Первым впечатлением Элофа была мысль о самоцветах — сапфирах и изумрудах. Вся местность внизу, начиная от крутого склона, уходившего от его ног к широким лесным пространствам, до силуэтов покатых холмов на северном горизонте и ровных лугов на юге, переливалась всевозможными оттенками зеленого цвета, подернутая легкой дымкой из-за расстояния. Сапфирами были водоемы, мелькавшие и поблескивавшие среди зелени; казалось, они вобрали в себя небесную лазурь за клочковатыми белыми облаками. Но и облака имели свое отражение на земле. Далеко внизу, в окруженной деревьями лощине собрались остатки утреннего тумана — белизна, более чистая, чем Лед, сияющее молочное озеро, взбитое ветром в подобие морской волны, готовой разбиться о прибрежные скалы.

— Или манящей руки… — прошептал Керморван, остановившийся на самом краю утеса. Его взгляд парил над просторами, словно орел, проплывающий в вышине, в глазах мелькали солнечные отблески, а голос был исполнен радости и благоговения. — Смотрите, какая богатая земля! Ее никогда не касалось мертвящее дыхание Льда; самое большее, что он мог наслать через эти горы, — дурную погоду. А возле побережья климат должен быть более мягким, как на западе…

— Прекрасные земли, но дикие и невозделанные, — заметил Рок. — Если Лед не касался их, то и человек не приложил руку. Не похоже, что мы найдем здесь много народу!

— Здешнее население всегда было немногочисленным, — спокойно ответил Керморван. — Морваннек стоял на побережье, но отсюда мы еще не можем видеть его. Там цель наших поисков — узнать, осталось ли что-нибудь от города и можно ли заселить эту землю.

Элоф почувствовал, как теплая обнажённая рука скользнула ему под локоть и крепко привлекла к себе; Иле не питала любви к высоте и открытым просторам, и он испытал слабое удовлетворение оттого, что она обратилась к нему за поддержкой.

— А после этого нам останется только вернуться домой живыми и здоровыми, — проворчала она. — Задачка не из простых! Но мне ясно одно: мы не ускорим наши поиски, если будем сидеть на краю утеса и глазеть с разинутыми ртами!

Они рассмеялись, признав ее правоту. Однако для Элофа после первозданного буйства Леса и безжизненных владений Льда спокойная красота и гармония этого зрелища была благотворной как для взора, так и для духа; поспешный уход претил ему, словно необходимость покинуть захватывающее представление, не дождавшись развязки. После того как остальные спустились вниз, он немного задержался и посмотрел на восток, где солнце, выславшее далеко вперед эскорт облаков, щедро заливало землю золотистым светом. Его взор привлекло черное пятнышко среди потоков расплавленного золота, едва различимый силуэт, паривший под облаками. Он смотрел прямо на восходящее солнце, затенив глаза рукой и напряженно щурясь, пока цветные пятна, танцевавшие на сетчатке, не ослепили его до такой степени, что он едва не потерял равновесие.

— Что ты делаешь, тупица? — сердито спросила Иле, которая помогла ему спуститься, пока он приходил в себя. — Что ты там видел?

— Черные крылья, — пробормотал он. — Черные крылья на пути восхода, как мне было обещано. Теперь пора идти.

Спуск привел их к подножию водопада, где цветы и травы уже росли среди камней, и продолжился по крутым склонам, где обнаженные кости земли все еще торчали сквозь тонкий кожный слой почвы. Однако даже здесь трава росла пышнее и гуще, особенно вдоль ручьев. Через некоторое время путники вышли на горный луг, заросший разнотравьем высотой по плечо Керморвану и похожий на глубокий зеленый пруд, где они, словно неуклюжие рыбы, проплывали в зарослях колышущихся стеблей. Вокруг все чаще встречались ели и сосны, но внизу они могли видеть широкие кроны лиственных деревьев, покрытые молодой зеленью. Еще до исхода дня они оказались в смешанном лесу, до краев наполненном жизнью, где было в избытке света, воздуха и проточной воды. Они шли среди сосен, бальзамических пихт, серебристых берез и раскидистых буков, подмечая звериные тропки и следы маленьких лап на влажной земле. Среди ветвей порхали птицы, в омутах плескалась рыба, ловившая неосторожных мотыльков. По крайней мере здесь можно было не опасаться голода; в таком лесу рыбалка и охота были удовольствием, а не тяжкой необходимостью.

