– Дай-ка я угадаю, – произнес юноша, удивленный собственным хладнокровием. – Призрак из прошлого Рождества, нет?

– Нет. – Лицо незнакомки скрывала тьма, но Йен почувствовал, что его слова вызвали у нее улыбку. – Ах, как здорово вновь помолодеть! – произнесла она. – Столько времени с тех пор прошло…

– Да, немало. – Йен и не расслышал, как подошел Осия. – Как твои дела, Боинн?

– Наверное, неплохо, любовь моя. – Силуэт отвесил нечто вроде поклона. – Старая, усталая… Но меня все еще помнят. Скалы, камни, деревья и травы – прекрасное общество, даже если скалы и неразговорчивы, а травы молчаливы.

Осия снова улыбнулся.

– Мне всегда больше нравилось беседовать с деревьями. Они отменные слушатели. – Сцепив пальцы вместе, он выставил руки вперед.

Ее силуэт на мгновение растаял, будто отдаленный мираж на раскаленной солнцем дороге, и тут же обрел материальность в облике молодой женщины, левая сторона лица у которой была ярко освещена, а правая – скрыта темнотой. Из-под нависших ярко-рыжих кудрей сверкали колдовской лукавинкой глаза. Ее одеянием служили облака, сплетенные светом, а босые ноги и не касались земли.

Вдруг лицо незнакомки нахмурилось.

– Вы принесли мне подарок?

Йен ждал, что же ответит Осия, но потом понял, что взоры обоих устремлены на него.

Подарок? Какой еще подарок?

– Проверь отвороты у себя на джинсах , – произнесло неизвестно где контральто.

Юноша нагнулся, чтобы действительно взглянуть на отвороты джинсов, однако ничего особенного там не обнаружил, за исключением дорожной пыли, нескольких травинок и маленького желудя.

Не желудь ведь?..

Он уже хотел зашвырнуть его подальше, но тут женщина подала голос:

– Ты посадишь его для меня в землю, когда настанет утро?

– Конечно, посажу, – пообещал Йен. – И водой полью.

Она кивнула:

– Прекрасный подарок. Когда-нибудь он превратится в великолепное дерево.

Незнакомка взмахнула рукой, и перед мегалитами возник гигантский кряжистый дуб с раскидистыми ветвями, взиравший на всех, будто почтенная старуха на любимых внучат.

– Может, тебе или детям твоим когда-нибудь придется переночевать под ним, он всегда будет рад принять гостей в свою прохладную тень. Ну а теперь, чего вам хотелось бы попросить у меня?

Йен будто воды в рот набрал, он понятия не имел, что им от нее нужно.

– Выспаться, – ответил Осия. – И при этом никого и ничего не бояться.

Женщина кивнула в ответ:

– Это я могу для вас сделать. На сегодняшнюю ночь, – Покачав головой, она вздохнула. – Только этого маловато.

– Боинн, – обратился к ней Осия, выйдя вперед и положив руку туда, где должно было находиться ее плечо. – Спасибо тебе.

И тут Йену пришлось перенести небольшой шок. Осия больше не шепелявил, пропали хромота, немощное бормотание… Старик стоял прямо, положив на плечо женщины правую руку, ту самую, парализованную. Которой он и в носу поковырять не мог.

– Это все, что я могу… и хочу сделать сейчас, – пояснила она. – Бывали времена, когда…

– Да, – отозвался Осия, – бывали, Боинн. – Двумя пальцами он коснулся своих губ, после чего поднес пальцы к ее устам. – И я с грустью вспоминаю о них.

Боинн молчала, безмолвствовал и Осия, пока до Йена не дошло, что необходимо что-то сказать в ответ.

– Я бы хотел… выспаться.

– Взамен на такой подарок, как это чудесное дерево? – спросила незнакомка серьезно.

– Разумеется, – заверил ее юноша.

– Да будет так. – Боинн провела ладонью у глаз, и весь мир мгновенно обратился в благодатную темень, непроглядную, ласковую и убаюкивающую…

Внезапно Йен сел, правая рука сама собой потянулась к «Покорителю великанов». Пальцы нащупали рукоять. Юноша тут же вскочил, путаясь в одеяле, и, чуть не завопив, со свистом выхватил меч из ножен.

Он стоял босой на холодной, влажной от росы траве в предрассветной мгле.

