Он все еще протестовал, когда один из офицеров контрразведки протянул паспорт Шпрингеру.

— Похоже, настоящий, — сказал офицер.

— Да пусть он хоть золотой будет! — зло сказал полковник. — Пе пускайте его в экспресс. Идите и скажите ему, что паспорт вам кажется фальшивым и вы должны связаться с Берном. — Он посмотрел на Трабера. — А это займет очень много времени.

— Слишком много всего произошло одновременно, — заметил Трабер, глядя, как его заместитель, Майор Доблер, направляется к мебельному фургону. — Такое впечатление, что это отвлекающий маневр.

— Чтобы Волков смог сесть в поезд, — сказал Шпрингер. Внезапно он нахмурился. — Что-то здесь не так. Если бы это на самом деле был Волков, он проник бы в поезд под чужим именем. Не нравится мне все это…

На вокзале царила суматоха. Полицейские машины окружили мебельный фургон. Люди, придавленные мебелью, продолжали кричать. Завывая сиреной, рядом в фургоном остановилась машина «скорой помощи». Люди Шарпинского, организовавшие эту аварию, полагали, что смогут безнаказанно скрыться, воспользовавшись обшей суматохой. Бросившись к эскалаторам, ведущим в подземный торговый центр, они выбежали на другой стороне Ванхофплац, сжимая в руках пистолеты.

Увидев полицейских, они стали стрелять по толпе, чтобы вызвать панику. Два полицейских тщательно прицелились и произвели по два выстрела. Водитель фургона упал замертво. Его сообщник прожил на пять секунд дольше.

Продолжая играть роль советского капитана, Клаус Егер подошел к Шпрингеру и вырвал у него из рук свой паспорт.

— Москва вам этого не простит! — пригрозил он. — Это вызовет дипломатические осложнения…

Шпрингер смотрел, как Егер быстрым шагом направился к «мерседесу», за рулем которого в форме советского шофера сидел Накен. Когда майор Курт Доблер вернулся, чтобы доложить об аварии мебельного фургона, Шпрингер забрал у него уоки-токи и быстро заговорил в микрофон:

— Всем машинам без опознавательных знаков следовать за советским лимузином, используя челноковую систему. То же самое относится к радиодетекторным фургонам! Не теряйте время!

Передав уоки-токи Доблеру, он посмотрел на Трабе ра.

— Мне пора возвращаться в поезд…

Когда Накен направил свой лимузин в сторону Цюрихберга, операция, которую приказал начать Шпрингер, развивалась- по всем правилам. Водитель одного продуктового фургона, едущий впереди советского лимузина, следил за ним в зеркало заднего вида и, когда тот повернул на дорогу, ведущую в сторону Цюрихберга, сообщил об этом всем остальным машинам.

Заехав во двор фешенебельной виллы — возле ворот их, как всегда, ждал человек, — оба террориста были уверены, что за ними никто не следил. Зайдя в дом, Накен — одновременно он был и радистом — стал передавать шифровку профессору Мохнеру, который затем передал ее в Москву. В ней сообщалось, что полковник Игорь Шарпинский сел в «Атлантический экспресс».

Через десять секунд два радиодетекторных фургона остановились возле трайлера, принадлежащего известному метеорологу. Профессор Мохнер как раз закончил передавать шифровку в Москву, когда в дверь постучали. Он открыл ее и увидел наставленные на себя пистолеты.

— Я знал, что рано или поздно это произойдет, — сказал он.

Ровно в 23.00 «Атлантический экспресс» выехал с цюрихского вокзала, направляясь в Базель. Только что севшие пассажиры устраивались в своих купе, слушая рассказы о лавине, которая чуть не накрыла собой поезд. Когда экспресс тронулся, Хорхе Сантос все еще стоял у окна. Внезапно он заметил стоящую на платформе тележку носильщика. Нахмурившись, он вернулся в свое купе и увидел, что у него гость.

— Здравствуй, Никос, — сказал Гарри Уогрейв. — Думаю, пора объединить наши силы.

— Согласен, — ответил Никое Леонидес. — Полковник Игорь Шарпинский только что сел в поезд…

Три года назад в Афинах Гарри Уогрейву пришла в голову идея, что Никос Леонидес, стойкий антикоммунист, может проникнуть в советскую диверсионную ячейку на Балканах, предложив себя в качестве убийцы.

