Она резко отвернулась и запахнулась в плащ. Элоф хотел было обнять ее за плечи, но Керморван решительно отвел его руку в сторону. Воин обеспокоенно хмурился и качал головой.
— Лучше оставь ее в покое, — тихо сказал он, переворачивая полоски копченой оленины, жарившейся на углях. — Она рассержена и испугана, да и кто бы не испугался на ее месте? Но в ее словах я слышал только вопросы. Ее терзают сомнения, а не уверенность. Мы постараемся найти ответы, когда она будет готова слушать, а пока что ей лучше отдохнуть. Когда поедим, вы с Роком тоже ложитесь спать, а я посторожу.
Элоф пытался заснуть, но тревоги и заботы минувшего дня врывались в его сны и резко нарушали их течение или зловеще маячили на границе пробуждения, словно хищные звери. Ему казалось, будто он слышит голоса, говорившие о войне, смерти и опустошении, а потом обратившиеся к другим, более высоким, но тоже далеко не веселым вопросам. Внезапно он осознал, что бодрствует, хотя его тело как будто налилось свинцовой тяжестью, и он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Он слышал глуховатый голос Иле и ясную речь Керморвана, беседующего с ней.
— Разве это не случится снова, как случалось везде, где есть люди? Мы различны не только обликом; даже наши мысли текут в разном направлении. Мы можем думать и жить как вы — поверхностно и на поверхности, — но лишь немногим из людей дано последовать за нами в более глубокие воды. Вы с Элофом принадлежите к их числу, но не Рок, хотя он по крайней мере может видеть и проявлять уважение. Но всегда будет больше других, неразумных людей, отвергающих то, что они не в состоянии понять.
— Среди дьюргаров, без сомнения, тоже найдется немало скептиков. Я сталкивался с подобным отношением и у той, и у другой расы. Но если с обеих сторон будет достаточно желающих пойти навстречу друг другу, то не пройдет и двух поколений…
— Если? В этом-то и заключается самое большое различие, непреодолимое для рассудка. Нужна другая, более мощная сила, но люди обделены ею. Вы не можете чувствовать так же глубоко, как мы. Вы не можете постичь наши мысли, не говоря уже о побуждениях, которые движут нами. Ваши души плещутся в мелкой воде, не подозревая о глубинах.
— Разве? Среди людей тоже есть такие, чьи думы текут глубоко, как ваши темные подземные реки, а чувства и страсти не менее сильны! Посмотри на него. В нем теплится скрытый огонь, готовый вспыхнуть от малейшего прикосновения его мысли. Он прошел весь этот долгий путь из-за любви к девушке, с которой за всю свою жизнь виделся лишь дважды и провел не более одного часа!
Наступила тишина. Когда Иле снова заговорила, тон ее голоса изменился.
— Действительно, он больше похож на нас.
— Значит, не у всех людей сердце такое же холодное, как у меня…
Иле насмешливо фыркнула.
— Ты же не слепая подземная рыба! — Теперь в ее голосе слышалось злобное веселье. — Тебе знакома любовь, не отпирайся. Леди Терис могла бы кое-что сказать об этом, если бы тебе хватило смелости спросить!
— Мне? Меня учили относиться к женщинам почтительно, с уважением, с…
— Избавь меня от проповедей! Кроме того, ты любишь его…
Было совершенно ясно, кого она имеет в виду. Элоф едва не вскочил с места, но тут же подавил улыбку при звуках сдавленного голоса Керморвана.
— Но не так же!
Царственное возмущение, прозвучавшее в этих словах, сменилось невеселым сдавленным смехом; Элоф догадался, что Иле, по своему обыкновению, пихнула Керморвана под ребра.
— Знаю, знаю — чем больше я сопротивляюсь, тем глубже входит эта колючка! Да, я в самом деле полюбил его… как и Рока. И тебя, хотя один Амикак знает почему!
Его голос смягчился.
