Еще бы, здорово напоминает дом! – Ториан Торсен ускорил шаг. – Если поторопимся, скоро будем на месте.

В свое время Торри было очень трудно осознать, что и отец, оказывается, способен ошибаться. А когда наконец юноша смирился с этим – черт побери, да все порой ошибаются! – пришлось поверить и в то, что отец способен на ошибки глупые. Например, упрямо идти навстречу грозе.

– Может быть, передохнешь, а, папа?

Челюсть отца дернулась.

– Мне кажется… – Он замолчал на полуслове. – Хорошо, если считаешь необходимым…

Торри невольно улыбнулся.

Мэгги – невозмутимая, закаленная Мэгги, неутомимый ходок, умудрявшаяся выглядеть свеженькой после двух суток пути, даже она поддержала это предложение и, не долго думая, скинула с плеч рюкзак.

– Пяти минут нам явно не хватит, так уж давайте ориентироваться сразу на десять. – С этими словами девушка решительно повесила свой рюкзак на выступавший из коры старого вяза сучок и тут же опустилась на землю, усевшись в позе лотоса – разгрузить натруженные мышцы.

– Короткий отдых нам не помешают, – высказался отец, хотя по тону Торри сразу же понял, что всякие задержки и тем более остановки противны его душе.

Сейчас самое время было подыскать себе надежное укрытие от непогоды. Глянув вниз на Харбардову Переправу, Торри попытался на глазок прикинуть расстояние до нее и скорость надвигавшейся бури. До того, как грянет гроза, они могли успеть спуститься к хижине паромщика; впрочем, могли и не успеть. Уж лучше переждать непогоду в лесу, где есть естественные укрытия от разбушевавшейся стихии; на раскисшей дороге ничего лучше протекающего шалаша наскоро не соорудишь. Но даже раскисшая дорога лучше, чем поле, рядом с которым она бежала.

Торри решился бы выступить с подобным предложением, если бы они были вдвоем, но ему не хотелось смущать ни отца, ни Мэгги – оба стеснялись друг друга.

Мэгги одарила юношу улыбкой – поняла, что он что-то замышляет.

– Попробую угадать, – сказала она, вставая и отряхивая приставшую к узким джинсам грязь. Одета девушка была точь-в-точь как Торри: джинсы, тяжелые туристические ботинки с серебряными пряжками и ковбойская рубашка, украшенная матерью Торри, – по здешним меркам этот наряд обеспечивал ей репутацию богатой дамы.