— Я подозреваю, что среди сотрудников советского посольства в Афинах находится и полковник Шарпинский, — объяснил англичанин. — Надо войти к нему в доверие…

— Тут надо действовать изобретательно, — предупредил Леонидес.

— Тогда мы покажем ему трупы, — нахмурившись, сказал Уогрейв. — Трупы выдающихся греческих антикоммунистов, которых он хотел бы видеть мертвыми…

Уогрейв в то время работал на британскую секретную службу, однако это не мешало ему заниматься делами «на стороне». Когда Леонидесу удалось уговорить Шарпинского, чтобы тот дал ему возможность Показать себя, он вместе с Уогрейвом организовал три «„убийства“.

Первой „жертвой“ стал пожилой редактор одной из ведущих столичных газет, ярый антикоммунист и близкий друг Леонидеса. Понимая, что он является мишенью для советской разведки, редактор согласился с планом. Обломки его машины обнаружили у подножия скалы, и полиция пришла к выводу, что труп редактора унесло в море. На самом же деле редактора отвезли на катере на один из греческих островков, где он до сих пор жил в свое удовольствие.

В нужное время свое согласие дали и две другие „жертвы“, соратники Леонидеса по борьбе с коммунистами. Как и редактор, они были вдовцами, не имея близких родственников. Один из них, политик» «погиб», когда его самолет взорвался от подложенной бомбы. Правда, сам он спрыгнул на паршюте задолго до взрыва. Второй, крупный чин греческой секретной службы, уже собиравшийся на пенсию, «был ликвидирован», когда его машина взорвалась от поворота ключа зажигания. Останки человеческого тела, найденные в радиусе ста метров, принадлежали трупу, которого Леонидес похитил в морге.

Все три «жертвы» жили на одном из маленьких греческих островов на деньги, которые Леонидес добыл, ограбив банк. Причем при этом ограблении никто не пострадал. Шарпинский считал, что приобрел специалиста по инсценировке «несчастных случаев», которые никак не были связаны с действиями советской разведки.

Прежде чем вылететь из Монреаля в Европу для проведения операции по спасению Анжело, Гарри Уогрейв дал телеграмму Леонидесу, чтобы тот отправился в Милан и позвонил полковнику Шарпинскому по специальному номеру. Шарпинский клюнул на приманку и приказал Леонидесу сесть на «Атлантический экспресс». Ему была поставлена задача — убить Маренкова при первой же возможности.

— Думаю, он до сих пор рассчитывает на меня, — с ироничной улыбкой сказал грек, глядя на Уогрейва.

— Откуда ты знаешь, что он пробрался в «Атлантический экспресс»? — резко спросил Уогрейв.

— Потому что меня проинструктировали, чтобы на вокзале в Цюрихе я стоял у окна и, если Маренков все еще жив, держал трубку в левом уголке рта…

— Так кто же Шарпинский?

— Понятия не имею… — Леонидес развел руками. — Я внимательно наблюдал за пассажирами, но никто из них ни разу не посмотрел на меня. В этом и заключалась моя ошибка…

— Какая ошибка?

— Я полагаю, что он прошел через барьер под видом носильщика. — Леонидес рассказал о тележке, которую увидел на перроне, когда поезд отъезжал от платформы. — Ни один носильщик никогда не бросит свою тележку, — объяснил грек. — А сейчас он принял вид одного из многочисленных пассажиров, которые сели на поезд в Цюрихе. Что мне теперь делать? — внезапно спросил он. — И чем займется Анна, которая находится в соседнем купе?

Жена Леонидеса, которая погибла во время взрыва бомбы, брошенной коммунистами в центре Афин, была сестрой Анны Маркое. «Их ненависть работает на меня», — подумал Уогрейв, глядя на высокого грека.

— Ожидайте моих приказаний, — сказал англичанин. — Кстати, полагаю, это ты застрелил двух террористов, которые остановили экспресс во время лавины?

— Это был мой скромный вклад в общее дело, ответил Никос Леонидес.

— Ожидайте моих приказаний, — повторил Уогрейв, — и ничем не выдавайте себя. У меня такое предчувствие, что до конца нашего путешествия придется воспользоваться не совсем законными методами. Поэтому давай представим, что мы опять в Афинах.