Так продолжалось и в следующие дни, пока они спускались через лесные угодья к прибрежным низменностям. Они проходили среди белых берез, вязов и пеканов; в одну ночь вставали лагерем под дубом, одетым молодой листвой, а в другую под сенью каштанов, нависавших над головой, как ступенчатые башни в жемчужном утреннем тумане. Элоф, помимо своей воли, тосковал по огромным секвойям северных лесов, а Керморван с печалью вспоминал об ольховых рощах своей родины. Здесь ольха росла лишь в виде низкого кустарника по берегам ручьев, под сенью вязов, тополей и плакучих осин с трепетной листвой, гораздо чаще встречавшихся здесь, чем на западе.

Двойной ряд высоких тополей, подсвеченный лучами восходящего солнца на гребне соседнего холма, привлек внимание Элофа несколько дней спустя. Он позвал своих спутников, возившихся у костра, и они убедились в том, что тополиная аллея имеет странно симметричный вид, а деревья растут через равные промежутки. После молниеносного завтрака они отправились на разведку, но еще задолго до вершины холма заметили нечто другое, окончательно подтвердившее их предположения. Когда они наконец продрались через густые заросли кустарника, то оказались на дороге, очень похожей на северную, если не считать ширины и состояния сохранности. Каменные плиты, которыми она была вымощена, растрескались во многих местах, из щелей выглядывала трава и другие растения, но все же камень держался, и, за исключением обочины, взрыхленной корнями тополей, лишь незначительная часть мостовой заросла полностью.

— Я видел участки наших Высоких Дорог в куда худшем состоянии, — заметил Рок. — Неужели люди расчищали ее или она настолько прочная?

— Уже много лет ни один человек не проходил по этой дороге, — отозвался Керморван и указал вниз по склону холма, где кусты боярышника и куманики переплетались ветвями над плитами мостовой. — Да, ею пользовались после падения Морвана, но теперь она скорее всего превратилась в звериную тропу. Впрочем, она ведет на восток, и у нас нет лучшего ориентира. Дальше мы пойдем этим путем!

Дорога в самом деле оказалась хорошим ориентиром. Часто путникам приходилось прорубаться сквозь заросли кустарника мечом и топором, но, закаленные в странствиях по более суровым местам, они без труда справлялись с этой задачей. Они быстро продвигались вперед и отклонялись в сторону лишь для того, чтобы поохотиться или искупаться в ближайшей реке. Дорога наконец вывела их из лесов и перелесков; она вилась длинной серой лентой среди травянистых холмов, некогда служивших богатыми пастбищами для скота, и продолжалась вдоль края широкой равнины. Казалось, теперь равнина была покрыта сплошным ковром луговых трав, но Керморван, срывавший стебельки многих растений, обнаружил среди них злаки, выращиваемые людьми.

— Все заросло травой и сорняками, — пробормотал он, пнув ногой придорожный бугорок, заросший чертополохом. — Видите, здесь когда-то стоял межевой камень. Где-то поблизости находилась ферма или даже целая деревня. Может быть, даже за тем низким курганом, где дорога поворачивает без видимой причины.

Проходя мимо, они в молчании смотрели на заросшие руины, почти неразличимые среди травы и кустов.

— Интересно, сколько времени должно пройти, чтобы человеческое жилье дошло до такого состояния? — наконец поинтересовался Рок.

— Может быть, пятьсот лет, — ответила Иле. — А может быть, вдвое больше. Это место было заброшено задолго до того, как люди перестали обрабатывать поля.

— Согласен с тобой, — угрюмо сказал Керморван. — На этой земле жили сотранцы, которые впоследствии бежали на запад и основали Кербрайн. Те, кто остался, пытались спасти остатки…

Его голос пресекся, но Элоф, прочитав его мысли, не мог не высказать их вслух.