— В конце концов, он славный юноша, и его трудно не любить тем или иным образом. Иногда мне кажется, что даже ты…
— Даже я! — отозвалась она с силой, поразившей и встревожившей Элофа. — Что тебе известно об этом? С таким же успехом он мог бы и не замечать меня… будь проклято его мастерство! А ты — тот человек, который хочет сблизить наши расы? Тупица, слепец, разве ты не видишь, как трудно это сделать? Разве ты не понимаешь, что может сподвигнуть обе стороны на такой неслыханный поступок? Мы выглядим непривычно друг для друга, мы даже пахнем по-разному…
— Людям ты кажешься по меньшей мере красивой…
— Благодарю вас, сир, но разве такой же прекрасной, как ваши стройные и воздушные красавицы? С золотистыми или рыжими волосами… или с каштановыми, как у некой дамы из Лис Арвален? Сомневаюсь. А нам, долговязый, ты кажешься вытянутым, словно тень, слабым, как соломинка, тощим, как…
— Без сомнения, — невозмутимо перебил Керморван. — Поэтому если мы хотим пробудить теплые чувства друг к другу, то должны смотреть глубже и искать общие черты, а не различия. Это можно сделать. Разве мы сами не пришли к этому, до определенной степени?
— Да, но нас вынудили к этому особые обстоятельства, — неохотно признала Иле. — Другим понадобятся веские причины.
— О таких делах правители не могут решать, но вожди могут вести за собой… если им это по силам.
Наступила такая долгая пауза, что Элоф почти утратил тонкую нить внимания, благодаря которой он балансировал на грани сна и бодрствования.
— Как я уже говорил, я не вождь и не правитель, — наконец произнес Керморван. — Но разве нам не стоит почаще обсуждать эту тему, принцесса Старшего народа?
— Да, если я смогу удержаться от смеха. По крайней мере, верзила, ты улучшил мне настроение… и он тоже. Посмотри на него — он спит как ребенок, однако в нем заключёна мощь, способная противостоять воле Сил! Наверное, нам стоит обратиться к нему за помощью, чтобы он сковал наши расы так же прочно, как сковывает металлы, создал сплав сердец, амальгаму умов…
— Может быть, — согласился Керморван без малейшей иронии в голосе. Элоф услышал, как он отодвинулся в сторону и вздохнул. — А пока что мне, как и другим детям, тоже нужно поспать. Оставляю тебя на страже, но подумай о нашем разговоре! Запомни его хорошенько!
После этого Элоф слышал лишь слабое потрескивание угасающих углей костра. Значит, вот каким его представляют со стороны? Он хотел открыть глаза и посмотреть на небо, но усилие оказалось чрезмерным; мысли начали путаться, и сознание закружилось в водовороте, увлекавшем его в темные глубины, подобные речным омутам в пещерном царстве Иле. Его последней мыслью было, что на свете есть еще более глубокие воды.
На следующее утро Элоф проснулся от лучей весеннего солнца. Он чувствовал себя хорошо отдохнувшим, а его спутники вели себя как обычно и выглядели настолько спокойными, что он начал сомневаться, не приснился ли ему ночной разговор. Когда воздух немного прогрелся, Иле решила искупаться в ледяном ручье, и они даже слышали, как она напевает веселую песенку, плескаясь в воде.
Несмотря ни на что, Элофу пришлось перебороть внезапный приступ сомнения и растерянности. Ее чувства к нему, его чувства к Каре, чувства Кары по отношению к нему — как много он на самом деле знал об этом? Что он хотел получить от них обеих? Нелепо, неразумно желать, чтобы Иле сопровождала его повсюду, словно преданная собака, пока он ищет… кого? Ускользающую тень, девушку, с которой он едва знаком. Что он знал о Каре, кроме холодных и прочных цепей, преграждавших ей путь к свободе, и имени существа, державшего ее в неволе? Зачем гнаться за журавлем в небе, когда совсем рядом… Он не осмелился додумать эту мысль до конца. Но еще долго в последующие дни он не мог избавиться от щемящего ощущения утраты, даже в мыслях о Каре.
Теплые лучи весеннего солнца наполнили путников новой энергией, и они бодро спускались по извилистому пути и легко, словно горные козы, перепрыгивали с камня на камень. Недалеко внизу ручей разливался в небольшой пруд под гребнем между двумя круглыми холмами; вода стекала через край с глухим рокотом, напоминавшим бой отдаленных барабанов. Путники забрались на гребень по каменным осыпям у берега пруда и вышли на ровную площадку над невысоким водопадом. Путь впереди более не был прегражден горными пиками, склонами или отдельными скалами. Отсюда они впервые могли видеть древние Восточные земли Бресайхала.