Боинн исчезла, вместе с ней исчез и дуб.

Арни Сельмо только натягивал ботинки, а Ивар дель Хивал уже был на ногах, с мечом в одной руке, другая сжимала кинжал.

– Все бронзовые шары Бенизира! Что произошло?

– Успокойся, ничего страшного. – Осия сидел, опершись спиной об один из мегалитов, словно мумия, завернувшись в одеяло, снаружи оставалась лишь голова. Речь его снова была невнятной, правая рука бессильно возлежала на колене. – Просто Йен меня разбудил. А тебе хорошо спалось? – обратился Осия к юноше.

Вопрос этот показался Йену идиотским, но… да, он спал прекрасно. Возможно, впервые за несколько лет. Оглядевшись, Йен впал еще в большее изумление. Солнце уже коснулось краем вершины холма, над головой сияло голубое, в барашках беленьких облачков небо.

Обычное, мирное утро.

Что же, все это было лишь сном? Или чем-то еще?

Он вложил в ножны «Покорителя великанов», потянулся за джинсами… За левым отворотом было пусто, а вот за правым лежали несколько травинок и маленький желудь.

Юноша стоял, косясь на желудь в руке, и голова его внезапно стала ясной, утреннюю сонливость как рукой сняло. Йен, ощутив внезапный прилив бодрости, почувствовал, как его переполняет энергия.

– Что ж, раз мы все на ногах, отправимся в путь, – сказал Арни Сельмо, начиная сворачивать спальные принадлежности. – Надо использовать светлое время суток.

Йен кивнул:

– Хорошо, я только посажу желудь в землю и полью его.

Удивленный Арни, судя по всему, готов был протестовать, но Ивар дель Хивал лишь кивнул в знак согласия. И Осия тоже.

– Это было бы просто здорово.

Золотистый свет раннего утра понемногу уступил место яркому солнцу утра позднего, готового отдать себя на милость жаркому полуденному светилу. А когда за полуднем стал угадываться закат, дорога, миновав седловину у подножия холма, вывела путников прямиком к Харбардовой Переправе.

Йен был почти уверен, что дорогу специально проложили таким образом, чтобы переключить внимание любопытствующих странников на вид внизу, где река Гильфи змеилась по замысловатому ковру долины и где быстрые ее воды переливались на солнце, как рыбья чешуя.

Все вокруг было зеленым, и золотистым, и черным – зелень леса, покрывавшего почти всю долину, перемежалась лишь ведущими к реке дорогами, которые сами напоминали узкие речушки с неподвижной, коричневатой водицей, черным был цвет свежевспаханных полей, а золотистый властвовал там, где обретавшие спелость колосья хлебов волновались ветром, подобно золотым озерам.

– Ну вот, – вымолвил Арни Сельмо, одновременно с Иваром дель Хивалом опуская носилки на землю (за время странствия оба добились поразительной слаженности действий), – стоило пройти столько хотя бы для того, чтобы окинуть взором всю эту красоту. – Удовлетворенный собственной тирадой, он кивнул, будто соглашаясь с собой. – Здесь все как-то ярче, и краски насыщеннее.

В миле или чуть дальше внизу стояли бревенчатые хижины, напоминавшие ту, в которой появился на свет президент Линкольн, – построенные из крепких бревен, а не из набившего оскомину пластика. Одна из хижин располагалась у самой воды, и перед ней был сооружен небольшой причал, у которого на привязи покачивалась утлая плоскодонка. При виде троса, идущего до противоположного берега, Йен невольно улыбнулся.

– Что смешного увидел? – поинтересовался Ивар дель Хивал, потирая руки, будто желая отмыть их после долгого странствия.

– Рад буду увидеть жену паромщика Фриду, – ответил Йен.

– А, вон оно что, – понимающе кивнул Ивар дель Хивал. – Эх, помолодеть бы, да чтобы не было в голове иных забот, как только приударить за молоденькой красоткой!

– Я не это имел в виду.

Вообще-то звали жену паромщика не Фрида, а Фрейя. Именно она наделила Йена даром бесстрашно взглянуть в лицо Огненному Герцогу, именно ее благословение дало ключ к победе. Именно Фрейе юноша вверил рубин Брисингов.

Но он не мог сейчас сказать об этом. Не станешь же просто так распахивать душу.